"Разносчики"

Сборник рассказов

Crush

    Первые месяцы в миграции я жил на узкой и зыбкой полосе лежащей между двумя огромными расщелинами. Одна из них отделяла меня от постсоветского прошлого, а другая не давала возможности попасть в капиталистическое будущее. Нужно было наводить (ведущие в прошлое или будущее) мосты, но для их строительства требовались деньги, причем солидные, а у меня после их тщательного подсчета не хватало не то что на мосты, но даже и хлипкие жердочки.
    Мой сосед по лестничной площадке такой же, как и я "эмигрант - узкополосочник" Ефим Мосельпромский (длинной челюстью, крепкими острыми зубами и лупоглазыми влажными глазами смахивающий на крокодила) предложил быстрый и легкий путь обогащения.
    - Игра в лото!
    - Глупости. - Отмахнулся я от этой затеи. - Всякая лотерея - обман, надувательство, мышеловка для лохов.
    - В казино да! С каталами это я согласен… игра в одни ворота, но мы будем играть с государством!
    - А какая разница?
    - Разница в том, что в отличие от мафиозных казино и уголовных наперсточников, государство не заинтересовано в обмане своих граждан.
    - Да, твое государство и есть первый мафиози…
    - Наше прежнее да, но здешнее правительство заботиться о своей репутации и дает людям шанс, то есть выиграть!
    - Почему это оно заботиться о своей репутации?
    - Потому что оно всенародно избранное. На последних выборах (Ефим относился к интеллектуалам) за него отдали свои голоса 46 % населения.
    - Сорок шесть процентов. Удивил бабу вилами! У нас этот процент был девяносто девять и девять десятых, а счастливые билеты попадались только членам политбюро!
    - Поэтому наше государство и просуществовала всего семьдесят лет.
    - Это существует не многим больше…
    Ефим враждебно нахмурил лоб и посмотрел на меня (как некогда глядел следователь КГБ Иван Павлович Шелковичный) морозным, но при этом бросающим в пот, взглядом:
    - Если тебе так не нравиться здешнее государство, то возвращайся назад.
    - Но я не могу. У меня нет средств даже на покупку обратного билета. Не говоря о том, что там еще нужно будет купить жилье, одежду, мебель и прочая. - Дрожащим
    (как когда-то в кабинете у Ивана Павловича голосом) ответил я. - Нет, я не могу.
    - Тогда брось наводить критику. - Разморозив взгляд, сказал Ефим. - Здесь кстати этого тоже не любят, и пошли в депанер (небольшой магазинчик) покупать лотерейные билеты…
    Месяц мы провели в торговом центе недалеко от нашего дома. Мы покупали многочисленные (с романтическими и многообещающими названиями "Остров Сокровищ" "Али - Баба" "Копи Соломона") лотерейные билеты.
    Мы терли их (скрытые от нас тонкой пленкой) счастливые номера, что называется, не отходя от кассы, медными центами.
    А вот карточки "6 из 49" заполнялись в махонькой Ефимовой студии и только в ночной тиши.
    Горели свечи. Трещал воск. Играла медиативная музыка. Погруженный ее аккордами в транс Ефим выкрикивал очередной номер. Всякая новая карточка заполнялась по рекомендациям затейливых восточных календарей, например, Ефим говорил:
    - Сегодня ставим на последнего российского императора и его семью.
    - Почему на нее?
    - Потому что в этом году семьдесят шесть лет со дня ее гибели.
    - Семьдесят шесть? Это даже не юбилей!
    - Не важно.
    - А что важно?
    - То, что по старо-тайскому календарю сегодняшний день принесет удачу тем, кто поминает усопших повелителей.
     Первой чиркай в клеточке восемнадцать - день смерти императора.
     Затем поставим дату рождения наследника… так и несостоявшегося… отечественного престола. Галочка идет в окошко с числом тридцать.
    Я послушно чиркал ручкой в названных Ефимом клеточках.
    Наше кооперирование приносило в месяц долларов десять иногда двадцать.
    Нам завидовали, а их у окошечка "мгновенного счастья" кружилось великое множество, наши (практически никогда не выигрывавшие) конкуренты.
    Кто-то пустил слух, что наши выигрыши это результат не Ефимовых магических заклинаний, а моей легкой руки. Вскоре меня за (повышенные комиссионные) даже стали переманивать в другие команды.
    Но я не покупался. Ведь вначале нашей карьеры я дал Ефиму слово "держаться вместе"
    Я привык держать слово.
    После нескольких месяцев заполнения карточек, и затирки билетов Ефим (не получивший в итоге того чего он ожидал от государства) возмутился, и отправил в лото страны гневное письмо. Так как языком Ефим владел всего ничего, то письмо скорей походило на телеграмму.
    - Месяц. Честно. Заполняю карточки. Хочу знать. Где выигрыш.
    Жду ответа. Ефим Мосельпромский.
    Ответа не пришло и Ефим (забросив лотерейную гонку) стал бегать по офисам, конторам и общественным организациям в попытке найти управу на зажравшееся (по его словам) правительство. Ефим бегал, а я сидел и чего-то ждал. Но чего я мог дождаться в маленькой тесной эмигрантской квартирке? Чуда? Но оно уже явилось ко мне однажды, в виде синенькой бумажки, под названием "Социальное пособие на сумму - 800$"
     Большего чуда, увы, государство произвести не могло, а небо видимо закрылось от меня густыми облаками равнодушия.
    Но вскоре тучи расступились, и в мою жизнь (подобно свежему ветру) ворвался маленький лысенький слегка подслеповатый, но весьма оборотистый человек с библейским именем Андрей и несоответствующей его деловой хватке фамилией Босый.
    - Все это херня. - Авторитетно заявил он, тасуя нашу с Мосельпромским пачку без выигрышных лотерейных билетов. - А у меня верняк!
     А. Босый ловко, как фокусник карту, извлек из кармана резиновый кругляшек с латинской буквой "S"
    - Что это? - Поинтересовался я.
    - Сто тысяч! - Походя, бросил в ответ Босый и уточнил. - Долларов! Которые мы можем вскоре обрести.
    От этой астрономической цифры у меня закружилась голова, и я долго не мог спросить, каким образом они у нас обретутся.
    Босый заметив мое волнение, ответил на мой живой интерес, исчерпывающим вопросом:
    - Знаешь что такое Crush?
    - Наличные деньги, кажется.
    - Не сash, деревня, а Crush. Напиток такой. Вроде coca - cola. Пил?
    - А, конечно, пил - дрянь страшная. Сплошная химия.
    - Дрянь. Ой - ой! Будто наш "Дюшес" был не химия, а Божьи слезы.
    - А причем тут наш "Дюшес"?
    - Да не причем. Я тебе дело предлагаю, а ты мне своими "Дюшесами" мозги паришь.
    - Я? Дюшесами? Да ты первым его вспомнил!
    - Ладно, замяли. Поговорим за Crush. Тут вот какое дело. В этом самом краше… в пробке, которой закрывается бутылка, спрятана буковка. Где "C" "H" "S"
    …если собрать из этих буковок слово "Crush", то станешь обладателям ста тысяч долларов. Согласен?
    - В смысле?
    - Войти в дело?
    - В какое?
    - В сбор буковок?
    Я задумался и поинтересовался.
    - Войти то можно, но хотелось бы знать подробности?
    - Какие тебе еще подробности?
    - Ну, хотя бы, откуда ты это узнал?
    - Что?
    - Ну, про буквы?
    - Прочитал! Вот. - Босый протянул мне квадратик, исписанный затейливой латиницей. Из всего текста я понял только 100000$
    - А ты что по ихнему читаешь?
    - Вот дает!? - Изумился Босый. - Да я в своем отделе только и делал, что статьи для наших доцентов и профессоров переводил! Что не веришь?
    Как было не поверить человеку, который знал разницу между crush и cash, и, кроме того, в отличие от меня, посещающего курсы иностранного языка.
    - А почему ты не хочешь заняться этим делом один?
    - С компаньоном быстрее. Ну, так как? Одна буковка уже есть.
    Босый достал резиновый кругляшок и сказал:
     - Между прочим двадцать тысяч уже в кармане! Остается всего ничего… четыре буквы.
    - И сколько ты выпил бутылок прежде, чем нашел эту буковку?
    - Сорок…
    - Не хрена себя! Это почти пятьдесят долларов! Не так не пойдет.
    - Пятьдесят долларов против двадцати тысяч - не пойдет!? Сколько ты уже валэ на своих лотерейных билетах стер - а? …правильно… не мало, а отдача нулевая. Ловишь, можно сказать синицу, когда журавль так и проситься в руки. В моем случае даже если ты и на сто долларов выпьешь, все равно будешь в профите! Пятьдесят тысяч на нос - согласись не хило!? Ну, так как - входишь в дело?
