Экзистенциональный анекдот.

    Они познакомились у общих знакомых на просмотре американского фильма ужасов. Вообще-то Наталья Дмитриевна должна была идти в театр со своим ухажером, многообещающим сценаристом Вороновым: пышные усы, смолянистые волосы, сверкающие глаза - чистый янычар. Но в последний момент он заявил:
    - Натали, прости, но мне надо быть срочно на студии.
    - Послушай, Воронов. Мне надоело твое вранье. Два года вешанья лапши - это слишком. Натали, люблю! Натунчик, завтра развожусь! Довольно, mon cher! Il suffit, - сказала Наталья Дмитриевна по-французски. - Я и так слишком многим пожертвовала…
    - Ох! Ох! - перебил ее сценарист. - Какой пафос! Какие позы! Мы пожертвовали. А я что, по-твоему, не жертвовал? Да я только для тебя жил и живу.
    - Для меня, но с другой, - Наталья Дмитриевна разрыдалась.
     - Ну, Натали. Ну, не сердись. Ну, право, я не могу смотреть на эту мокротень. Ну, ей Богу сегодня все решится. Я ухожу из семьи. Клянусь! Решено! Вот смотри. - Воронов стал неистово осенять себя крестами.
    - А ты сходи к Крымовым, - закончив, сказал он. У них сегодня просмотр какого-то ужастика. Собирается "бриллиантовая молодежь". Может с кем более достойным, чем я познакомишься.
    Воронов потрепал Наталью Дмитриевну, как девочку, за щечку.
    - И пойду! - заявила сквозь слезы Наталья Дмитриевна. - И познакомлюсь. Ты мне со своими "завтрами" надоел хуже общепитовского винегрета.
    - Натали, но как же ты можешь. Ты ведь знаешь, как я неровно на тебя дышу. Ты моя муза, Натали! Я тебе обещаю, что в ближайших два, ну максимум три дня все решится.
    Затем последовала жаркая постельная сцена. Наталья Дмитриевна размякла в объятиях и поцелуях искусного любовника и все простила.
    Уже в дверях Воронов еще раз коснулся губами мочки ушка Натальи Дмитриевны.
     - Два дня. Максимум три, - сказал он, и исчез в туманном осеннем дне.
    
    Наталья Дмитриевна повздыхала, побранилась, выпила кофе с коньяком, выкурила хорошую американскую сигарету, и подумала: - "Может и впрямь пойти к этим Крымовым? А! Пойду!"
    Наталья Дмитриевна подошла к зеркалу. Немножко пудры и крема. Чуть - чуть туши. Облачко парфюма, шелк, капрон… И вот уже из зеркала смотрит не женщина, а богиня.
    Кем была и чем занималась Наталья Дмитриевна? Да ничем особенным. Восхитительная женщина, вращающаяся в столичной кинотусовке.
    Ах! как она была хороша в этот вечер. Но если бы только в этот! Наталья Дмитриевна была очаровательна всякий день. Изящная женщина. Ночная сказка. В Натальи Дмитриевне, по словам настоящих ценителей женской красоты, удачно сочетались темпераментный восток и холодный запад. Голубые с зеленоватым кошачьим оттенком глаза. Лишающие покоя черные пышные волосы. Большая грудь на осиной талии. А ноги, какие у Натальи Дмитриевны были ноги! Обтянутые темным капроном, они являли собой совершеннейшее произведение искусства. Редкий мужчина, проходя мимо Натальи Дмитриевны, не оборачивался ей вслед…
    - А вот и наша Наталья Дмитриевна пожаловала. Проходите. Проходите. А где ваш "черный ворон"? Понимаю, понимаю. Кружит, парит, творит... - приветствовал Наталью Дмитриевну хозяин квартиры.
    После "глотка" красного бордо собравшиеся уселись у телевизора.
    Фильм Натальи Дмитриевне не понравился. Крики, кровь, вой бензопилы, хруст ломающихся конечностей. Женская половина ежилась, вскрикивала, пряталась за спины спутников, одним словом, выказывала страх. А Наталью Дмитриевну все эта "кинохренотень" только раздражала и злила. И не столько еще фильм, как сидевший подле нее молодой субъект постоянно выкрикивавший - "Прекрасный ракурс" "Разноплановый монтаж", "Смазанный передний план"… Натальи Дмитриевне так и подмывало опустить на его умную голову что-нибудь тяжелое.
    Но вот гнусавый переводчик прочел участников фильма. Кассета остановилась. Телевизор замельтешил.
    - Высокий класс.
    - Умеют же делать.
    - Да, это вам не "Сын земли", - понеслось послесеансовое обсуждение картины.
     - А по мне, ерунда ерундой. Хуже порнографии, - вынесла свое заключение Наталья Дмитриевна.
    - Ну, Наталья Дмитриевна, у вас и сравнения. Порнография это порнография, а это, как ни крути, художественное кино.
    - Оно такое же художественное, как я искусственная.
    - Господа! Господа, прошу к столу. Так сказать, на "petit fourchette", -позвала с кухни хозяйка квартиры. Гости, забыв об эстетических спорах и вкусах, дружно устремились к столу. Фуршет состоял из черной икорки, ржаного свежего хлеба, финского сервилатика, крабового салатика и легких напитков в виде шведской водочки "Абсолют" для джентльменов и "Советского шампанского" - дамам. От шампанского у Натальи Дмитриевны разболелась голова, и она засобиралась домой.
    - Ну, куда же вы в такую ночь, Натали? Нет, нет и нет. Без провожатого мы вас не отпустим.
    В провожатые был выделен Юрий Михайлович Бойков. "Будущее светило отечественного кинематографа", как представила его хозяйка. Наталья Дмитриевна узнала в нем раздражавшего ее своими репликами субъекта.
    
