Владимир Савич


Сцепщик времен


    Леонид Александрович с короткой и острой, как бритва, фамилией Чик - мой не то чтобы друг, но и не так чтобы шапочный знакомый. Фамилия у Леонида Александровича короткая, а сам он, напротив, длинный и тонкий, словно ученический циркуль.
    Л.А. Чик носит окладистую бороду, косматые усы и длинные волосы, отчего в его внешности есть нечто дворницкое.
    Обстановка в квартире Леонида Александровича, как и его одежда, носит на себе отпечаток давней поры психоделических экспериментов и эстетического мейнстрима.
    На стенах развешаны плакаты известных деятелей андеграунда: Бойса, Уорхола… На столиках безделушки музыкальных кумиров: фарфорового Боба Дилана, Фрэнка Заппа… По углам расставлены электроакустические гитары, на которых Леонид Александрович ежедневно музицирует. Инструментом он владеет так себе, но как говорится, пусть уж лучше "лабает", чем промышляет - в том смысле, что не ворует.
    Хотя, между нами говоря, Л.А. Чик балуется и последним. Не так чтобы очень, но…
     Ну, вот, скажем, приходит Леонид Александрович в антикварный магазин с пустяшной долларовой куколкой, а выходит с приглянувшимся фарфоровым идолом рока.
    Эту акцию он именует уклончивым термином "одолжиться".
    Приблизительно таким же манером Леонид Александрович обретает и свой гардероб.
    Заходит в примерочную кабинку, положим, в копеечном тряпье, а выходит из нее в коллекционных джинсах (пошива 1971 г) "Super Rifle".
    Сию операцию Л.А. Чик называет обтекаемой дефиницией "натуральный обмен".
    Шиковские гитары - также плод его хитроумных шашней-машней. Здесь корпус скомуниздит. Там колки открутит. Тут звукосниматель свинтит…
    Леонида Александровича как-то даже задержал магазинный секюрити, полиция составила протокол и передала дело в суд.
    На процессе Л. А. Чик свое последнее слово превратил в обвинительную речь. Он говорил о материальности и бездуховности, потере корней и сопричастности бытию, однако, после заявления: - "Я сцепщик времен…", которое переводчик интерпретировал как "сводник" - судья тотчас же остановил заседание и приговорил Л.А. Чика к общественно-полезным работам сроком на шесть месяцев, а городской еженедельник разразился фельетоном "Срам эмиграции".
    С тех пор некоторые горожане называют Леонида Александровича не иначе как ворюгой.
    Городская богема, напротив, именует Л.А. Чика ходячим сюжетом, но я так никогда и не видел ни одного его портрета, ни одного фильма о его благородной роли "сцепщика времен", не читал ни одного очерка о нем - за исключением упомянутого фельетона "Срам эмиграции".
    Однажды, будучи замученным творческой импотенцией и кризисом среднего возраста, пошел и я в поисках сюжета к Л. А. Чику.
    Леонид Александрович, узнав, что я собираюсь написать о нем рассказ тотчас же, не дав мне толком раздеться, принялся знакомить меня со своей фарфоровой коллекцией. Затем веером раскинул передо мной пожелтевшие журнальные листы "Пентхауза" (времен разгула сексуальной революции) и ознакомил с портретами идейных вождей андеграунда. Он засыпал меня фактами и аргументами. Замучил числами, цитатами, авторами и концептуальными альбомами.
    Я внимательно слушал, умно морщил лоб и многозначительно качал головой - хотя ничегошеньки во всем этом не смыслил.
    - Вы, я замечаю, человек, тонко ощущающий суть дела, - изрек Л.А. Чик в конце лекции, - вследствие этого я покажу вам святая святых моей коллекции. Редко какой глаз удостаивается такой роскоши. Смотрите!
    И Леонид Александрович распахнул створки громоздкого шкафа. Солнечный луч прилег на аккуратно сложенные на полках воняющие нафталином вещи. На фоне общего бардака, царившего в квартире (болтающиеся грязные шторы, поломанные гарбичные стулья, перегоревшие электрические лампочки), вещи в шкафу выглядели оазисом чистоты и порядка. Можно было решить, что здесь поработала опытная женская рука, но, насколько я знал, у Л.А. Чика ни матери, ни жены, ни даже любовницы не было, ибо повсюду он слыл как клептоман и шизик. Кому такой, скажите на милость, сын, брат и муж нужен?
    - Вот эти ботинки, куртка, шарф, кепка, перчатки, шапка, джинсы. Все, что видите здесь, это не просто вещи. О! Нет, голубь вы мой, это все реликвии. Можно сказать история! Роман в вещах, если хотите! Желаете прослушать?
    - Ну, я собственно за этим и пришел, - согласился я.