    Думал я не долго, а что было думать (хотя я активно создавал образ колеблющего человека) когда деньги прямо таки текли в мои руки.
    - Да.
    - Ответ правильный. - Улыбнулся Босый. - Теперь обговорим детали. Во-первых, количество выпитых бутылок в счет не идет. Во-вторых, выигрыш делим по количеству букв в одних руках.
    Это был явный намек на имеющуюся у Босого букву "S"
    - А если все остальные буквы найду я?
    Босый задумался и принялся теребить свой вялый подбородок.
    - Хорошо. Делим поровну…
     С этого дня мой дом заполонил "Crush" Его пустые пластиковые бутылки захватили сначала кухню, потом перекинулись на балкон, с него стекли в подвал, и это не смотря на то, что я еще и мешками выбрасывал их (в приходящую два раза в неделю) мусорную машину. Я делал план маленькому "депанеру", что стоял неподалеку от моего дома. Китаец хозяин Фу - Ми даже подарил мне подержанный швейцарский нож.
    Употребление апельсиновой гадости достигло своей эпопеи, когда нам удалось собрать C R U (все нашел я!) четыре буквы. Не хватало только "H"
    В те тревожно - лихорадочные дни: губы, подбородок и даже кончик носа моих детей и жены окрасились в оранжевый цвет. Практически вся одежда была покрыта апельсиновыми разводами. Я до сих пор ненавижу оранжевый цвет. Безобидная детская песня "…оранжевое небо, оранжевое море, оранжевый верблюд" приводит меня агрессивное состояние. Как-то вечером: я, жена и наши соседи Жанна и Миша Застенкеры сидели у нас на кухне, пили "Crush" и обсуждали динамику положительных результатов на эмигрантских судах.
     Во входную дверь постучали.
    Жена крикнула:
    - Открыто. Входите.
    Послышался скрип петель. Дунуло холодным ветром. Зашуршала (потревоженная сквозняком) апелляция Миши Застенкера. Под чьими- то тяжелыми ногами затрещал паркет.
    Момент был довольно жуткий. Его усиливал, красящий кухню в тревожный алый свет, осенний холодный закат и воющая на соседнем дворе собака.
    Шаги приблизились к кухне. Расступись, холодно позвякивая бамбуковые висюльки вьетнамской циновки, и в кухню вошел, сияющий как ангел, Андрей Босый.
    Я все осознал и приглушенно выдохнул:
    - Есть?
    - Разумеется, есть!
    - Неужели! - Ахнула, все понявшая, моя жена.
    - Что есть? - Недоуменно поинтересовалась Жанна.
     - Сто тысяч долларов. - Ответили Андрей и, обратившись ко мне, сказал, - Вытаскивай свои буквы.
    Я вышел из кухни. Вошел в спальню. Ножом подковырнул половицу и достал, завернутые в чистую тряпочку, резиновые буковки. Слегка трясущимися руками я положил их на кухонный стол.
    Соединенные в слово "CRUSH" серенькие резиновые буквы неожиданно полыхнули брильянтовым светом.
    - Что это? - Недоуменно поинтересовалась Жанна, рассматривая буковки.
    - Сто тысяч. - Пояснила, снисходительно глядя на Жанну, моя супруга.
     - Каким образом?
    - А таким.
    Андрей Босый посвятил Жанну в суть изложенного выше дела.
    - Негодяй! - Воскликнула Жанна и больно ударила кулаком (со сжатыми в нем нашими буковками) мужа по голове. - Мерзавец!
    - За что, Жанна!? - Миша потер травмированный затылок.
    - За то, что люди делом занимаются, а ты херней!
    - Жанна, но ты же знаешь, что я без конца пишу апелляции, когда ж мне ходить в лотерейный ларек!?
    И потом ты всегда говорила, что Влад с Андреем занимаются ерундой!?
    - Молчи! Когда тебя не спрашивают!
    Миша вновь погрузился в текст апелляции.
     - И как же теперь нам получить деньги? - Поинтересовалась, точно сама имела долю в деле, Жанна.
    - Нужно послать письмо по адресу, который указан в рекламе. - Андрей положил на стол (рядом с Мишей, которую он тут же ухватил своими аристократическими пальцами) рекламную статейку. - И они пришлют чек на сто тысяч.
    - Сто тысяч. - Жанна, покатала каждую буковку "сто тысяч" во рту, словно вкусные конфетки. - Сто тысяч. Огромные деньги! За них можно и без апелляции статус получить…
    - Погоди, Жанна. - Перебил супругу Миша. - Пого…
    - Молчи! Молчи! Писатель!
    - Нет, а все-таки скажу. Я скажу! Дело в том, что в этой бумажке. - Миша потряс перед нами текстом рекламы. - Сказано, что собранные буквы еще не гарантируют ста тысяч, а только дают право участвовать в конце этого года в розыгрыше лотереи. Призы в ней - от бесплатной бутылки Crush, до главного приза сто тысяч.
    - Как? Что? Где ты это вычитал!? - Андрей вырвал из Мишиных рук бумажку.
    Миша ткнул пальцем в текст. Босый приблизил к подслеповатым глазам бумажку. Я тоже сунул свой нос, хотя не бельмеса в нем не понимал, в текст рекламы.
    Прочитав текст, Босый положил бумажку на стол и обреченным голосом сказал:
    - Миша, ты прав.
    - Погоди? - Воскликнул я. - Как это прав? Ты же сказал, что умеешь читать по ихнему?
    - Конечно, умею!
    - Так как же ты не понял?
    - Ну, там было мелко написано, - Стал оправдываться Босый, - Поэтому я это пропустил… у меня же проблема с глазами.
    - Теперь у тебя будут проблемы не только с ними. - Зло сказал я, закатывая рукава. - Я из тебя мудака… пропустил… мимо бюджета… больше двухсот долларов. Травил детей и жену химией. Кто мне теперь все это компенсирует!?
    Я угрожающее обхватил рукой горлышко наполовину опорожненной бутылки "Crush"
    Жанна схватила Мишу за рукав и испуганно сказала:
    - Пойдем, Миша, тебя тут отвлекают…
    Жанна с Мишой выскользнули из кухни.
    - Э, э, э… Тихо… спокойно… - Стал пятиться за ними к двери Босый. - Еще не все потерянно. Пошлем на лотерею! Пошлем и выиграем.
    - Бесплатную бутылку "Crush"? Ах ты, сука! Я тебе сейчас сделаю и журавля, и синицу, и… в одном флаконе!
    Я бросился на Босого. На мое счастье (потому догони я его, то я бы сегодня сидел в камере пожизненного заключения, а не писал этот рассказ) он выскочил из квартиры быстрей, чем я добежал до кухонной циновки.
    - Придурок! Идиот! У нас есть шанс! Мы выиграем! У нас легкие руки…
    Доносились сначала из подъезда, а потом с улицы пронзительные возгласы коллекционера буковок А. Босого. Как только затих последний из них, жена, посмотрев на меня так, что ей Богу лучше бы она меня ударила, вышла (по дороге, сильно пнув ногой, валяющуюся бутылку "Crush") из кухни.
    Я остался один. Вскоре злость моя перекипела и превратилась в пар отчаянья. Лежавший на столе дамасской стали ( подарок китайца Фу - Ми) нож очень хорошо подходил для решения всех проблем.
    В кухонной полумгле сверкнул металл. Лезвие устремилось к беззащитной сильно пульсирующей вене. Когда уже казалось, что алая кровь вот-вот зальет кухню из "living room" донесся голос жены:
    - Тебя к телефону.
    Нож замер в пахнущем "Crush" кухонном воздухе. В голове мелькнула мысль.
    - Может быть это спасительный звонок?
    Я вышел из кухни. Взял в онемевшую (от страха) руку трубку и дрожащим голосом сказал:
    - Я слушаю.
    Звонил один из лотерейных игроков Миша Хвольсон.
    - Привет. Есть дело…
    - Да пошел ты. - Не дал я (зная заранее, в чем его суть) изложить Миши существо дела.
    - Ты чего?
    - А то, я больше не играю. Ясно!
    - Да, я не этому вопросу.
    - А по какому?
    - Тут один мужик набирает русских на работу по разноске флаерсов. Пойдешь?
    - Что это за флаерсы ?
    - Рекламные бумажки. Типа, какие скидки в магазинах.
    - А! Ну, и что?
    - Он ищет людей… Пойдешь?
    - Кто он?
    - В смысле?
    -Ну, мужик этот твой?
    - А! Зовут его Фикса.
    - И все?
    - А что тебе еще нужно? Характеристика?
    Я промолчал. Не дождавшись вопроса, Миша внес существенное дополнение:
    - Платит пять долларов в час. Работаем часов по десять. Пятьдесят долларов в день. Пять рабочих дней. Двести пятьдесят долларов. Не хило для начала. Ну, так как согласен?
    Не раздумывая (ведь это был живой журавль в руках) я ответил:
    - Согласен.
    Так началась моя разночинская жизнь, которой посвящен этот небольшой сборник.
    