    Юрий Михайлович - белокурый, пухлый, толстогубый молодой человек, - разом напоминал и ангела с рождественской открытки, и героя повести Астрид Линдгрен Карлсона.
    - Вам, что, действительно, не понравилось? - поинтересовался Юрий Михайлович, выходя из подъезда.
    - В смысле? - непонимающе посмотрела на него Наталья Дмитриевна.
    - В смысле - фильм? - уточнил Юрий Михайлович.
    - Ааа… - Наталья Дмитриевна забавно повела бровью. - Чепуха.
    Я не люблю такие ленты, - натягивая на изящные пальчики лайковые перчатки, ответила Наталья Дмитриевна.
    - И, тем не менее, вы их…
    - Чистейшей воды случайность, - упредила ответ Наталья Дмитриевна.
    - Случайность суть закономерность. Вам в какую сторону? - поинтересовался Юрий Михайлович.
    Наталья Дмитриевна пробежала оценивающим взглядом по провожатому: дорогой кожаный плащ, светлое кашне, очки в модной оправе, элегантный зонт, добротная обувь, импортный парфюм, правда, с каким-то неприятным сладковатым привкусом формалина. "Словно трупом пахнет" - отметила Наталья Дмитриевна и махнула ручкой в направлении таксомоторной стоянки.
    - Значит, не нравятся такие фильмы, - заговорил Юрий Михайлович, когда они вошли в небольшой скверик, ведущий к центральной городской магистрали.
    - Решительно нет, - резко ответила Наталья Дмитриевна, - по мне, так порнография и то смотрибельней, и куда реалистичней.
     - Не буду спорить! Порнография и впрямь самый реалистичный из всех жанров кино. Но вы посмотрите на триллер с другой стороны. Кровь. Насилие. Террор. Все это присуще, и я бы даже сказал, необходимо, человеческой жизни.
    
    Сквер, по которому они шли, весьма гармонировал с определениями, коими ловко жонглировал Юрий Михайлович: триллер, ужас, террор.
    Темный, сырой, пустой продуваемый холодным ветром, он здорово походил на киноплощадку для Хелоувинского ужастика.
    Цветом больной печени светили редкие фонари. Квадратные невысокие скамейки напоминали могильные надгробия. Мусорные баки - раззявивших рты монстров. Сквозь легкий туман и дым лиственных куч пробивалась синюшная луна. Зловеще скрепили деревья. Их голые тонкие ветки, точно пальцы скелетов, тянулись на встречу путникам.
    