    - Вещей, как видите, много, но я вкратце. Я вас не утомлю! - пообещал Л.А. Чик. - Будет вам известно, что свою трудовую деятельность я начинал в качестве художника сцены в одном крупном концертном зале?
    Я кивнул головой, хотя слышал от авторитетных людей, что Леонид Александрович служил в этом заведении сантехником.
    - Кроме того, - продолжал Л.А. Шик, - как все, баловался гитарой. Играл слабоватенько, но прослышал я где-то, что вся музыкальная сила гитариста спрятана в его медиаторе… такая пластмассовая косточка, который он трогает струны. Ну, вы же знаете, что я вам буду объяснять! Так вот если заполучить медиатор хорошего гитариста, то с ним к тебе переходит часть его исполнительской силы. Однако ж как-то так получилось, что ни одного медиатора я не добыл. Зато обзавелся вот этими вещами!
    Чик затейливым жестом обвел содержимое шкафа.
    Я недоуменно развел руками и поинтересовался:
    - Каким таким образом? Не понимаю!? Вы что же, их раздевали?
    - Некоторым манером…
    Леонид Александрович слегка покраснел.
    - Но вы не подумайте. Вот обо мне говорят - вор! Срам эмиграции, а я не вор и не срам - я хранитель времени, если хотите! Я ведь, в отличие от подавляющего большинства нашего брата эмигранта, не золотишко да камешки вывозил. Я вывез с собой историю! Да, да…
    -Кх-хе-хе, - кашлянул я, пытаясь таким образом вернуть Л.А. Чика к его экспонатам.
    - Пардон, - извинился Леонид Александрович, - я несколько отвлекся. Короче, приобретал я эти вещицы, как бы само собой, даже как если бы и с налетом некоего мистицизма. Взять, к примеру, вот эти туфли. С них собственно и началась эта экспозиция.
     Л.А. Чик извлек первый экспонат своей секретной коллекции - коричневые плетенные летние сандалии.
    - Абсолютно потрясающая история! Приехал как-то к нам на гастроли супер-пупер коллектив. Гитарист там у них был не Джимми Хендрикс, конечно, но и не пальцем струганный! Короче, как только грянул заключительный аккорд, достал я из кармана с десяток копеечных медиаторов и прямиком к нему в гримерную. Я вам скажу, что возле нее обычно поклонников, что ваших мух на этом деле, а тут - никого. И как-то не по театральному пустынно вокруг: ни тебе работников сцены, ни статистов… просто как корова языком слизала. Стучу я, значится… ну и не так чтобы тихо, но и не так чтобы дверь ломаю. Что вы себе думаете? В ответ, что называется, ни зги! Я дверь толкнул. Пусто. Я туда, я сюда заглянул. Шкаф открыл. Пошерудил в комодных ящиках! Васис дас? Нихт ферштейн! Я даже под кресло, на котором его инициалы были нанесены, заглянул. Никого, "естестно", я там не обнаружил, зато нашел вот эти туфли с его фамилией на подошве. Вот смотрите.
    Л.А. Чик ткнул мне под нос стертую подошву.
    - Видите? Теперь скажите мне, - не дождавшись моего ответа на первый вопрос, задал он другой, - мог ли я их не взять? Имел ли такое моральное - историческое право?!
    - Видите ли…
    - Правильно! - оборвал меня Л.А. Чик. - Не мог, ибо трезво рассудил: если в медиаторе 50% силы гитариста, то в его туфлях, пожалуй, и все 60%.
     Кроме того, ну поносил бы гитарист эти туфли лето. Ну, от силы два, а потом что? Известное дело, в гарбичную кучу, а у меня они сто лет пролежат и потомкам о нас напомнят! Как жили? В чем ходили? Кто кумиры? Одним словом, завернул я туфли в газетку, свои под стул задвинул… надо же человеку в чем-то ходить! и был таков.
    Шум в связи с туфельным воровством поднялся страшный. Они оказывается на спецфабрике четвертого управления шились, а это вам не хухры-мухры! Менты даже собаку привозили. В комиссионках стоял такой шмон, что Боже ж ты мой! Только ищи-свищи! Я же не барыга какой-то. Я же не для продажи. Я ж для души, из творчески-эстетических, так сказать, соображений! Для истории, если хотите! Как жили! Что носили и тому подобное…
    Леонид Александрович вернул сандалии на прежнее место и вытащил на скудный свет, льющийся из давно немытого окна, женскую соломенную шляпку.
    - Никогда не видел женщину гитариста!? - удивился я.
    - Для вокала! У хозяйки этой шляпки было удивительно высокое и одновременно нежно-мягкое сопрано, - разъяснил Л.А.Чик. - Я же ведь не только играть, я и петь хотел таким же образом научиться!