    
    
    

Конь

    
    
    
    - Сегодня пойдешь в паре с конем. - Сказал мне утром бригадир флаерщиков (флаерщики - разносчики рекламы) Фикса.
    У него была какая-то фамилия, но между собой мы называли его (за блестящую золотую коронку) "Фиксой".
    Вообще-то в среде флаерщиков имена не катили. В ней преобладали клички.
    Почему клички? Да к чему (занимающим последнюю строчку в социальной иерархии) разносчикам имя?
    - Кто такой конь? - Поинтересовался я.
    - Конь. Пыф- пыф. Мать твою ветра пыф!
    Фикса пытался раскурить на январском ветру дешевую сигарету.
    - Конь…это конь!
    Красноречием Фикса, как и члены его бригады, не отличался.
    - А можно по конкретней?
    - Да говорят же тебе конь. Вон он у двери стоит
    Я обернулся и, взглянув на маленького худенького мужчину, вынес свое резюме:
    - Смурной он какой- то. Этот твой конь.
    - Засмурешь от жизни нашей блядской.
    Фикса плюнул на белый снег рыжей табачной слюной.
    - Ты знаешь, кем он раньше был?
    - Откуда? Я же его первый раз вижу!
    - Ну, так и не гони. - Фикса шумно высморкнулся.
    - Кого?
    - Коней.
    - Каких? - Недоуменно поинтересовался я.
    - Каких надо таких и не гони. А мать твою не раскуривается!
    Бригадир растоптал сигарету, и мы вошли в "предметровник", как мы называли верхнее помещение станции метро. Мимо нас пробегали, опаздывающие на производство, синие (было их время) воротнички.
    Слышался их кашель, сморкание, простительные pardon, sorry…
    - Конь - это тебя не хер с бугра. - Сев на скамейку сказал Фикса. - Конь это… короче…
    И бригадир принялся грузить меня фактами чужой биографии.
    - … он на столичном ипподроме первым номером, то есть жокеем был. На Москве стоял, как болт у жеребца!
    "Фикса" сделал вульгарный жест и засмеялся.
    Это был даже не смех, а настоящее ржание, которому позавидовал бы и Владимирский тяжеловес.
    Последние опаздывающие на работу "синие воротнички" шарахнулись в сторону и опрометью бросились в глубокую шахту метро. "Передметровник" опустел.
    В нем установилось, как я его называл, безвременье.
    То есть "синие воротнички" уже разъехались, а "белые воротнички" еще только собирались на службу.
    Сейчас в "предметровнике" сидели только бомжи и разносчики.
    - Конь пол света объездил со своей кобылкой "Зорькой" - Продолжал свой рассказ, Фикса. - У него призов разных и кубков… больше, чем вшей у бомжей!
    - Что ж он делает при кубках и медалях на разноске флаерсов. В чем дело?
    - Дело было нормально! - Ответил странной фразой Фикса и замолчал.
    Несколько минут он ругался, пытаясь раскурить новую сигарету.
    - А именно?
    - Короче он тут два года тому назад со своей кобылкой и молодой блядюшкой на местный ипподром приезжал. Месячную эту гастроль устроили ему правильные столичные люди. Ну, и ты сам должен понимать, что "конь" целый месяц ходил в икре и шоколаде!
    Фикса замолчал. Послышалось:
    - Пыхф. - пыф. Мать твою табака! Пыф.
    - Ну, и? - Заинтересованно (по-видимому, во мне пробуждался дремавший беллетрист) спросил я.
    - Ну, что ну? Что ну! Ну, отшоколадились и стали правильные люди домой собираться, да коня с кобылкой и блядюшкой евойной собирать, а конь им болт показал. Никуда, - говорит, не поеду. Тут останусь! Ну, правильные люди ему и сказали:
    - Ты че, братан, с коня упал! Что ты будешь тут делать?
    - Скакать буду! - Ответил им конь, - Я тут через год, два не только в икре я весь в бриллиантах стоять буду! Таких как я жокеев здесь хер с огнем не найдешь!
    Да на хер ты кому тут нужен, мудило! - Засмеялись правильные люди.
    А конь им:
    - Да пошли вы кобыле в трещину. Не поеду. Тут, мол, цивилизация, закон и порядок.
    А правильные люди ему:
    - Закон? Порядок? Может оно и так, да только ты на себя посмотри. Тебе ж полциник скоро. Ты ж через пару лет на коня не взберешься. Короче, как хочешь, а мы поехали. Погрузили в вагон кобылку, блядюшку и уехали. А конь тут счастья стал искать. И доискался. Сегодня побежит с тобой в паре. Говорят, что носится он как мотыль! Но ты ж у нас тоже чемпион!
    И, правда, в бригаде быстрей меня никто не ходил.
    - Вот и посмотрим, кто из вас быстрей ходит. Не подкачай бригаду, Владик!
    - А откуда он в нашей бригаде взялся - ваще? - Поинтересовался я.
    - Так он раньше у "Лохматого" бегал, но чего-то они там не поделили, он к нам попросился. Я взял.
    Фикса замолчал. Где-то далеко внизу (словно отголосок параллельного мира) послышался приглушенный гул, прибывающего поезда.
    Ух (словно морская волна) донесся шум закрывающихся дверей.
    Тух- тух- тух- тух. Стук колес затих в параллельно - перпендикулярных магистралях подземки.
    - Ну, пошли, мужики. - Сказал Фикса, обращаясь к членам своей бригады. - Гаврила (так звали нашего шофера) подкатил.
    Я посмотрел в мутное забрызганное грязью окно подземки. Возле тротуара стоял иссиня - черный фургон. Между собой мы называли его "катафалком"
    - Сегодня работаем на Лонг-Бич. - Сказал Фикса, усевшись на место рядом с водителем. - На все даю семь часов.
    - Мы тебе, что Шумахеры какие или что! - Зашумели разносчики. - Да такой район и за десять не разнести!? Меньше, чем за восемь мы не поедем.
    - Не поедите. Не выдам зарплату за прошлую неделю. -
    Резко подавил намечающийся бунт Фикса. - Ну?
    - Трогай!
    Гаврила нажал на педаль газа. Машина, завизжав колесами по льду, тронулась в путь. Разносчики еще несколько минут пошумели и замолчали, погрузившись в утреннюю дрему. Наступила тишина, изредка нарушаемая покашливанием и храпом.
    Минут через сорок машина остановилась.
    - Выходят Владик и ты. - Фикса указал пальцем на того, кого он все утро называл "конем".
    Мы вышли из машины. Холодный пронзительный ветер ударил в лицо. Перед нами лежало голое поле, до ближайшего дома было метров сто пятьдесят.
    - Мне кажется, что перейти такое поле значительно сложнее, чем прожить жизнь. - Пряча голову в капюшон, сказал я.
    - Что ты знаешь о жизнь, пацан. - Хмуро ответил "конь"
    Будь на дворе лето, я бы ответил ему парой ласковых фраз, но ветер и холод не располагают к дискуссиям.
    Я поправил на плече увесистую сумку и пошел в направление поселка.
    Вообще район Лонг - Бич считался у разносчиков гиблым местом.
    От дома до дома метров двадцать пять. Устаешь за день как собака, а выработки, что твой кот наплакал.
    Вскоре мы достигли окраины поселка:
    - Какую сторону берешь. - Поинтересовался я. - Четную нечетную?
    - Да, мне по любому.
    - Ну, тогда я эту. - Я выбрал более легкую, четную.
    "Ну, сейчас мы посмотрим, какой ты есть конь. Увидим что ты за бегунок. Посмотрим"
    Я поправил сумку и пошел, мало-помалу набирая обороты ходьбы.
    Но как я их не набирал, напарник мой все равно опережал меня метров на двести, а то и больше. Причем он не бежал, не прыгал, а шел обычным шагом. Я же, как не ускорял свой ход, приблизиться к нему не мог и на сантиметр.
    Словно между нами лежала какая - то мистическая линия, пересечь, которую я был не в силах.
    Изредка к нам подъезжал "катафалк"
    - Бери новую порцию, пацаны. - Кричал Фикса, сбрасывая нам увесистые упаковки рекламы.
    В этот момент мы сходились в одной точке, загружали сумки и вновь отправлялись в путь.
    Отправлялись мы из точки вместе, но уже минут через пять я видел только его невыразительную спину. После третьей "заправки" мы вновь тронулись в путь. И тут я решил бежать за "конем" Но и это не помогло. Как я не бежал, но догнать мне его не удавалось. Ей Богу это был не человек, а какое-то существо из античной мифологии! Минотавр? Пегас? Впрочем, я плохой знаток мифологии.
    Вымотанный до крайности ехал я домой. Не говорить, не курить, а тем более смеяться (обычно возвращаясь, домой я шутил и весело балагурил) не было никаких сил.
    - Смотри, пацаны, уморили нашего Владика. Ой, уморили! - Показывая на меня, смеялся Фикса. - Завтра пойдешь с новым напарником?
    - А почему нет!? - Улыбнувшись, собрав на это все силы, ответил я.
    Назавтра я решил дать "коню" настоящее сражение, но делать я это начал уже сегодня…
    - Ты у нас врач? - То ли спросил, то ли констатировал я, обращаясь к жене.
    - Бывший.
    - Врач, как и офицер не бывает бывшим!
    - Что нужно, говори конкретней?
    Я рассказал жене о проигранном забеге.
    - … ты понимаешь, я даже не мог себе представить, что кто-то может ходить быстрей меня! Это катастрофа! Я должен взять реванш!
    Подвел я точку в своем рассказе.
    - Что нужно от меня?
    - Ты доктор и должна меня подготовить.
    - К чему
    - К забегу.
    - Каким образом?
    - Ну, я не знаю, вы же проходили что-то такое в вашем институте?
    - Да, изучали спортивный массаж…
    - Вот и прекрасно! Делай массаж.
    - Попробую. - Жена достала медицинский справочник и принялась его сосредоточенно листать.
    - Так, - положив книгу, сказала она, - во-первых, нужна баня и веник. Веником лучше работать в положении лежа. Сначала лежа на животе делать движения от стопы до головы двумя вениками. Затем по икроножным мышцам. Затем перейти к постегиванию: сначала, спины, ягодицы, бедер. В промежутках окунуться в бассейн…
    - Баня, веник, холодный бассейн. И где мне все это взять в малогабаритной, да еще и съемной квартире?
    - Можно обойтись ванной.
    - Ванна воды? Да ты что - это же сумасшедшие деньги!
    - Но ты же хочешь выиграть завтрашний забег?
    - Но не за такие деньги! А без ванны нельзя?
    - Нет. Мышцы нужно разогреть. Прими хотя бы душ.
    - Душ? Душ, пожалуй, приму…
    Раскрасневшийся и завернутый как римский патриций в пурпурное махровое полотенце вошел я в "living room".
    Жена уже разминала свои руки:
    - Ложись.
    - Куда?
    - На пол.
    - Почему на пол?
    - Нужна ровная твердая поверхность.
    - Мне же будет жестко лежать.
    - Ты хочешь взять реванш?
    - Разумеется.
    - Тогда ложись.
    - Хорошо бы еще применить светомузыку, но ты же даже не можешь купить муз проигрывателя.
    - Боже мой, опять двадцать пять! Ты же знаешь, что все деньги идут эмиграционному адвокату. Вот получим статус, тогда все разом купим и проигрыватель, и светомузыку, и…
    Короче, давай массируй!
    - Расслабь мышцы.
    Я лег на твердый холодный пол, и как мог, расслабил свои замученные изнурительной ходьбой ноги.
    Жена, пробежав по их поверхности, ухватила какую- то жилу и сильно потянула ее.
    - Ау! - Точно ошпаренный, пьяным поваром, бродячий кот заорал я.- Яу!
    Ты с ума сошла! Что ты делаешь!?
    - Выполняю массажный прием, который применяется при закрытых переломах.
    - Но у меня нет закрытых переломов!
    - И, что никогда не было? Не может быть! У тебя какая-то шишка на кости. Может, в детстве был перелом, а ты не помнишь?
    - Да не было у меня не закрытых и не открытых переломов! Впрочем, - поглаживая увеченную ногу, сказал я. - Еще один такой твой массажный прием и он будет.
    - Что будет.
    - Перелом. В общем, давай делай не как при переломах, а как при подготовке к бегу на длинные дистанции. И нежней, нежней, пожалуйста…
    Жена полистала книгу. Нашла в ней, видимо, что-то менее болезненное и принялась массировать.
    Я, стиснув зубы, и слегка покрякивая, точно чувствующий приближение Рождества гусь, стоически терпел страдания.
    - Все! - Наконец, сказала жена и вытерла руки вафельным полотенцем.
    - И что я теперь должен делать?
    - Заняться аутогенной тренировкой.
    - Какой? Какой?
    -Аутогенной! То есть управлять эмоциями и вегетативными реакциями, которую ну то есть тренировку… автогенную… нужно проводить в позе кучера.
    - Это как?
    - Да, не волнуйся ты так, - завидев бледность на моем лице, улыбнулась жена, - нужно лечь в постель, расслабиться и, засыпая отдавать приказания своим мышцам. То есть медитировать…
    - Ну, это нормально. Это я могу!
    Я лег. Накрылся до подбородка одеялом и стал медитировать.
    - Я чувствую, что правая нога моя расслабленна, а левая витает в небесах. Я спокоен. Дыхание мое ровно…
    Завтра я, непременно, возьму реванш.
    А на хера мне этот реванш вообще нужен? Кого лешего он мне сдался…
    Подумал я, и провалился (минуя стадии быстрого и медленного) в глубокий крепкий сон…
    Утром я проснулся бодрым и свежим. Быстро съел яичницу. Запил ее стопкой настойки боярышника на спирту. Облачился в теплый комбинезон. Сунул ноги в удобные сухие чуни.
    Прежде чем скрыться за порогом квартиры, я взглянул на себя в мутное старинное зеркало и сказал, глядя на тусклое отражение:
    - Ну, держись, конь!
    Закрыл ключом дверь и отправился к месту сбора бригады. Станция метро "West Island"
    В метро в связи с субботним днем, сидели только флаерщики. Даже бомжи отсутствовали. Лица разносчиков были хмурыми. Разговоры тихими.
    - Привет.- Поздоровался я с бригадиром.
    - Здорово, Владик. - Фикса закурил сигарету. - Сегодня пойдешь в паре с "якутом"
    - Почему с "якутом"? Ты же говорил, что я побегу с конем!?
    - Нет, коня.
    - Почему нет?
    - Потому что весь вышел…
    - Куда?
    - В осадок.
    - А точнее?
    - Копыта отбросил конь.
    "Все-таки я его замучил! - Обрадовался я. - Так замучил, что он даже на работу не вышел"
    Но радовался я не долго.
    - Кувыркнулся вчера наш конь вот сюда.
    Фикса подвел меня к парапету. Я посмотрел вниз. До мраморного пола зала ожидания было не менее пятнадцати метров.
    - И вдребезги!
    - Как это кувыркнулся? Как это вдребезги!?
    - Ну, как, как. Башкой вниз! Короче, покончил жизнь самоубийством
    - Не может быть. Чепуха, какая- то вчера бегал со мной в паре, да как бегал, и вдруг самоубийство… ты что-то попутал. На хрена человеку, который готовится вечером к самоубийству целый день носится, как дураку!? Не мог он так себя перед смертью изнурять! Чепуха!
    - Толян, иди сюда. - Позвал разносчика Толика Раевского Фикса.
    К нам подошел невысокий человек. Его мясистое красное лицо и клетчатая кепка делали его похожим на клоуна. В бригаде за это сходство его звали "Карандашом"
    - Вот человек не верит, что конь того… вчера вот… это… в шахту метро сбросился.
    - Точно, сбросился. - Заверил меня "карандаш" - Меня сегодня ночью полиция даже допрашивала. Записку мне его предсмертную показывали. Мол, никого не виню. Ухожу по собственному желанию. Точно бля не записка, а заявление, в отдел кадров. Его или не его подчерк интересовались. А я откуда знаю? Я ж от него писем не получал…
    Через два дня Фикса сказал меня:
    - Владик, слышь, надо бы как-то проститься с человеком. Жил- жил, мужик, а на похороны никого себе не нажил. Пойдем, сходим? Может нам с тобой за это зачтется. - Фикса поднял глаза к голубым холодным зимним небесам.
    - А кто его хоронит? У него же, как ты мне говорил, никого из родных здесь нет?
    - Муниципалитет оплатил. Ну, так пойдем?
    - Пойдем, конечно.
    Мы встретились на станции метро "Rodex" и пошли в направлении приземистого здания. Лестница серого гранита привела нас в сумрачный зал.
    Негромко играл Моцартовский "Реквием"
    - Пройдите вот сюда. - Распорядитель указал на двери с мутными стеклами.
    Фикса открыл дверь, и мы вошли в просторную обитую черным шелком комнату.
    В ней никого не было.
    - А где тело?
    - Вон. - Фикса указал мне на постамент из коричневого мрамора на нем стоял иссиня - черный кубок.
    Так я впервые увидел урну с человеческим прахом.
    - Как ничтожно мало остается от человека.
    - Подумал я, подходя к постаменту.
    Я вытащил очки и прочел выгравированную на кубке надпись.
    "Victor Samoylov"
    Так я узнал, что у "коня" были имя и фамилия…
    
    Реванша не состоялось. Я остался побежденным. Хотя уже никто и никогда меня из разносчиков не обгонял.
    



    

Молочные деньги.