    - Уф - уфффф, - филином ухала оторванная ветром реклама прохладительных напитков…
    - Современное общество практически лишено острых ощущений. Жизнь размеренна и пресна. Дом, работа. Работа, дом. Подобные фильмы дают человеку побыть убийцей, насильником, маньяком и насладиться страданиями. Ведь страдания - это разновидность красоты. Возможно, той, которая и спасет мир? Другое дело, что настоящих фильмов ужасов нет. Уверяю вас, нет! Так суррогат. Но дайте время, и я совершу революцию в области так называемых, "horror films", - без доли смущения заявил Юрий Михайлович Бойков.
    - А у нас и снимать ничего не надо. Выйди ночью на улицу, вот тебе и готовый фильм ужасов. Вы посмотрите вокруг. Бррр, - Наталья Дмитриевна зябко поддернула плечами.
    - Вообще-то вы правы. Ужасов у нас в жизни предостаточно. И им у нас всегда найдется, как и подвигам, достойное место! - игриво произнес Юрий Михайлович. И серьезным тоном: - может, именно потому, что их так много, что у нас нет подобного кино?
    - Да нет, тут дело не в кино, а в чем-то другом, - возразила Наталья Дмитриевна. - Наше кино воспитывает, воспитывает новую породу людей, а получаются какие-то монстры: пьянь, рвань, бескультурщина.
    - Да какое наше кино!? Кинематографическая отрыжка это, а не кино, - воскликнул Юрий Михайлович. - Да и откуда ему взяться, если у нас нет мало-мальски приличных режиссеров?
    - Ну отчего же? Один Тарковский чего стоит! - возразила Наталья Дмитриевна.
     - Тарковский! Вы еще Александрова с Пырьевым назовите. Да что ваш Тарковский!? Все вокруг только и делают, что кричат. О! Тарковский! Ах, Андрей! Первосвященник! Кинематографический мессия! А по мне, так он вторичен. И вся эта Тарковщина - бред и пошлятина. Ну, скажите мне, что он сказал нового в искусстве? Какие новые режиссерские ходы открыл? Ну, скажите?
    Наталья Дмитриевна неопределенно пожала плечами и подумала:
    "Пристал как банный лист к причинному месту".
    - Да ничего он не сказал! - ответил за нее Юрий Михайлович. Муссирует набившие оскомину дилеммы: добро - зло, преступление - наказание. А этого ничего не существует. Ибо человеческая жизнь - суть экзистенциональный анекдот. Я уж не говорю о чисто технической стороне его картин. В них масса провисаний, пустот и несущественных деталей. А как он опаскудил Лема? Как опустил он "Солярис"!
    
    Юрий Михайлович разошелся. В эти минуты он был хорош. Глаза сверкали. Руки порхали. Голос звучал торжественно и где-то даже эротично. Во всем облике будущего режиссера было что- то чарующее и пугающее. Придет время и я…
    Но тут подошел таксомотор, и Наталья Дмитриевна так и не узнала, что такое собирался свершить Юрий Михайлович.
    Ни номера телефона, ни координат Наталья Дмитриевна не оставила.
    Ю. М. Бойков, увы, не подходил Натальи Дмитриевне ни к ее плащу, ни к ее шляпе.
    Прошел день. Прошел и "максимум второй" Воронов не звонил. На третий раздался звонок. У аппарата был Юрий Михайлович Бойков.
    - Как вы узнали номер моего телефона? - удивилась Наталья Дмитриевна.
    - Выцыганил у Крымовых, - сознался будущий режиссер.
    - Для чего?
    - Хочу угостить вас отличным, прекраснейшим кофе в одном маленьком восточном кафе. Кофе там фантастический. На уровне лучших кинематографических шедевров. С пеночкой. С фисташками. С восточными сладостями. Поедемте, Наталья Дмитриевна! Ей Богу, не пожалеете.
    - А что, почему бы и не пойти? Век, что ли, Воронова ждать? Натали, завтра. Натанька, послезавтра. Так и жизнь пройдет.
    - А что и пойдемте, - согласилась она.
    - Тогда я за вами заеду.
    - Но вы же не знаете адреса?
    - Миль пардон, выклянчил у тех же Крымовых.
    - Ну, получат они у меня! - шутливо пригрозила Наталья Дмитриевна…
    