     За шляпкой были извлечены нейлоновые носки - милая история. Цветная рубаха - симпатичная. Шелковый балахон - потрясающая.
    Все эти истории не отличались замысловатостью сюжета. Стучал. Ни зги в ответ. Вошел. Обменял. Сохранил для истории.
    Единственным исключением стала бейсболка с эмблемой черепа и надписью под ним - "Dream Baby Dream".
    - Самый ценный экспонат моей коллекции, - объявил Л.А. Чик. - Несколько лет тому назад в наш город приезжала всемирно известная группа. По радио и ТВ промелькнуло сообщение "требуются беневоли" то есть подвижники - по-нашему. Ну, там аппаратурку передвинуть, типа, микрофончики расставить… По заключению концерта их гитарист подарил мне эту каскетку. Улавливаете? Никакой мистики. Подарил и точка. Тут даже его инициалы имеются. Смотрите!
    Л.А. Чик вывернул бейсболку наизнанку.
    Я посмотрел. Там и впрямь виднелись выведенные хлоркой, как некогда в пионерском лагере, чьи-то инициалы.
    Спустя час, от всех этих мило-потрясающих историй голова моя трещала, словно по ней весь день колотили массивной дубиной. В ушах гудело и стреляло, точно я не с человеком беседовал, а участвовал в крупномасштабном воинском сражении, в котором вел изнурительно - оборонительный бой. В конце концов, я решил перехватить инициативу и перевел разговор в иную плоскость:
    - И что, все эти вещи мертвым грузом лежат в вашем шкафу?
    - Ну отчего же мертвым! И почему лежат!? - Л.А. Чик даже несколько разобиделся. - Я их каждую неделю перебираю, обрабатываю специальным раствором. От всяких там паразитов. Это же как-никак история! Она не должна быть подпорчена жучками, мышами и молью. Ведь с дырками и плямами - это уже не история, а ветошь какая-то получается. Потом, у меня есть своя традиция. Я эти вещи надеваю в день рождения их прежних хозяев. У меня для этого дела даже календарик специальный имеется, типа как церковных святых. К счастью они пока еще все живы, а если не дай Бог того, то буду надевать и на день их смерти!
     - Оригинально, - воскликнул я, - но согласитесь, нелепо появляться летом на улице в зимних крагах, а зимой выхаживать в летних сандалиях… или скажем, мужчина, и вдруг в женской шляпке!?
    Л.А. Чик задумчиво покусал бороду, поскреб усы и ответил:
    - Ну, что делать… таковы мои принципы… традиция - превыше всего! Отступишься в мелочах - потеряешь главное…
     Хорошо бы, конечно, открыть музей, устроить нужный микроклимат… вещи-то слеживаются, но где найти спонсора? Хотя нет. В этом деле должен быть единоличный хозяин. Вот я стану на ноги, подсобираю деньжат и открою. Непременно!
    Леонид Александрович взялся живописать мне будущий музей: его архитектуру, залы, экспозиции… когда он дошел до лестниц и туалетов, я понял, что если немедленно не сбегу, то вскоре и сам стану одним из его экспонатов.
    - На минуточку, - я указал Л.А. Чику на туалетную дверь.
    - Конечно, конечно. Только вы там осторожней, у меня, видите ли, со смывным бачком вечные проблемы.
    Я вошел в туалет. Щелкнул выключателем. Вместо света на потолке занялось ультрафиолетовое мерцание. Я открыл кран, но вместо воды, из него донеся свирепый рык. С бачком я связываться побоялся.
    "Лучше бы кран починил, лампочки вкрутил, с бачком разобрался, чем заниматься черт его знает чем!" - ругал я хозяина, придумывая как мне выскользнуть из этой злополучной квартиры. Наконец меня осенило. Из клозета я вышел, разговаривая сам с собой по мобильному телефону.
    - Да, прямо сейчас!? Жена, - заслонив ладонью, микрофон пояснил я Л.А. Шику. Он понимающе кивнул головой.
    - Хм! Можно чуточку попозже, - продолжил я разговор с фальшивой супругой. У меня важный разговор. Немедленно! Понял! Буду…
    
    Я попрощался. Л.А.Чик схватил мою руку, долго тряс ее и говорил о том, что как ему было приятно беседовать с тонко чувствующим человеком. Уже в дверях он вручил мне бейсболку "Dream Baby Dream".
     - А это вам, - сказал он, - на память.