    На утреннем разводе бригадир Фикса сказал:
    - Сегодня на дальний участок пойдут.
    Он запустил руку в карман широких серых брюк, достал мятый лист бумаги и прочел.
    - Леха. Семен. Витек и Влад.
    - Сколько часов даешь на участок. - Поинтересовался высокий, худой с голубыми невинными и честными (прямо таки ангельскими) глазами разносчик Леха.
    - Даю. - Фикса взглянул на часы. - Пять часов.
    - Да ты что, за пять! - Возмутился Семен. - Давай семь!
    - Правильно, семь часов не меньше! - Поддержали мы товарища.
    - Даю пять! Не хотите, я других пошлю. Ну, так что?
    - Ладно, уговорил. - Сказал Леха.
    - Только без балды, мужики. Работать по-честному…
    - О чем, базар, бригадир. - Заверил Фиксу Леха. - Сделаем в лучшем виде.
    Минут через тридцать мы с огромными красными сумками подобно десантникам выпрыгнули из "катафалка" в точке "А"
    Мои часы показывали ровно девять часов утра.
    - Бумагу (рекламные брошюры) я оставлю здесь. - Фикса тыкнул пальцем в карту района. - Здесь. Здесь и здесь. Этого вам как раз хватит. Домой добирайтесь своим ходом. Автобус тут ходит регулярно. Старшим по группе назначаю…
    Фикса подумал и сказал, указав на меня:
    -Влада. Окей?
    -Ок. - Согласился я.
    - Дай хоть денег на проезд. - Слезно попросил Леха. - У меня ни цента.
    -И у меня.
    -И у меня.
    -У меня тоже. - Сказал я.
    - Не хера себе. - Удивился Фикса. - Работаете, а денег нет? Ну, ладно вот вам десятка - на всех хватит. Держи, Влад.
    Я взял деньги, и мы разбрелись по району, чтобы как в детской задаче по математике, встретиться по завершению работ в точке "B"
    Утро было прекрасным. Солнечным, но не жарким. Я шел по тенистой улице застроенной домами викторианской эпохи. Над головой моей шумели желто- красной листвой осенние клены. Под ногами весело скрипел цветной щебень пешеходной дорожки. В роскошных, как дамы бальзаковского возраста, осенних цветах деловито клубились осы.
    На озере, что касалось своим берегом, дороги, по которой я шел, наставительно крякали, готовя молодняк к длительному перелету, утки.
    Можно бесконечно долго описывать осенние краски, звуки, запахи, но для этого существуют фото и видео аппараты.
    Как говориться, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а тем более прочесть.
    Через пять часов ровно: я, Витек и Семен собрались в точке "В"
    Солнце припекало. День разгорался.
    - А где же Леха? - Поинтересовался я, прячась в тень огромного платана.
    - Я его не видел. - Ответил Сеня.
    - И я тоже не встречал. - Заверил "старшего" Витек и продолжил - А на хер он нам нужен, ваще? Что он без нас дорогу не найдет. Пошли, мужики.
    Группа живописно грязных разносчиков направилась к автобусной остановке.
    - Эй, а меня, что упустили из виду! - Вынырнув из кустов, закричал Леха. - Не хорошо! Не хорошо! Забыли что - ли - "сам погибай, а товарища выручай"
    Мы остановились. Леха подбежал к нам. Снял сумку, сел на нее и принялся вытряхивать из кроссовок песок.
    - Давай быстрей. - Поторопил его я.
    - Не гони коней, старшой! Домой всегда успеем.
    - Успеем. Да тут автобусы ходят в час по чайной ложке.
    - А у тебя, что дети малые плачут?
    - А ты что предлагаешь тут что - ли сидеть и смотреть на твои дырявые носки?
    - Я, пацаны, - Сказал Леха нам, давно перешагнувшим пацанский возраст, мужикам. - Предлагаю драбалызнуть по пузырю? Так сказать за хорошо выполненную работу!
    - За билетные деньги, что нам оставил Фикса? - Поинтересовался я.
    - Не тушуйся, Владик. Не бздите, пацаны! У меня есть. Я угощаю!
    - Ну, если только так, то мы не против. - Ответил за всех Сеня.
    - Тогда пошли! - Выкрикнул Леха.
    Мы свернули с дороги ведущей к остановке и колоритной липовой аллеей направились к магазину.
    Вино - водочный отдел встретил нас легким джазом, обилием изделий и мило улыбающимся седовласым господином - продавцом отдела.
    -May I help you gentlemen? We've special price for Bordeaux Sauvignon Chateau de Brion…
    -Нет, нам бы водочки. - Остановил продавца Леха. - Желательно русской.
    - Russian Vodka? Please - Продавец указал на стенд с надписью "Vodka" и принялся перечислять сорта - That's fine vodka "Russian prince". That's wonderful "Kazachok". Here is famous Smirnoff …
    -Не - это все big shit. Московская есть?
    -Certainly! - Расцвел, точно майский день, продавец. - We have Moskowskay and Stolichnaya и…
    - И Столичная? - Переспросил Витек.
    - Sure! We have everything! What do you want? This one? - Продавец взял в руки бутылку "Столичной"
    - Нет, - одернул его Леха, - давай "Московскую"
    - Да ну… Столичная мягче. Бери лучше ее, я всегда…
    - Мои деньги я и выбираю. - Перебил его Леха. - А кому не нравится - может чухать на остановку.
    - Правильно. - Встали мы с Семеном на угощающую сторону.
    - Да, конечно, Леха бери любую, - боясь быть выброшенным из компании, залепетал Витек, - я ж только так… разговор поддержать… бери, какую хочешь… мне по любому…
    на халяву, как говорится, и уксус сладкий.
    - Ну, сколько берем, пацаны. - Поинтересовался у нас Леха. - Две банки хватит?
    - Две на четверых? - Переспросил я.
    - Ну! Да не тушуйся, Владик, мало будет… еще за одной сбегаем.
    - Да, нет, я в том смысле, что две это много. Все-таки пять часов бегали, да и день жаркий.
    - Да, ты шо, старшой? - Удивленно посмотрев на меня, сказал Леха. - Две банки водки на четверых крепких пацанов?! Это ж как в том кино, шо тут пить.
    - Давай две, - приказал Леха седовласому господину, - Московской.
    Мы вышли из винно-водочного и переместились в продовольственный.
    Он встретил нас легкой классической музычкой и обилием упаковок.
    Мы долго бродил между стеллажей.
    - Екарный бабай. - Сказал Леха, обойдя десятый стеллаж. - Тут как у Райкина "дом большой, а поговорить не с кем" В том смысле, что жратвы навалом, а закусить нечем.
    - Я не понял мы, что берлядь собрались или бухать? - Поинтересовался Семен. - Бери банку соленых огурцов. Хлеба черного. Колбаски копченной упаковочку и все дела.
    - Да какой черный? Откуда тут черный! - Возмутился Леха.
    - Ну, как же вот черный хлеб лежит.
    - Сам ты черный, мудило. Это ж крашеный. Они его красят, как типа, как мы перед приездом генерала траву на плацу зеленной краской красили. Красил, когда в армии был?
    - Не а. - Ответил Семен. - Я в оркестре округа служил. Мы только парады играли, а траву нет, не красили…
    После долгих споров и воспоминаний мы сошлись на следующем.
    Буханка итальянского серого хлеба. Банка польских маринованных огурцов. Коробка китайской ветчины. Упаковка австрийских сосисок.
    Если бы все это попалось нам лет пять тому назад, когда мы все еще жили за железным занавесом, мы бы рассказывали об этом как о чуде, а сегодня мы воротили нос и вспоминали то, что когда-то проклинали, как опостылевшее.
    Упаковав покупки в сумки, мы оправились на берег озера.
    Там мы выбрали дальний столик. Разложили на нем продукты. Леха достал нож и крупно нарезал огурцы. Витек разломал буханку на увесистые куски. Семен вытащил пяток сосисок. Я открутил водочную пробку.
    - А как мы будем бухать, - Поинтересовался, Семен, глядя на бутылку. - С горла что - ли?
    - Не боись у меня мензура есть! - Леха достал из сумки, пластмассовый стаканчик.
    - Один на всех? - Скривился Витек.
    - Тот, кто брезгует, может только закусывать. - Начальственно заявил Леха.
    - Да чего тут брезговать, чай все свои. - Выразил общее мнение Семен.
    - Заметано. - Леха сполоснул в озерной воде стаканчик.
    - Ну, Леха тебе как хозяину веселья - первому. - Сказал я, поднимая бутылку.
    - Да не, Влад, лей себе первому. - Ты ж у нас вроде старшой, а старшого нужно уважать.
    - Если никто не против…
    - Не против! Не против!
    Заявили мои "подчиненные"
     Я выпил.
    - Ну, как? - Спросил Леха.
    - Точно Плисецкая (моя дочь тогда занималась балетом, и я знал множество всякой балетной ерунды) в пируэте.
     Вторым выпил Леха.
    - Ну, как московская местного разлива пошла? - Поинтересовался Семен.
    - Ансамблем песни и пляски. - Ответил Леха, аппетитно хрустя огурцом.
    Третьим выпил Семен. Но прежде, чем выпить он (Сема страшно любил поговорить) сказал:
    - Я хочу поднять эту стоку, мужики, за русскую духовность…
    - Да, ну тебя на хер… давай рюмку, скорей освобождай... я тоже бухнуть хочу. - Оборвал его еще "сухой" Витек.
    - На, пей. - Семен обиженно протянул ему рюмку.
    - Слышь, Витек, не перебивай человека, а то ваще пайки лишим. - Заявил Леха. - Пусть Семен произнесет…
    - Да, я быстро. - Заверил Семен. - Я вот, что хочу сказать Я хочу сказать, что у них тут человек… вот так не достанет из кармана заработанные мозолью и кровь деньги и не угостит товарищей. Предлагаю выпить за щедрого, теплого…
     Короче за тебя Леха. Ура!
    - Ура! - Закричали мы.
    Семен выпил.
    - Ну, а теперь ты. - Стаканчик оказался в руках Витька.
    - Я тоже хочу присоединиться к словам Семена. И сказать так. Обойди ты весь свет, а таких хороших людей, как наши… хер найдешь. За нас! Ура!
    - Ура! - Поддержали мы товарища, жуя итальянский хлеб.
    После третьей (за которой, как самый молодой сбегал Витек) бутылки "Московской" русская дружба, духовность, теплота и etc уже не могла быть найдена не только на Земле, но и в недрах бескрайней галактики.
    Затем последовала четвертая, но речей я уже не помню…
    
    На следующий день Фикса приехал почему-то на своей легковушке "Honda" Он раздал (обойдя своим внимание нашу вчерашнюю бригаду) районы и приказав водителю Гавриле трогать, подошел к нашей группе.
    - По глазам вашим вижу, гуляли вчера. Интересно узнать, за какие?
    Фикса посмотрел на меня.
    - А что случилось?
    - Я спрашиваю, за какие деньги гуляли?
    -Ну, мы сбросились…
    - А что вы могли сбросить, когда у вас денег только на дорогу было? Червонец, что я вам дал. А по рожам вашим я вижу, что вы вчера не меньше банки на рыло выдули? Где деньги взяли?
    - А что бля случилось? - Резко вступил в разговор Леха. - Чего ты бочки на нас катишь? Кто? Где? Нашли и выпили. Тебе, какое дело!?
    - Мне, какое дело? А такое, что за твои дела, козлина, меня сегодня в конторе раком ставили.
     Фикса сильно засадил кулаком Леху в солнечное сплетение.
    Леха скрутился, что называется, "в три погибели" и рухнул на землю. Честные, чистые, можно сказать, ангельские глаза его закрылись. Мне показалось навсегда. Минуты через три он с трудом разомкнул веки и негромко сказал:
    - Че за дела?
     - А дела, что сажа бела. - Ответил ему Фикса, поглаживая свой кулак. - Если ты, козлище, не вернешь "молочные деньги", что ты вчера пизданул, то я потеряю работу, а ты блядина сядешь в тюрьму. Понятно?
    - Какие молочные деньги? - Поинтересовался я.
    - А такие, которые вы вчера пробухали…
    - Да, ты толком объясни, что за деньги такие.
    - Поясняю. Молочные деньги - это такие бумажки по пять, десять, двадцать долларов. Бумажки эти люди оставляют в коробке возле своего дома - молочнику. Молочник приезжает, оставляет молоко, а деньги забирает. Вчера молочник товар привез, а денег не нашел. Понятно?
    - Понятно. - Сказал я, и добавил - А кто взял?
    -Вот этот козлище. - Фикса указал на Леху. - Я по карте проверил, кто по улицам, на которых пропали молочные деньги, ходил. Его были улицы. Твои, сука!? Отвечай!
    Фикса замахнулся на Леху ногой облаченной в ботинок сорок пятого размера.
    - Мои. Я взял только не бей. - Леха прикрыл руками туловище.
    - Чтобы сегодня деньги были у меня. Понятно?
    - А где мне взять. - Заскулил Леха, поднимаясь на ноги. - У меня ни бакса в кармане.
    - А это твои дела. Да обеда не принесешь. Сядешь!
    Фикса направился к своей легковушке.
    - Пацаны, - обратился к нам Леха, когда автомобиль Фиксы исчез из вида. - Помогите достать капусту. Ведь вчера же вместе бухали. Пособите, братцы!
    - Сколько мы пропили? - Поинтересовался я.
    - Водяра восемьдесят и закусь двадцатка. - Подвел итог Леха. - И того сотка.
    - Ни хера себе погуляли, кстати, у меня ни цента в кармане. - Витек убедительно постучал себя по карманам.
    - Я тоже своей адвокатессе последнее отдал. - Прибег к спасательной эмигрантской (адвокат) соломинке Семен.
    - Я отдам. - Заверил я Леху. - Пошли.
    Мы отправились в ближайший банк. Я сняли с моего счета сто двадцать долларов.
    - Вадик, а зачем сто двадцать? - Спросил Леха. - Я ж сказал сотка.
    - Буксы после вчерашнего горят или нет?
    - Горят, горят. - Трогая лбы, сказали мои товарищи.
    - Ну, так пойдем, поправимся.
    - Не, мужики, что не говори, а лучше наших людей нигде в мире не найдешь! - Бодро сказал Семен.
    Мы дружной компанией отправились в магазин...
    Молочные деньги Леха вернул с получки. Больше он в нашей бригаде не работал.