    Кафе было маленьким и уютным. Мягкая музыка. Удобные кресла.
    - А ну-ка, сооруди нам, братец ты мой, кофе. Да смотри, чтоб с пеночкой. И ликер тащи, - по-барски потребовал Юрий Михайлович.
    - Какой пожелаете? - услужливо-лакейским тоном поинтересовался официант.
    - А тот, что прошлый раз - с вишневой горчинкой. И фисташки неси, да смотри у меня, чтоб поджаристые были.
     - Бусде, - и официант, любезно прогнув спинку, принес и терпкий, дурманящий кофе, и сладкий тягучий с горчинкой ликер и шипучую "Славяновскую" и, наконец, жаренные хрустящие фисташки. Кофе обжигал нёбо. Ликер дурманил голову. И при условии, что на месте бы Юрий Михайловича сидел Воронов, жизнь могла бы казаться сладкой и воздушной, точно свежее заварное пирожное, что притащил вне заказа услужливый официант.
    
    Юрий Михайлович интересно говорил о кино, сыпал терминами и определениями. Крупный план. Видовая съемка. Монтаж. Антрашабия механики. Фелиниевский неореализм. Антониониевский эротизм. Хичкоковский психологизм.
    - Кстати, вы смотрели фильмы Хичкока? - поинтересовался он у собеседницы.
    Наталья Дмитриевна отрицательно покачала головой.
    - Да вы что? - удивился Юрий Михайлович. - Да как же так.
    - Вот так как-то, знаете ли, - Наталья Дмитриевна забавно повела плечиком.
    - Так этот пробел надо немедленно восполнить. Тотчас же! Поедем ко мне - у меня отличная подборка его фильмов. Поедем!
    - Эй, человек, - крикнул Юрий Михайлович официанту. - Давай-ка нам, брат, с собой шампанского, да конфет. Что там у вас… Птичье молоко есть?
    - Есть, а еще трюфеля свежие имеются. -
    Давай-ка нам, братец, "молоко" и "трюфеля" давай. Шампанского неси пару бутылочек, да торт "Киевский". Только смотри у меня, чтоб свежий!
    И тут же бармену:
    - Федырыч, оттелефонируй-ка в таксопарк.
    - Айн минута, - крикнул из-за стойки Федырыч.
    - Нет, нет. Я же вас не знаю. Нет, нет и нет.
    - Да что вы, Наталья Дмитриевна? Это пустое - бояться меня. Тем более что и будем-то мы не одни.
    - Как это не одни?
    - Да родители мои сейчас дома, но, я уверяю вас, они мешать не станут.
    - Ну, хорошо, - согласилась Наталья Дмитриевна. - Поедем…
    
    Так Наталья Дмитриевна попала в пятикомнатную квартиру улучшенной планировки, расположенную на тихой городской улице. Родители Юрия Михайловича, люди с породистыми аристократическими лицами, были ответственными работниками аппарата ЦК.
    Дом - полная чаша: хрусталь, фарфор, бронза, антиквариат. Приняли Наталью Дмитриевну по высшей категории, да нельзя было иначе, уж больно она была хороша.
    "Шоколадный торт, а не девушка" - назвал после ухода Наталью Дмитриевну отец семейства.
    