    - Да вы что, - стал отбиваться я от подарка, - это же самый ценный экспонат вашей экспозиции! Нет, нет и нет. Я не возьму…
    - Согласен - сам ценный, но и вы ведь не просто так себе. Может вы, и впрямь, обо мне рассказ напишите?! Так что считайте это вашим гонораром. Берите, берите…
    Я вышел из квартиры. В ушах стреляло, в голове шумело, точно я проснулся после капитальнейшей попойки. На улице я немедленно принялся искать мусорный бак, или гарбичную кучу (на предмет выбросить в него "ценный экспонат") но, не найдя ничего подходящего, сунул каскетку в карман и отправился домой…
    
    Прошло, наверное, месяцев шесть после моей встречи с Л.А. Чиком, как по не терпящим отлагательства семейным делам, я вынужден был уехать из страны. Больше месяца отсутствовал в городе. Вернулся. Заказал такси и доехал до дома. Таксист вытащил чемоданы и услужливо распахнул входную дверь, которую тотчас же перехватил мой сосед по дому (шумный, неугомонный собиратель новостей) Сергей Сергеевич Гомонов.
    "Наша ВВС" - называют его эмигранты.
    - Бог шельму метит! Не все скоту масленица! - не здороваясь, заговорил Сергей Сергеевич. - В народе правду говорят, сколько веревочке ни виться, а конец будет. И этому тоже конец пришел! И поделом!
    - Кому конец? Какая ниточка? О ком вы говорите?
    - О ком?! О Чике разумеется. Об этом ворюге! Об этом…
    - А в чем дело? Что случилось!
    - Случилось!? Случилось вот что. Аккурат после вашего отъезда пошел наш Чик в дрековый магазин… ну в этот… как его? "вилидж" и поменял там свои зимние ботинки на летние туфли. Ну, обменял и обменял, оно и понятно, будь на улице лето, но ведь сейчас-то зима?! Выскользнул, он значится, из магазина в этих пляжных сандалиях, а в тот день на дворе было что-то около тридцати в минусе! Как вам?! Кроме того, заладилась, брат ты мой, натуральнейшая метель! До дому же ему было идти ого-го! Оно и хорошую погоду с час пеходралом, а уж в бурю так и более будет.
    - Ну и? - поторопил я Сергей Сергеевича.
    - Ну, и двухстороннее воспаление легких! - выпалило "Наше ВВС". - Теперь вот лежит…
    - Где лежит, - перебил я Гомонова, - в госпитале? В каком?
    - Лежал в госпитале. Теперь лежит. Сергей Сергеевич назвал городское кладбище.
    - Умееер? Каааак! Не моооожеееет быть! - безбожно заикаясь, заговорил я.
    Сергей Сергеевич взбросил голову и указал пальцем в потолок:
    - Почему не может? Еще как может! Сказано же в писании: не воруй!
    - Да, причем тут писание!? Человек умер, а вы про писание! - укорил я Сергей Сергеевича. - Вам может быть и не везет в жизни, что вы такой злой!
    - Я не злой. Я справедливый, а писание как раз-то и причем! Не своровал бы, так и не помер бы!
    Я аргументировано возразил:
     - Зачем ему, скажите на милость, воровать зимой летние туфли, да и еще выхаживать в них!? Клептоманией он возможно и страдал, но идиотизмом - нет! Тут что-то не так! Что-то не то… А какие на нем были туфли? - поинтересовался я. - Плетеные сандалии? Такого коричневого цвета?
    - А вы откуда знаете, - удивился Сергей Сергеевич, - вы же говорите, что только с дороги?!
    - Знаю, - уклончиво сообщил я, - я ж вам говорю, что в этом деле не все так просто…
    Леонид Александрович был человеком принципов!
    Я подхватил свои баулы и направился к лифту.
    - А я вам говорю, - кричал мне вслед С. С. Гомонов, - что все как в писании…
    
    Дома, сбросив пальто, я включил компьютер и набрал в поисковой программе фамилию гитариста, с которым Л.А. Чик некогда "обменялся" обувью. День рождения его приходился на летний месяц, а вот первая годовщина смерти выходила как раз на тот злополучный день, в который заболел Л.А. Чик!
    "Бедный, бедный Леонид Александрович! Ведь он и впрямь был человеком принципов, принялся рассуждать я. Как он тогда сказал… Традиция - превыше всего! Отступишься в мелочах - потеряешь главное. Ах ты, Боже мой. Подвижник! Сцепщик времен! Что же будет с его экспозицией!? Ах ты, Боже…"
    Я достал из холодильника бутылку "Столичной", налил рюмку и прочел самопальную поминальную молитву…
    Вскоре я узнал, что за неимением ни родных, ни близких, ни даже друзей - вещи Леонида Александровича свезли на городскую свалку. Из всех экспонатов его несостоявшегося музея осталась только бейсболка с черепом и надписью под ним "Dream Baby Dream", которую я неизменно надеваю на день рождения и день смерти Л.А. Чика.