    
    

Шкет.

    В "катафалке" (так бригада разносчиков называла миниван в котором ее возили на работу) Гена Мотыгин, за свой маленький рост, получил прозвище Шкет.
    Хотя по кличке его называли только за глаза, а в лицо уважительно звали Гена.
    Вызвано это было тем обстоятельством, что как-то известный катафалковский шутник Марк Гольдберг обозвал Гену "Шкетом"
    Последовал короткий мощный удар в челюсть и минут пятнадцать "катафалк" в полном составе приводил "шутника" в чувство.
    Так мы узнали, что Гена мастер спорта по боксу в легком весе и чемпион Молодежной Олимпиады.
    После этого "чемпиона" по кличке назвать не решался никто.
    Вида и содержания Гены был самого заурядного.
    Ростом, как было сказано выше, он не выделялся, внешностью своей внимания женского пола не привлекал, интеллектом не блистал, на иностранном языке не изъяснялся, да и как он мог это делать, когда по его собственному заявлению - "Я и по-русски то с трудом... "
    Все о чем можно было поговорить с Геной так это о боксе.
    Хотя и лопотал он о нем со знанием дела, но выражался коряво, несвязно:
    - Эт… как его… короче он мне чик, я блок. Он мне опять эт чик я блок. Он мне опять чик. Я в уклон и ему бля тык, тык… чистый нокаут!
    Кроме удостоверения МС у Гены была еще одна значительная вещь - жена (который Гена, что называется, дышал "в пуп" и внимал каждое ее слово) Кира.
    Я знал ее только визуально.
    Высокая статная розовощекая Кира являлась на точку сбора бригады "разносчиков" в день выдачи зарплаты.
    В этот же день на "точке" уже паслась стайка местных бичей.
    Коротко поздоровавшись с бригадой, Кира низким волевым голосом спрашивала:
    - Где деньги?
    - Вот.
    Гена безропотно протягивал супруге конверт с жалованием.
    Бомжи, горько вздыхая, расходились.
    Если по какой-то причине Кире не удавалось придти в день жалования, то зарплата утекала в ближайшую вино - водочную точку. В этот день у местных бичей был настоящий праздник. Они называли его "H-Day"
    Это оттого, что бичи звали Гену по-местному - Harry.
    Через несколько дней помятый, небритый и без копейки в кармане "Harry" покорно шел домой, где был жестоко, как боксерская груша на тренировках, колочен супругой.
    Весь в синяках и ссадинах, как герой в медалях и орденах, являлся "чемпион молодежной олимпиады" на место сбора бригады…
    - Что такое, Гена?
    -Что случилось?
    - В чем дело?
    Участливо спрашивали (хотя все и всё прекрасно знали) у Гены разносчики.
    Гена трогал синяк и, болезненно морщась, рассказывал:
    - Так… эт.. как его… короче… я тут с местными это… в боксерском клубе помахался.
    Один эт… хер с бугра мне чик… я блок… он мне опять того… эт… чик, я бля тык! Тык! Чистый нокаут!
    Так они и жили Кира и Гена, и Бог его знает, как бы сложилась их жизнь в эмиграции. Возможно? Может статься? что Гена организовал бы боксерский клуб, а Кира была бы при нем вроде кассира - бухгалтера.
    Но в Генину жизнь вмешался случай, а может быть рука судьбы, что впрочем, на мой взгляд, одно и тоже.
    - Я завтра не приду у меня встреча с адвокатом. - Сказал бригадиру разносчик Семен.
    - За меня поработает мой приятель Серега.
    - Ок. - Согласился бригадир.
    На завтра Сенино место в катафалке занял: высокий, белокурый, голубоглазый красавец.
    "Киноактер, - Подумал я. - Сейчас заговорит стихами…"
    Но заговорил он не стихами, а корявыми: эт… как его… того… короче… типа.
    Сучковатые эти междометия и несвязные звукосочетания, а также корочка кандидата в МС по троеборью в одночасье сблизили Сергея и Гену.
    Через неделю - это уже были, как говориться, друзья не разлей вода.
    Месяц спустя Серега (Дуглас так его прозвали за сходство с киноактером К. Дугласом) пропал из бригады, а Шкет бродил (по своему участку разноски) мрачнее грозовой тучи.
    Если же выражаться спортивными терминами, то можно сказать, что Гена, походил на боксера пропустившего досадную плюху.
    - Что случилось?
    - Что со Шкетом?
    - В чем дело?
    Интересовались друг у друга "разносчики"
    - Кира наставила Шкету рога! - Сообщил разносчикам "всезнающий" Боря Мостовой, которого в бригаде иначе, как "Совинформбюро" не называли.
    Боря знал, о чем говорил, ибо жил он в одном подъезде и на одном этаже с Геной.
    -Когда?
    - С кем?
    - Когда - точно не скажу, а с кем, пожалуйста - с Дугласом! - Объявил, голосом Левитана, Боря Мостовой.
    - Да ты что?!
    -Они ж такие друзья!
    - Друзья, друзьями, а секс врозь! - Усмехнулся Б. Мостовой.
    - Почему врозь? - Удивился разносчик по кличке "сексолог" - Могли бы жить дружной шведской семьей!
    - Я бы сказал дружной спортивной фамилией. - Поправил его Марк Гольдберг и весело рассмеялся своей остроте…
    О событиях Гениной жизни "бригада" узнавала, как в военное время, из сводок Совинформбюро.
    - Гена уже два дня пьет по-черному и дома не ночует. - Сообщал Б. Мостовой.
    - А Кира? - Интересовались мы.
    - Живет с Дугласом….
    
    Еще через день "Совинформбюро" доложило следующее:
    - Вчера Шкет явился домой и попытался избить Киру!
    - И что?
    - И получил сковородой по балде.
    - И…
    - И лежит в больнице с раскроенной башкой.
    
    Дня два спустя последовала новая информация:
    -Гена вышел из больницы.
    - И ???
    - И получил предписание от полиции не прикасаться к жене.
    - Ничего себе, - удивился я, - она ему башку раскроила, а ему не приближаться.
    - Первым драку все-таки заварил "шкет"? - Возразил "Совинформбюро"
    - А Кира только защищалась.
    - Ну и что?
    - А то, что у них тут баба всегда права! Тут порядки с бабьем хуже, чем в Совке!
    - А Дуглас? - Поинтересовался кто-то из разносчиков.
    - Дуглас в подполье.
    - Так почему Кира не переезжает к нему?
    - Ну, потому что он в подполье, а во-вторых, на хер он Кире упал. Гена хоть и маленький, но е…рь удаленький…
    - Ты откуда знаешь? - С удивлением поинтересовался я.
    - Слышал, как Кира про Шкета моей бабе говорила…
    Потом Шкет хоть и любит заложить за воротник, но мужик правильный. Такого еще поискать нужно! Ну, побеситься баба, да успокоиться. Со всякой бывает.
    - Да прежде, чем она успокоиться, - возразил я, - с ним… ну то есть с Геной может что-нибудь случиться.
    - Да, что с ним случиться. - Скривился Б. Мостовой. - Водка и время все залечат.
    - Ну, дай Бог! Дай Бог.
    Прошло дня два или три после этого разговора и Мостовой сообщил следующее:
    - Мужики.
    Длинная пауза.
    - Шкет повесился!
    Боря вытер рукавом выступивший на лбу пот.
    - Как повесился?
    - Почему повесился?
    - Когда повесился?
    - Вчера в пять часов вечера. - Ответил Б. Мостовой.
    - Где?
    - У себя в прихожей!
    - Почему?
    - Да, по дурости!
    - Это как?
    - Да, как! Как! Хотел Киру попугать. Вернуть ее любовь, а голова-то у Шкета слабенькая, вся соперниками отбитая, вот и допугал.
    - Что ты имеешь в виду?
    - В смысле?
    - В смысле попугать…
    - А то и имею…
    Совинформбюро принялся рассказывать подробности Шкетова самоубийства:
    - … поставил "Шкет" табурет. Прикрутил к крюку, что торчал у него в прихожей, веревку. Грамотно завязал узел. Встал на табурет и стал ждать, когда Кира вернется домой с работы. Кира возвращается ровно в пять часов вечера. Точняк это я вам говорю, хоть часы проверяй. Живут они на первом этаже, и Шкету прекрасно слышно, как открывается подъездная дверь. Короче, стоит Шкет, ждет. В пять часов, ровно доносится стук входной двери Гена прыг с табуретки, а это не Кира.
    Длительная пауза.
    - А кто?
    - Да так дура какая-то в гости к кому-то пришла.
    - А Кира?
    - Она в этот день запоздала, а когда в квартиру вошла, то Гена уже посинел. Ну, крик подняла… к нам прибежала. Я захожу и зрю, висит "Шкет" точно боксерская груша. Я в полицию отзвонил. Те приехали, с меня показания сняли, шкета с крюка сняли и отвезли в морг. Похороны послезавтра.
    - Да, что ты гонишь. - Возмутились разносчики. - Поставил табуретку. Ждал, когда дверь в подъезде хлопнет. Если бы он хотел ее испугать, то он бы с табуретки спрыгнул, когда она квартирную дверь открыла.
    - Э нет, мужики, - скривился Совинформбюро, - эффект бы был не тот!
    - А откуда ты знаешь, - спросил Мостового разносчик Аркаша, - что он решил ее попугать? Может он и впрямь того…
    - Не я решил. Я только рассказал, а решила Кира. Оказывается, он точно также… недели две назад… перед ее приходом резал себе вены. Кира ему тогда сказала. "Смотри, Гена, я ведь могу и опоздать"
    - Может она… эта… того…специально опоздала? - Выдвинул гипотезу разносчик Леха. - Что бы от мужика отвязаться, и с Дугласом шкетово добро, поделив… это жить!?
    - Да, какое у него добро. - Поморщился Мостовой. - Пару грамот, да медный кубок за победу в молодежной олимпиаде. Нет попугать он ее хотел, любовь вернуть, а оно вон как вышло…
    На похороны Гены Шкета я не ходил. В те дни у меня были встречи с адвокатом.
    Все подробности о погребении "призера молодежной олимпиады" я узнал от "Совинформбюро"
    - Кира, - сказал он мне, - хотела, как положено, отпеть Гену в храме и похоронить его, как водиться, на православном кладбище. Однако ж батюшка отпевать самоубийцу отказался, и место на кладбище не выделил.
    -Как бы он своей смертью умер, - сказал он Кире, - я бы его отпел и место выделил и денег с вас, как с малоимущей, не взял бы, а так великодушно извините…
    Кира ему:
    - А что ж мне, батюшка, делать?
    Сходите на католический погост, - Ответил батюшка. - У этих латинян теперь таких, как ваш покойный муж, и отпевают и хоронят на общем кладбище…
    Кира пошла в католический могильник, но там запросили такое бабло, что хоть самой вешайся…
    - И что? - Поинтересовался я.
    - Короче порулила Кира в муниципалитет. Там выделили для Шкета место в муниципальном колумбарии, а также бесплатное сжигание тела. На похоронах был: я, баба моя и наших разносчиков человек пять...
    Вскоре Кира (очевидно) чтобы не мучится воспоминаниями, переехала в другой город. Я слышал, что она вышла замуж. Не знаю за кого, но не за Дугласа - это точно.