    Прошел месяц. Прошел и второй. Минули полгода. Промчался и год. Воронов не звонил. На звонки не отвечал. И вообще Наталья Дмитриевна узнала, что он уехал в другой город, где работал сценаристом на тамошней киностудии. Иногда Наталья Дмитриевна встречала его имя в титрах фильмов.
    Весь этот год Наталья Дмитриевна убивалась, страдала, хоронила жизнь, посматривая на люминал.
    И тут Юрий Михайлович Бойков сделал ей предложение.
    - Наталья Дмитриевна, а знаете что? Выходите-ка за меня замуж. Вы мне, положительно, нравитесь. Я без пяти минут режиссер. Выходите.
    - Надо па - па - падумать, - грустно ответила Наталья Дмитриевна.
    - Да чего там думать? Я вас люблю и готов перевернуть для вас горы. Я вам такой фильм посвящу. Ахнете! Я же без пяти минут русский Хичкок…
    
    -Темноватый он какой-то, - высказал свое мнение о будущем зяте Дмитрий Антонович. - С ним, о чем не станешь говорить, все к ужастикам сводит. Смотри дочка, как бы он и твою жизнь в ужастик не превратил. Или еще чего хуже. Как он там говорит? - Дмитрий Антонович поправил очки. - Экзистенциональный анекдот! Надо ж такое придумать!
    - Да брось, папа. Он ведь талант. Почти гений, а они ведь все немного со странностями. Все не так страшно. Посмотришь, я еще с ним и в Канны отъеду и в Голливуд отскачу.
    - Режиссер! Кино! Кому оно надо сегодня твое кино!? Хлеб и водка по карточкам. До муз ли теперь. Но, коль решила, я перечить не стану. Так уж и быть - женитесь.
    И родители благословили Наталью Дмитриевну…
    Три дня. Три ночи. Пела и плясала свадьба Натальи Дмитриевны.
    - Горько, - кричали гости и ухали об пол хрустальные рюмки.
    - Бзинь - ли - линь. Бзинь - блинь - бли - линь. Будь счастлива Наталья Дмитриевна. Радостно звенел хрусталь.
    Уп - ца - ца. Уп - ца - ца.
    "Любовь да совет вам, молодожены…"
    
    Гремел свадебный оркестр.
    В белом подвенечном платье в кружевах и оборках Наталья Дмитриевна напоминала белую майскую розу. Но чувствовала она себя, словно на чужой свадьбе.
    Молодые поселись в личной трехкомнатной квартирке улучшенной планировки на той же тихой родительской улице. После окончания курса Юрий Михайлович по протекции ЦК получил место на крупнейшей киностудии страны.
    Фильмов не снимал, но и мух от аппарата не отгонял. -
    Через год обещают дать снять собственную "фильму", - заверял он своих знакомых. - И добавлял, многозначительно подмигивая:
    - Ну, я им заделаю. Я такое сниму…
    Однако "фильму" дать не успели. Хотя все вроде бы было подмазано и согласовано. Развалилась страна. Задышала на ладан киностудия. Родители вроде попали в струю, однако в ту, что вынесла их и из аппарата ЦК и из пятикомнатной квартиры улучшенной планировки.
    В новой общественной среде фильмы, которые мог и хотел снимать Ю.М. Бойков, были вроде и востребованы, и любимы зрителями. Страна, затаив дыхание, ждала своего Хичкока. И Юрий Михайлович готов и главное мог им стать, да только где взять деньги под такой дорогостоящий проект, как психологический триллер? Режиссер Бойков, назанимав кое-каких грошей, снял некоторые сцены будущего фильма: в морге и на кладбище. Но деньги закончились.
    - Ну, где твой знаменитый шедевр? Где твой многообещающий триллер? - ругала мужа Наталья Дмитриевна.
    - Ты, что, не видишь, что творится? - возмущенно отвечал Юрий Михайлович. - Какие триллеры, когда вокруг памперсы, прокладки, прохладительные напитки? Снимают дешевку, а на мой проект нужны немалые деньги. Кто их даст?
    - Да тебе дай, не дай, ты ведь все равно ничего толком не сделаешь. Ты лампочки не вкрутишь, да и одеяло из тебя нулевое.
    - Какое одеяло? Причем тут лампочки. Я не электрик. Я режиссер!
    - Из тебя режиссер, как с детородного органа молоток.
    - Как тебе не стыдно нести похабщину, да еще при детях? - возмущался Юрий Михайлович.
    - А что мне остается нести, если ты не несешь домой хлеба?
    - Не хлебом… - воскликнул Юрий Михайлович
    - Но и не твоими пустыми обещаниями.
    - Натали, я тебя прошу. Ты унижаешь меня перед детьми.
    - А что тебя унижает? Они и так знают, что их отец - нуль, мнящий себя Феллини. Ах! Ах! Режиссер Бойков, который осчастливит мир визуальным оргазмам. Ну и где же он?
    - Натали, я тебя прошу.
    - Не проси меня, бездарь и ничтожество, поломавшее мне жизнь, - требовала Наталья Дмитриевна. - Другая бы на мое месте давно бы тебя в шею, да пинком по зад!
    