    
    

Москва

    Как его звали - Сергей? Петр? Аркадий? Не помню.
    Несколько дней мы работали с ним вдвоем на разноске небольшого рекламного буклета. Бригадир "Фикса" привозил нам его на точку сбора. Станция метро "Randall" Мы клали буклет в сумки и уходили на разноску. Район был относительно легкий. Дома стояли недалеко друг от друга. Тенистые улицы защищали нас от летней жары.
    Мой напарник всегда (как я не пытался придти раньше его, мне даже, казалось, что он там ночует) являлся на точку первым. Когда я приходил, то обычно заставал его за чтением газеты. Он не просто читал. Он бубнил, слегка раскачиваясь, газетный текст, отчего походил на ортодоксального еврея читающего тору.
    Это ощущение усиливало и его семитская внешность: курчавые волосы, орлиный нос, грустные миндалевидные глаза.
    Впервые придя на "точку сбора", я отрекомендовался и бодрым голосом спросил:
    - Ну, как дела?
    - Херово.
    - Что так?
    - Он еще спрашивает. Да разве ж это жизнь. Гавно, а не жизнь! Нет, хорош! Я все решил. Завтра уезжаю!
    - Куда? - Осторожно поинтересовался я.
    Он ответил мне словами героини Чеховской пьесы:
    - В Москву! В Москву! Завтра в Москву!
    - Завтра? - Переспросил я.
    - Завтра. Вот сегодня закончу работу и пойду покупать на завтра билет!
    Я вытащил из лопатника календарик и, посмотрев на дату, сказал:
    - Но в Москву самолеты летают только по пятницам, а сегодня вторник.
    - Да? А я все равно улечу!
    Выдержав небольшую паузу, я подошел к нему с другим вопросом:
    - С семьей?
    - Нет! Один! Только один! Они меня суки сюда затащили. Пусть теперь тут и кукуют, а я в Москву.
    - Как же они без тебя? Кто ж их прокормит?
    - Ничего не пропадут, а с меня хватит. Завтра же в Москву!
    Я хотел напомнить, что самолет улетает в пятницу, но не стал этого делать, а задал другой вопрос:
    - А у тебя, что в Москве осталась квартира? Прописка?
    - Нет у меня никакой прописки, и паспорта нет, и квартиры тоже нет. За гроши продали, а какая квартира была. Не квартира, а сказка! Тут такую квартиру и миллионеры не имеют. Я же в строительном тресте работал. В отделе снабжения. Можешь себе представить?
    - Могу. - Ответил я.
    И живо представил себе трехкомнатную улучшенной планировки квартиру. Клееные живеньким в цветочки обойчиком стены. Паркетный пол. Хрустальная люстра на потолке. Югославская стенка, а в ней цветной телевизор "Горизонт"
    Как не представляй, а в итоге выходила квартира здешнего малоквалифицированного рабочего, но никак не миллионера.
    Закончив представление, я живо поинтересовался:
    - А где же ты будешь жить?
    - На вокзале! А где мне еще беспаспортному жить, как не на вокзале!?
    - Как на вокзале!? - Вытаращив глаза, сказал я. - Тебя же там арестуют и упекут в острог, как бомжа! А там сам знаешь закон тайга. Можно и копыта отбросить за понюшку табака.
    - Ну, и пусть! Лучше отбросить их на родной земле, чем на чужой за разноской этой блядской рекламы.
    - Погоди! Погоди! Это же временно… ну, реклама эта… пройдет пару лет…
    освоишь язык… пойдешь на курсы… станешь работать… денег накопишь свое дело откроешь…
    - Нет! - Оборвал меня напарник. - Нет, только в Москву! В Москву и точка!
    - А что же ты там станешь делать? Ведь не квартиры! Не работы! Не документов! Ну, подумай сам?
    - Нечего тут думать. Я все решил. Завтра же в Москву!
    Я хотел привести ему аргументы в пользу тутошней жизни.
    Рассказать о цивилизованности здешнего общества и дикости Московского.
    Хотел поведать о демократии, либерализме, законности - свободного общества, в которое ему довелось попасть. Сказать о том, что миллионы людей в Москве хотели бы оказаться на его месте, но в это время подъехал Фикса, и мы стали грузить бумагу в сумки.
    Не прошло и полчаса работы, а он уже уставший сидел под раскидистой яблоней:
    - Садись. - Мой случайный товарищ вытащил из кармана пачку дорогих сигарет. - Закуривай.
    Я присел на сумку и закурил.
    - А ты знаешь, как я в Москве стоял!? - Красиво затягиваясь, спросил он меня.
    - Откуда ж мне знать.
    - Так я тебе расскажу. В субботу я говорил жене, что уезжаю в командировку, но ни в какую командировку я не ехал, а брал тачку и катил в Сокольники, где в уютной двушке жила наша стройтрестовская бухгалтерша - душка Клава.
    Клавушка!
    Он, очевидно, так живо представил Клавушку, что даже поперхнулся сигаретным дымом.
    - Приеду к ней рано утром. Дверь своим ключом открою и прыг к ней под одеяло. И так знаешь… с толком… с расстановкой… пристроюсь сзади к Клавушке. Вжик. Вжик. Тык! Тык! Ах! Ах! И усну, и сплю часов до двенадцати. Потом глаза открою, а с кухни уже тянет вкуснятиной. Клавушка мастерицей была по кухонной части. Какие делала беляши! Разве ж их можно сравнить со здешними гамбургерами! Я один раз попробовал это гамбургер. Два дня с унитазом жил. Эх, Клавушка. Клавушка.
    Напарник мой грустно вздохнул.
    - Ну, вот, а ты говорил, что ехать не кому. - Улыбнулся я. - Вот к Клавушке и езжай.
    - Да нет больше Клавушки. Все ждала, ждала, когда я разведусь, и, не дождавшись, вышла замуж за майора ВВС.
    Мой компаньон выбросил сигарету. Протянул руку к ветке. Сорвал яблоко, с аппетитом съел его, и, швырнув огрызок на дорогу, заявил:
    - Разве ж это я яблоки. Вот у меня на даче антоновка была! От одного запаха можно было ума лишиться, а уж на вкус… тут такое яблоко не меньше бы сотни баксов стоило.
    - Ну, пошли что - ли. - Сказал я, когда он наметил, было прикорнуть под тенью дерева. - А то мы так не наработаем и на здешние яблоки.
    - А зачем на них работать. Во, - он указал на яблоню, - рви сколько хочешь!
    - Нет, брат, пошли, - сказал я, вставая, - а то если Фикса застанет нас лежащими, то мало нам не покажется!
    - Да, пошел он на хер! Фикса этот! Подумаешь тоже мне начальник. Я в Москве, таких как он начальников, на восемь множил и на десять делил!
    - Ну, тут же не Москва. - Напомнил я ему. - Нужно жить по здешним порядкам.
    - Вот ты и живи, а я завтра в Москву! Хорош бля дурака валять. Пора делом заниматься!
    Каким делом напарник не пояснил.
    В пять часов вечера приехал Фикса.
    - Все разнесли? - Поинтересовался он.
    - Все! - Заявил мой товарищ по разноске, хотя половину бумаг выбросил в гарбичный ящик.
    - Ну и ладно. Вот ваше бабло. - Бригадир отсчитал положенные нам за работу деньги. - В пятницу ждите меня на этом же месте.
    Фикса уехал.
    - Ага, ждите! Пождите. Я уже в пятницу буду в Москве!
    Мы спустились с ним в метро. В вагоне он, раскачиваясь и бубня себе под нос, принялся читать газету. Я же глазел на закопченные стены подземки и возникающие из темноты, словно оазисы, ярко освещенные и украшенные живописными рекламными плакатами, станции метро.
    Вскоре, поезд, скрипя колесами, затормозил:
    - Вот и моя станция. Ну, прощай. - Я протянул ему руку. - Счастливо тебе устроится в Москве.
    - И тебе не хворать. - Он криво ухмыльнулся, но руки не подал.
    Я вышел из вагона. Поезд, весело грохоча колесами, побежал дальше.
    Все эти дни я только и думал, что о своем напарнике. Я живо представлял, как он садится в самолет. Летит, глядя в иллюминатор на бескрайний океан, что лежит под крылом комфортабельного лайнера. Как он выгружается в Шереметьево - 2. Долго ищет свой скудный багаж. Берет за последние копейки такси и едет на площадь трех вокзалов. Как входит в зал ожидания Ярославского вокзала и размещается на жесткой лавке…
    Каково же было мое удивление, когда в пятницу я вновь увидел его на точке сбора.
    - Ну, как дела. - Не касаясь темы отъезда, спросил я.
    - Херово!
    - Что так? - Осторожно, поинтересовался так.
    - Он еще спрашивает. Да разве ж это жизнь. Гавно, а не жизнь! Нет, хорош! Я все решил. Завтра уезжаю!
    - Куда? - Задал я вопрос, уже догадываясь, какой последует ответ.
    Я не ошибся.
    - В Москву! Хватить! Наелся колбасы променянной на Родину!
    Витиевато заявил напарник.
    Весь день он бубнил о недостатках здешней жизни.
    1 Птицы не пели.
    2 Петухи не кричали.
    3 Цветы не пахли.
    4 Соленые помидоры отсутствовали.
    5 Колбаса из нефти.
    6 Мясо гормональное.
    И т.д. и т.п.
    - Прощай. - Сказал я, выходя из вагона, не протягивая ему на прощание руки. - Желаю тебе хорошо устроиться в Москве.
    Он ответил знакомой мне уже фразой:
    - И тебе не хворать.
    Поезд нырнул в темный туннель…
    
    Во вторник, войдя в "предметровник" станции "Randall" первое, что я увидел - был снова он.
    - Привет. - Сказал я. - Как дела?
     - Он еще спрашивает. Да разве ж это жизнь. Гавно, а не жизнь! Нет, хорош! Я все решил. Завтра уезжаю!
    - Куда? - Прикрывая зевок, спросил я.
    - В Москву! Хватить! Набатрачился на всякую шушеру, как этот твой Фикса.
    Я хотел, было возразить, что Фикса такой же мой, как и его, но вместо этого достал из пачки сигарету, вышел из "предметровника" и закурил. Вокруг меня суетилась чужая жизнь. Пели птицы. Цвели цветы. Клубились люди. Бежали машины, а в небе летел самолет…
    
    Прошло несколько лет.
    
    - Добрый день, - сказал я, входя в русское кафе, что расположилось в деловом районе города, - можно поговорить с хозяином.
    - А вы кто? - Поинтересовалась у меня хорошенькая девушка- кассир.
    - Я журналист из русской газеты. Хотел бы написать очерк о вашем кафе.
    - Про нас?
    - Про вас.
    - И обо мне тоже? - Широко открыв глаза, спросила девушка.
    - И о вас тоже.
    - Я мигом. - Девица проворно скрылась за шуршащей (сухой осенней листвой) шторой.
    Вскоре она вернулась:
    - Он сейчас выйдет, а вы пока выпейте кофейку.
    Передо мной возникла фарфоровая чашечка.
    Я закурил, тогда это еще можно было делать, и взял в руки чашечку.
    Кофе был отменным, а не бурдой из кофейной машины.
     Чувствовалось, что здесь знают в этом деле толк.
    - А вот и хозяин. - Кассирша указала на вышедшего из-за занавески крупного представительного мужчину.
    - Слушаю. - Присев рядом со мной, сказал хозяин.
    Я взглянул на него и тот час же узнал в нем моего бывшего напарника.
    - Привет! Узнаешь?
    - Нет.
    - Ну, как же мы вместе с тобой гоняли рекламу.
    Он посмотрел на меня и, махнув рукой, сказал:
    - А, а… ну, да, что - такое припоминаю.
    - Вот видишь, я оказался прав!
    - В каком смысле?
    - Ну, как же я же тебе говорил, что пройдет какое- то время: освоишь язык, получишь профессию, подсобираешь деньжат и откроешь собственное дело…
     Кафе у тебя замечательное, в деловом дорогом районе города. Бизнес процветает. Вот об этом я и хочу написать в нашей газете. Я веду в ней рубрику "Наши люди"
    - Бизнес процветает? Чей бизнес? - Вытаращив на меня глаза, спросил мой бывший напарник.
    - Ну, твой разумеется.
    - Мой бизнес процветает. Да ты что парень. На ладан он дышит, а не процветает.
    Вон через дорогу в Макдональде, да процветает! А что в том Макдональде? Да в нем, не за столом будет сказано, кроме говна, на постном масле ничего не подают! А у меня все на сливочном, а клиентов хер целых ноль десятых!
    Ты ж посмотри, - он подвинул в мою сторону цветной лист бумаги с надписью "Меню", - у меня ж и пельмени, и беляши, и соленые помидорчики. Грибки маринованные, опять же гречневая каша с бараньим боком, щи из свежей капустки, борщец красный с чесночком, голубцы со сметанкой! Оладьи мучные, картофельные… Киевский торт. Конфеты "Птичье молоко" Чаек цейлонский - свежайший. Кофе с армянским коньячком, а они суки…
     клиенты, то есть в Макдональд прут! И ладно бы только местные, но и наши тоже скурвились. Променяли борщ на триО! А от этого твоего триО только что серишь кривО!
    
    Я хотел, было возразить, что никакого отношения к триО не имею, но хозяин кафе мне этого не позволил. Он сильно ударил кулаком по столу и ультимативно заявил:
    
    - Нет, все. хорош! Завтра улетаю в Москву. Сяду (марка машины) на "Бычка"
     Там знаешь, сколько, на "бычке" можно поднять! Тут и миллионеры столько не зарабатывают. Все шабаш! Хватит, накушался здесь говна! Завтра же в…
    Я встал, закрыл за собой дверь с обратной стороны и не расслышал последнего слова, но догадался, что оно будет: - Москва.
    Владимир Савич.
    
    

Соседка

О Косте Неримском в разносчинской  бригаде ходили противоречивые слухи. Разносчики  утверждали что он:

     а) Взбунтовавшийся отпрыск сановитых родителей.
    b) Сотрудник спецслужб.
    с) Борец с режимом.
    d) Беглый олигарх.

     На самом деле все это не соответствовало действительности.
    Родился Костя в городе, в котором и помереть не приведи Господь, не то, что появиться на свет. Родители его были не только не сановитые, но их вообще даже мало кто знал в многоквартирном доме, где они жили.
    После школы (имея наклонности) Костя поступил в столичное художественное училище. После окончания, как человек прилежный, остался в столице. Трудился в Росбытрекламе. В свободное время промышлял портретами.
    Писал маслом лица подпольных цеховиков.  Отставных заслуженных артистов.
    Уголовных авторитетов. Изредка ответственных работников.
    - Нормалек. – Взглянув на свой портрет, сказал первый секретарь райкома КПСС Иван Никодимович Подлесков. – Организую тебе поездку за бугор. Не в капстрану конечно, но и не совсем в соц…  В Югославию. Поедешь?
    Костя говорить нет не умел…
    В Белграде он  случайно (многое в Костиной  жизни носило случайный характер)  отстал от своей группы.
    С вопросом:
    - Как пройти в гостиницу «Зорница»? -случайно остановил работника посольства США.
    На вопрос сотрудника:
    - Не хотите  ли попросить политическое убежище?
    Не сумев произнести «No» ответил: - Yes.  Так Костя оказался в большом заграничном городе. Жил на «черной» улице. В трехэтажном  старом доме. В  тесной однорумке, то есть однокомнатной квартире, окнами выходившей на старый запущенный сад. В свободное время, подобно Клоду Моне, он рисовал свой сад. Хотя на самом деле сад принадлежал  не ему,  а муниципалитету. 
    
    Жил художник Неримский тихо и одиноко, как еще может жить человек по жизни шагающей с отрицательными приставками «Не» и «Ни»: не красивый, не богатый, не общительный, не счастливый, не познавший к тридцати с большим хвостиком ни одной дамы, не без таланта и с отрицанием в собственной фамилии?
     
    Если бы не соседка пожилая миссис Томпсон то можно было подумать, что он и вовсе не живет на этом свете. Миссис Томпсон пожилая желчная дама проживала с Костей на одной площадке. Практически каждый вечер она стучала ему в дверь и задавала один и тот же вопрос:
    - Когда вы прекратите вонять!? От вашей краски и ацетона у меня кружится голова. Я не могу уснуть!
    К. Неримский, виновато потупив голову, отвечал: 
    - Sorry, madam. Sorry.
    Однако мадам не sorила, а напротив писала жалобы в соцслужбы города и требовала от хозяина дома мистера Флеминга разорвать с Костей контракт. 
    В один прекрасный день мистер Флеминг сказал:
    - Знаете, Costa, я не подпишу с вами контракт на следующий год. Мне уже надоели these problems with Mrs. Thompson. You need to seek alternative accommodation.
     
    Найти жилье, конечно, не проблема, и перевезти вещи - тоже не бином Ньютона. Но где было найти такой сад, что как раз цвел яблочно-вишневым цветом  за Костиным грязным окном? 
     
    - Даю вам Two months. – Сказал мистер Флеминг и закрыл за собой дверь.
    На следующий день в катафалке Костя обратился к бригаде с вопросом:
    - Не знаете ли, где снять приличное жилье с видом на сад?
    - А с видом на море не желаете? – ответил за всех разносчик Чернооков.  
    Бригадники рассмеялись, а Костя до конца работы больше не произнес ни слова.
    Бог его знает, какой бы оборот приняла биография Костиной жизни, если бы миссис Томпсон случайно не упала и не поломала себе ногу. Ничтожная, казалось бы, поломка, закончилась скоропостижной кончиной,  в общем- то неплохой (удали из нее в свое время желчь) миссис Томпсон.
    
     Одним словом, больше на художника Неримского никто не наезжал.
    Вскоре в квартиру миссис Томпсон кто-то вселился. Кто? А! Неримского, как человека малообщительного, это мало интересовало.  В один необычайно жаркий день начала лета, когда особенно воняла разогретая жарой краска, а в нос шибало резким запахом ацетона, Костя вышел из своей квартиры и столкнулся нос к носу с новым соседом. Точнее соседкой.   
    - Богиня! Муза!  Все – что угодно, но только не женщина. Потому что женщины такими красивыми не бывают. – С волнением в голосе и закатив глаза, рассказывал Костя бригадникам о своей новой соседке. – Никак не могу понять, почему она выбрала меня? Ведь она такая… такая… Нимфа!
    - Нимфа! Да, блядь какая – то! Они все красивые… бляди эти. – Высказал предположение разносчик Гладиолусов, когда Костя ушел домой. – Нормальные бабы всегда корявые.    
     
    - Hi! - Дама Божественно улыбнулась. - How are you?
    Костя, потупив глаза в цементный пол, ответил:  
    - Fine.
    - Is the paint smell coming from your apartment?
    Художник ответил утвердительным:
    - Yes
    И принялся за дежурное:
    - Excuse me madam. Excuse me… sorry
    - No.  No. There is no need to apologize. I love the smell of oil paint.
    Костя поднял глаза и с сомнением в голосе поинтересовался.
    - Really?
    - Oh yes! Are you renovating?
    - No, I am an artist.
    - No way!
    - Why?
    - Because I always dreamt of being an artist myself.
    - What stopped you?
    - Life had a different path for me. But I did complete a painting class back in college.
    Maybe someday you can show me your work?
    - Why not right now?
    Дама вошла  в «однорумку» Неримского. Художник подвел ее к последней своей  работе. «Цветущий сад»
    - Beautiful! You are a real artist…
    Дама, закончив осмотр картин, обвела взором комнату:
    -  I can see you have a couple of Russian books.
    -I am Russian.
    - Правда? – Новая соседка, путая падежи и глагольные окончания, (в этом была какая-то необычайная прелесть)  перешла на русский язык.
    - Безусловная.
    - Я говорю немножко по-русски. Изучала этот язык на лингвистических курсах. Мои родители из славянской страны. Кстати, меня зовут Кристина Свобода. 
    - А меня Костя. - Художник подумал и убрав с фамилии отрицание Не представился. Римский.
    
    Вспыхнувшая между соседями «love story» что ни день отменяла НЕ и НИ из Костиной жизни.   
    - Не могу. – Отвечал Костя на просьбу Фиксы, поработать в субботу. – Мы с Кристиной идем на выставку. 
    - Ни в коем случае не нужно мне хамить! – Говорил он в ответ на циничные замечания разносчиков  в адрес Костиной love story. – Я этого не потерплю!
     
    Жизнь забила нефтяным фонтаном. Ничего в своей жизни кроме Кристины Костя не замечал. Даже письма  из социальной службы (требовавшие его к себе на рандеву) Костя рвал в клочья. И в инстанции не ходил!
     Зачем! Ведь миссис Томпсон была мертва, и никто на этом свете уже не мог ее побеспокоить.
    Вскоре Костя мог сказать. Я счастливый человек.
    Хотя не все было гладко в их совместной с Кристиной  жизни. Иногда между ними  возникали философско-эстетические споры: 
    - Красота требует жертв. – Говорил Костя, соскребая с полотна неудачный штрих. – Требует. Требует.
    - Я бы сказала наоборот - жертва требует красоты.
    - Это как?
    - А так. Ведь ты смешиваешь краски без их ведома. Скоблишь холст. Смываешь неудачные куски, то есть полотно - твоя жертва. Выходит, что жертва требует красоты.
    - Интересная мысль. – Кусая кисть, говорил Костя. – Хотя я с ней и не согласен. Потому что жертва всегда безобразна…
    Костя смеялся. Кристина стирала платком краску с его щек.  
    
     Шли дни. Художник строил планы. Думал осенью вместе с Кристиной переехать на новую квартиру. Открыть художественную студию. Устроить к Рождеству выставку.  
    Но видимо Костины Не и Ни были необычайно сильны и страстно привязаны к нему. Потому что он.
    a) Не переехал.
    b) Не открыл.
    c) Не устроил.
    Ближе к финалу необычайно жаркого в тот год лета случилось несчастье. Кристину Свободу: музу, богиню, нимфу…
    Нашли лежащей (с мастерски всаженной между седьмым и восьмым ребром финкой)  на коврике возле собственной квартиры.
    Казалось, что этим же ножом был убит и Костя. Разносчики предполагали, что он.
    a) Повесится.
    b) Застрелится.
    c) Вскроет вены.
    d) Спрыгнет с высотки.
     
    По факту убийства было возбуждено уголовное дело. Но шло оно вяло и безрезультативно. Примерно месяца через два, когда Костин сад окрасился багрянцем, пурпуром, желтизной и краснотой новой осени, в кабинет детектива занимающегося делом Кристины Свободы пришел художник: 
    - Почему не найден убийца!?
    - А кем вы изволите быть? – Вяло поинтересовался детектив на старорежимном русском языке. 
    Детектив был русскоговорящим отпрыском древней дворянской фамилии.
    - Я Константин Римский. 
    - А понятно… сожитель мадам Кристины Свобода?
    - Мне не нравиться такое определение.
    - Назовите мне ваше, я с удовольствием им воспользуюсь…
    - Вы лучше ответьте на вопрос. Почему не найден преступник?
    Детектив указал на стул и сказал пока Костя усаживался:
    - Видите - ли, бесценный мой, он, то есть преступник,  вероятно, не будет найден никогда.
    Детектив видимо любил определения дорогой, бесценный, родной, любезный и поэтому вставлял и по всякому нужному и не нужному поводу в свои разговоры.
    - Как это так не будет найден? Совершенно злостное убийство, а вы..
    - Это не совсем убийство, любезный мой, Коста. Я правильно называю ваше имя?
    Костя ответил вопросом:   
    - А что же это?
    - Это… это… Это месть.
    - Какая месть? Что вы хотите этим сказать?
    - Я думаю, мой драгоценный, вам лучше этого не знать, то есть всей  подноготной этой истории.
- Как это не знать? Я хочу знать правду. Имею на это право.
- Право вы не совсем имеете, бесценный вы мой, потому что убитая вам не родственница. И потом, видите - ли, мой дорогой Коста, в общем, не мне вам говорить, что иногда правда бывает невыносимо тяжелее лжи.
- Нет, я хочу знать!
- Ну, что ж…  как хотите.
    Детектив достал из холодильника бутылку минеральной воды. Налил себе полный стакан. Жадно выпил его. Вытер мокрые губы салфеткой. Костя заметил, что рука его покрыта, коричнево – желтыми пятнашками. Художник вспомнил, что Кристина в шутку называла их «кладбищенскими бабочками» Такие штуки появляются у мужчин за пятьдесят. Судя по размерам и количеству «кладбищенских бабочек» детективу было далеко за шестьдесят. Поставив стакан на стол, детектив достал из стола несколько фотографий. Подвинул их Косте:
- Взгляните.
    Костя посмотрел на снимки. С фотографий ему улыбались молодые красивые девушки.
- А теперь взгляните на эти.
Детектив подвинул Кости еще несколько фотографий.
На них художник увидел истерзанные женские тела:
- Что это? – Испуганным голосом поинтересовался он детектива.
- Это те же девушки, а разукрасила их Кристина Свобода со своим напарником любовником. Вот этим.
Адвокат достал новую фотографию. На Костю посмотрел смахивающий на самого художника молодой мужчина.
 