    Скандалы носили системный и динамический характер.
    - Ну, погоди, Натали. Я уже почти у цели.
    - У какой цели!? Твои сокурсники все давно уже живут в собственных коттеджах и возят жен на Ривьеру. А мы существуем черт знает в каких условиях, - Наталья Дмитриевна презрительным взглядом обводила квартиру.
    - Но это же квартира улучшенной планировки, - урезонивал Наталью Дмитриевну супруг.
    - Этой улучшенной планировке сто лет в обед. Ты хоть видел современную планировку? Впрочем, где тебе видеть, когда по кладбищам, да моргам отираешься.
    - Я тебя попрошу быть тактичней. Я не отираюсь, я творю. Дай мне время, и мир заговорит обо мне.
    - Да, да заговорит. Поздно, Юрий Михайлович. Поздно, мосье Бойков. В вашем возрасте уже не снимают, а почивают на лаврах.
    К вашим годам режиссера иначе как мэтром уже не называют, а вы из Юрия Михайловича уже давно превратились в Юрка. С явным намеком на творческий и умственный дебилизм. Ах, я не могу снимать это! Ах, я не способен опуститься до этого. Ты вечно жалуешь на судьбу и неумолимые обстоятельства. Ты считаешь себя жертвой обстоятельств. Не замечая, что сам давно стал мешающим обстоятельством. Ты лузер, проигравший и свою, и мою, и жизнь наших детей.
    - Что ты несешь? Ведь я занимаюсь делом. Я снимаю свою "фильму". И сниму! Разобьюсь, но сниму. Кроме того, я, как и обещал когда-то, посвящу ее тебе!
    - Посвящу ее тебе! Ты посмотри, на что я стала за тобой похожа. Меня уже в ужастик и гримировать не надо. Настоящее привидение. О Боже, как был прав папа!
    Юрий Михайлович хлопнул дверью.
    
    Наталья Михайловна расплакалась, рассопливелась и, чтобы как- то успокоиться, взялась перетряхивать квартиру на предмет уборки. В телевизионной полке ей попался фотографический альбом, из которого вылетел снимок. С него на Наталью Дмитриевну с улыбкой победителя взирал сценарист Воронов.
    "Дорогой Натали от вечной пропажи"
     Наталья Дмитриевна вновь разрыдалась.
    - Разбросали тут, - Наталья Дмитриевна шлепнула младшую дочь по ягодице.
    - Что у тебя творится в столе? - получил подзатыльник старший сын.
    Дети притихли, спрятавшись от матери в своей комнате.
     Наталья Дмитриевна прошла на кухню. Пила холодную водку. Курила дешевые сигареты. "Гори. Гори. Моя звезда. Гори. Синим пламенем" -
    сжигая в глубокой медной пепельнице фотографию сценариста, приговаривала Наталья Дмитриевна. Крупные слезы падали на пузырящийся пепел сгоревшей любви.
    
    А назавтра из пепла восстал Феникс. В белых одеждах и апофеозе известности в столицу ворвался сценарист Воронов. Все зашаталось, затрещало, заходило ходуном и полетело кубарем в шатком доме режиссера Ю.М. Бойкова.
    
    Наталья Дмитриевна вновь превратилась в очаровательную женщину. Ночную сказку. Летала, порхала, пропадала из дома. Сценарист Воронов, как и прежде, обманывал и кормил "завтрами"…
    "Я увезу тебя к теплому океану, Натали. Завтра, ну максимум послезавтра",- и Наталья Дмитриевна верила и прощала обманы, и бежал из дому по первому зову сценариста…
    - Натали, что ты делаешь? Ну, ладно тебе наплевать на меня и мое дело. Но вспомни о детях. Подумай, какой ты зафиксируешься в их памяти.
    - Ты лучше побеспокойся о том, каким в их памяти останешься ты. Лузер! Нуль! Бездарь! - задиристо отвечала Наталья Дмитриевна.
    И потом кто сказал, что это твои дети?
    - Что ты хочешь этим сказать?
    - Ничего. Так информация к размышлению. Если хочешь, то Центр - Юстасу, - усмехнулась, исчезая из постылого дома Наталья Дмитриевна.
     - Ты еще об этом пожалеешь, - кричал ей с лестницы Юрий Михайлович.
    - Не надо меня жалеть. Лучше снимай свою "фильму", - засмеялась в ответ Наталья Дмитриевна. - Бай-бай, Хичкок. -
    И сниму. И даже сегодня. И посвящу ее, как и обещал, вам дорогая Наталья Дмитриевна. О! …
    Входная дверь захлопнулась, и Наталья Дмитриевна так и не узнала, что следовало за этим пафосным и фальшивым "О!"
    В полночь, после того, как они отужинали и сбили приступ сексуальной активности на гостиничной кровати, в кармане пиджака сценариста Воронов заиграл В.А. Моцарт.
    - Какого дьявола? - выругался сценарист, вытягивая на свет мобильник.
    - У аппарата, - развязно сказал он в трубку. - Кого? Наталью Дмитриевну? Какую Наталью Дмитриевну.
    Наталья Дмитриевна приподнялась на локтях.
    - А с кем имею честь. Кто? Бойков. Какой такой Бойков? Ты что ли, Юрок? Так, а я откуда знаю, где она? Да? Серьезно. Ну, хорошо я сейчас посмотрю. Где-то она тут пробегала. Ты же знаешь, у меня сегодня презентация моей новой "фильмы". Народу прорва.
    - Танюша. Танюша, - сценарист Воронов принялся играть роль. - Танечка, одну секундочку. Вы не видели Наталью Дмитриевну? Где? Отлично. Будьте добры, скажите ей, что звонит ее супруг. Минутку, Юрок. Сейчас она подойдет.
    - Твой, - закрывая микрофон, сообщил Воронов. Говорит, что-то с детьми.
    Наталья Дмитриевна змеей соскользнула с кровати. Набросила на изящные плечи тяжелый халат.
    - Да, да, Юрок. Вот и она. Как говорится, на ловца…
    Но договорить Воронов не успел, Наталья Дмитриевна выхватила трубку.
    - Что случилось? - взволнованным голосом спросила она у мужа. - Что с детьми?
    - Дети? Какие дети? - переспросил Бойков. - А дети! Дети давно спят.
    - Так что ж ты звонишь? Что ты все шпионишь?
    - Я шпионю? С чего ты взяла. Просто я хочу, чтобы ты приняла участие в финальных кадрах моего триллера. Помнишь, ты говорила, что мне никогда ничего не снять. Ты ошибалась. У меня все получилось. И этот фильм я, как и обещал, посвящен тебе. Уверен, что он тебе понравится. "Фильма" - исповедь. "Фильма" - покаяние. Фильм-"резонанс" Причем, никакой мистики. Никаких технических наворотов. Никаких визуальных обманов. Голый натурализм.
    - Что за бред ты несешь. Какие кадры? Какой триллер. Ты, что, пьян?
    - Напротив, кристально трезв, - заверил супругу Юрий Михайлович. - А финальные кадры? Так я тебе сейчас обрисую долю твоего участия в них. Ничего сложного. Уверен, ты справишься.
    - Нет, ты я явно не в себе. Ложись спать, я тотчас же еду домой.
    - Не надо спешить. Это уже ни к чему. Ты лучше послушай свою роль. Она маленькая, но очень значительная и требует предельной собранности исполнителя. Теперь внимательно слушай и внятно, и четко отвечай. Наш разговор записывается на автоответчик и станет частью фильма. Ты готова? Да? Ну, тогда у меня к тебе вопрос, -
    Юрий Николаевич свободной рукой извлек из кармана семизарядный пистолет "Макарова"
     - Скажи мне, кого мне предпочтительней застрелить первого: сына или дочь?
    Лицо у Натальи Дмитриевны сделалось белее гостиничного потолка, а вместо слов, выходили какие-то нечленораздельные звуки.
    - Т -ы - т- мы с у- у - ма.
    - Ты волнуешься, я понимаю. Это действительно психологически трудная роль. Но ты соберись, настройся.
    - Я те б - я про ш у - у, - заикающимся голосом умоляла Наталья Дмитриевна. - Послушай-ййй ме ееее - ня. Ты не дол жееее ннн это гоооо де - лааа - тььььь. Ты не имеее ешьььь на это пра ваааа. Ты ве дьььь не Бог.
    - Я режиссер, а значит, в некотором роде и Бог. А зачем им жизнь? Жизнь есть экзистенциональный анекдот. В котором мама -бл@дь, а папа - лузер? Разве ради этого стоит жить? Да, они еще меня и благодарить станут. Потом, исходя из твоего заявления, я и вовсе не их отец.
    - Ну неужели ты не понимаешь, что я сказала это в сердцах? Послушай, Юрий. Иди на кухню, выпей водочки, выкури сигарету, а я через полчаса приеду. Максимум минут через сорок. Мы с тобой посидим, поболтаем. Помнишь, как тогда в кафе. Крупный план. Видеоряд. Антониониевский эротизм. Мы все забудем и начнем все сначала. С нуля. Ты обязательно снимешь свою "фильму". Я в тебя верю.
    - Не путай мои планы. Я не люблю, когда вмешиваются в творческий процесс.
    Юрий Михайлович накрыл лицо сына подушкой и выстрелил. Послышался хлопок, словно взорвали новогоднюю хлопушку. Тело дернулось и, вытянувшись, замерло. В комнате запахло порохом. -
    Ну, вот у тебя и нет сына.
    В трубке раздался нечеловеческий вопль. Ни в одном триллере Юрий Михайлович не слышал подобного крика.
    - Ничего, ничего. Искусство требует определенных жертв и самопожертвований, - сказал Юрий Михайлович в трубку и направил пистолет на соседнюю кровать.
    -А сейчас у тебя не станет и дочери, - режиссер Бойков набросил на голову дочери подушку и выстрелил. Тело дернулось и замерло. Из разряженного пистолета истекала струйка синеватого дыма. Запах пороха усилился.
    - Тяжело? - спросил он в воющую трубку. - Я понимаю. Роль действительно не из легких, но дальше будет чуть легче. Сейчас ты услышишь, как умру я. Пусть это будет тебе наградой. Оскаром за лучшую роль второго плана. И в ту же минуту Наталья Дмитриевна услышала хлопок, словно кто- то проткнул праздничный надувной шарик.
    Юрия Михайловича чуть дернуло вправо. Чуть повело влево. Пистолет выпал. Тело, зацепив стол, рухнуло на пол. На обратной стороне послышался нудный несмолкаемый гудок…
    
    В детской было тихо. Если бы не тиканье настенных часов и ноющий звук оборванной телефонной связи, то можно было подумать, что наступил вечный покой. Ни времени, ни звуков и ни страстей. Ни прошлого. Ни настоящего. Ни будущего. На полу, у окна, со стекающей из виска струйкой крови лежал режиссер Юрий Михайлович Бойков. На кроватях - накрытые простреленными подушками - покоились дети. На штативе бесшумно работала кинокамера. Разило порохом и свежей кровью…