-Вот почему она меня выбрала - подумал Костя. – Потому что я на него похож.
 
- Он ее подельник, - продолжил детектив, когда Костя вернул фотографию, - получил высшую меру наказания, а Кристина Свобода за сотрудничество со следствием всего десять лет тюрьмы. Хотя по всем статьям подходило под высшую меру. Ну, или в крайнем случае на пожизненное заключение.  Так, что вы сожительствовали с маньяком, милейший мой Коста.
 
- Так вот какой красоты требовали жертвы. Подумал художник, вспомнив давнишний спор. Внутри у него все оборвалось. Похолодело. Задрожало и затрепетало:
- А почему вы не сообщили мне раньше. Вы же подвергали мою жизнь опасности?  
Детектив собрал фотографии, засунул их  в стол:
- Но это же был ваш выбор? 
Художник промолчал, детектив продолжил:
- Кроме того, вам слали письма с приглашением придти в социальные службы города, но вы их игнорировали. Счастье вскружило вам голову и вырвало из reality, бесценный вы мой Коста!  Вы же были в некотором роде счастливы с ней с мадам Свободой. Ведь так?
Костя вспомнил разорванные им прошедшим летом письма. Встал со стула и точно лунатик побрел к двери:
- Мы, конечно, будем искать преступника. Если найдем, сообщим вам мистер...  Простите, забыл вашу фамилию? 
- Неримский.
    

    Художник вновь вернул «Не» в свою жизнь.
С этого дня Костя на разноску не приходил.
Запущенный сад не рисовал, потому что из своей квартирки съехал.  
    Где теперь живет и чем занимается художник Костя Неримский - доподлинно никому неизвестно.



Карусель талантов
     
     В понедельник утром в кабинет редактора газеты "Русское Поле" Исаака Гера зашел журналист Ираклий Субарванцев. И, так как был с ним на короткой ноге, сказал:
     - Изя, я набросал фельетон "Звездная пыль". Прямо не фельетон, а бомбу! Даже не знаю, возьмешь - ли ты его в номер.
     Ираклий положил на редакторский стол несколько листов с напечатанным (в формате "Arial Blake") текстом.
     Редактор - феноменальное сочетание грозного льва и трепетной лани- осторожно (сейчас Гер являл собой лань) поинтересовался:
     - На предмет?
     - Конкурса эмигрантских талантов, что недавно проходил в нашем городе.
     - И…
     - И прошелся я по этим талантам. Посадил, так сказать, звездную пыль, в достойную ей лужу!
     - Что за конкурс?
     -Карусель талантов…
      - А это те, - оживился редактор, - что отдали рекламу своего мероприятия, хотя я предлагал им тридцати процентную скидку, в конкурирующую газетенку "Новые дни"?
     - Ну, да.
     - И правильно сделал, что прошелся! - В редакторе проснулся лев. - Во-первых, будут знать, как связываться с нашими конкурентами! Во-вторых, пора внести в нашу среду достойную критику! А то, куда ни кинь взор… ахи и вздохи.
     Ах, как прекрасно. Ах, как замечательно! Ах, какие мы молодцы, а посмотришь…
     Господи, так не на что и смотреть! Давай свою, бомбу, Ирик. Давай…
     Редактор достал из черепахового футляра элегантные очки. Одел их на орлиный нос и стал читать.
     Вскоре послышали смешки, а уж потом и хохот.
     Закончив чтение. Редактор не снимая очков. Потер кончик носа и сказал:
     - Ну, молодец, Ирик. Молодец! Врезал им по сопаткам. Дал меж рог! Будут знать, совки позорные! Вот этого ты правильно назвал "поющим огурцом".
     - Кого?
     - Ну, этого, - Редактор ткнул пальцем в фамилию директора овощного магазина, - что получил на конкурсе звание "открытие года"! Я бы, правда, назвал его не огурцом, а боровом! У него ж не лицо, а натуральное свиное рыло! Ты подумай над моим предложением.
     - Разумеется, - пообещал Ираклий.
      - Подумай, подумай. Он такая, брат, свинья. Такой сквалыжник! Свет такого биндюжника не видал… Ей-Богу!
     Редактор перекрестился (на висевший у редакторского изголовья) портрет классика иммигрантской литературы.
     - Бьется со мной за каждую букву рекламы, за каждый цент - точно красная армия за Сталинград.
     Редактор вновь (словно ныряльщик за жемчугом) нырнул в глубины текста.
     - "Поющая лошадь" вот это ты, брат, правильно ее окрестил. Не в бровь, а прямо в ее вечно завидущий глаз!
     - Это ты кого имеешь виду, Изя? - Поинтересовался Ираклий.
     - Да про Зинку Вербицкую, ту, что заведует химчисткой "Чистые пруды"
     Поет она, понимаешь! Занимался бы, блин, своим прямым делом. А то ведь, что получается. Отдаешь ей в чистку брюки с двумя пятнами, а получаешь с пятью!
     Певица, мать ее…
     Редактор испуганно перекрестился на огромный, что стоял на его столе, бюст "солнца отечественной словесности".
     - И этого директора, - продолжил он, - ты правильно " павианом с микрофоном" назвал. - Редактор рассмеялся.
     - Это ты про кого?
     - Да про директора риэлторской фирмы " Ключи у порога". Директор, мать его! Он также похож на директора, как я на митрополита. С такой мордой, как у него, не на сцене петь, а в тюрьме сидеть!
     … "иголка в заднице" это кого ты имеешь в виду?
     - Так это же Фаня хозяйка пошивочного ателье "Золотой шов". - Пояснил Ираклий.
     - И эта корова тоже поет?
     - Еще как. Первое место заняла!
     - Что ты говоришь!? Могу себе представить голос того, кто занял второе место!
     - Кобылин.
     - Что Кобылин?
     - Второе место занял Вячеслав Кобылин!
     - Как второе? Он же под следствием?! - Удивленно вскинул бровь редактор.
     - Ну не в тюрьме же, а только под следствием.
     - Такого можно и без следствия садить! Редкостный мерзавец! И что он пел этот Кобылин, "Мурку" что ли?
     Редактор запел.
     - Мурка, ты мой Муреночек. Мурка. Маруся Климова. Прости любимого!
     - Браво, Изя! - Захлопал в ладоши Ираклий. - Тебе нужно было на этом конкурсе выступать!
     - А почему бы и нет!? - Обиделся смеху редактор. - Почему и нет? Я бы им там всем показал, как надо петь. Певцы, мать их еб…
     Редактор зажал рот и перекрестился на барельеф бородатой, известной своими антисемитскими высказываниями литературной особы.
     - Ну, так что помещаем мою "Звездную пыль"?
     - Разумеется… и в ближайший номер!
     - Изя, а вдруг…
     - Никаких вдруг! Мы живем в демократической стране с гарантированной свободой слова!
     - Изя, но ведь слово…
     - Да, слово жалит! Но, кому это не нравиться пусть собирает чемоданы и назад в совок! Мы не должны поступаться принципами! - Пафосно заявил редактор.
     После некоторой паузы, которую он выдержал в наполеоновской позе, редактор продолжил:
     - Мы журналисты, писатели и прочие инженеры человеческих душ должны стоять на рубежах защиты слова! Да, мы, а кто же если не мы, будет проводить в жизнь идеи и принципы плюрализма мнений!? Так-то мой друг! Молодец что написал! Ты настоящий и смелый боец газетного фронта! Позволь пожать твою творческую руку!
      Редактор крепко сжал писательскую руку...
     
     
     
     Утром я увидел в катафалке новое (борода, густая шевелюра, пронзительные глаза, волевой подбородок, породистое лицо) лицо.
     - Вы Ираклий Субарванцев? - Осторожно поинтересовался я.
     - Он самый.
     Я протянул руку и запинающимся от волнения, а как иначе, если я впервые видел живого и популярного журналиста, голосом сказал:
     - Очень рад знакомству.
     - Взаимно. - Ираклий Субарванцев сунул мне два длинных аристократических пальца.
     - Всегда с интересом читаю ваш юмористический раздел "Овод" в газете "Русское Поле" Особенно мне понравился ваш последний фельетон "Звездная пыль" о конкурсе талантов в нашей иммигрантской среде. Животрепещуще, остро, злободневно, умно…
     - Благодарю за теплые слова.
     Я достал (для пущего сближения с известной личностью) пачку сигарет и, протянув ее Субарванцеву, сказал:
     - Угощайтесь.
     - Премного, - журналист извлек сигарету, - благодарен. Премного.
     Я дружески щелкнул зажигалкой. Мы сделали по затяжке и замерли, поглощенные табачным кайфом. Сделали по второй, от которой уже не кайф, а вкус нестиранных носков. После третий я спросил:
     - А что к нам? Размять, так сказать, члены? В том смысле вроде физкультуры? А что правильно! Вы знаете, к нам даже миллионеры приходят на разноску. А что и копейку заработаешь и физическую нагрузку получишь, совместишь, так сказать, полезное с приятным.
     - Нет, я к вам по другому делу. - Стряхнув пепел, ответил Ираклий Субарванцев.
     - За материалом? Написать что - ли о нас хотите?
     - Нет не за материалом, я к вам за смелость!
     - В каком смысле?
     - Ну, вот вы только что сказали, что вам понравился мой фельетон "Звездная пыль"…
     Мол, животрепещуще, злободневно остро…
     - Вот за эти жужжащие обстоятельства я и попал на флаерсы.
     - ?
     - А куда мне еще с моей журналисткой профессией податься? В англоязычную газету меня в отсутствии языка, не возьмут, а в русскую меня уже не пустит репутация скандалиста.
     - То есть вы хотите сказать,… я так понимаю, что вас уволили за ваш фельетон "Звездная пыль"?
     - Ну да!
     - А как же свобода слова? Демократические принципы. Плюрализм мнений! Как так? Это же не совок!
     - Не смешите меня, молодой человек, - горько усмехнулся Субарванцев, хотя и я был младшего его всего лет на пять, - свобода слова! Принципы! Мнения! Не совок! Совок, да еще какой! Только там идеология, а здесь бабло! Те же яйца только в профиль!
     - Допустим, но за статью…. выгонять из газеты? Как так?
     - А так. Просто. Возмущенные "читатели - рекламодатели" участники конкурса "Карусель талантов" позвонили в газету и заявили. Не уберете из газеты Субарванцева, отзовем свою рекламу в другую газету. И все редакторские принципы и разглагольствования о свободе слова, плюрализме мнений, защите демократии и прочей чепухе полетели к чертям собачьим!
     - А что редактор?
     - А разъяренным рекламодателям редактор сказал, что его в момент публикации фельетона не было в городе. Это-де все сделано с ведома Субарванцева, который якобы его замещал. Ибо я, - заявил редактор (рванув ворот новой рубахи) рассерженным читателям, - никогда бы не позволил опубликовать этот пасквиль! Эту пошлятину, очерняющую нашу талантливую и благороднейшую эмигрантскую публику…
     Субарванцев замолчал, и несколько минут, глядя себе под ноги, курил. Затем плюнул на окурок, точным броском послал его в урну и сказал:
     - Вот если бы я стал редактором, то я, поверьте мне на слово, никогда не пошел бы наповоду у читающей публики… уж я бы не избегал острых углов.
     Ираклий Субарванцев проработал на флаерсах около года.
     Затем основал свою газету "Семейная Газета", которую сокращенно называет "СемГа" В материалах "СемГи" даже неискушенному читателю видно: редактор Силон Непокорнов (так Ираклий Субарванцев теперь себя именует) всячески избегает не то, что острых, но даже и слегка шершавых углов эмигрантской жизни.
     
     
     

    

Юлик.

    В это утро у Юлика Рудина было счастливое лицо раскодировавшегося алкоголика.
    И это не афоризм автора, а реальность. Сегодня Юлик впервые после двухнедельной завязки - развязался.
    Как всякий пьющий русский человек, Юлик после первого стопоря являл собой: чуткого, нежного, обаятельного, смелого, решительного… Короче, благороднейшего человека!!!!!
    - Бонжур. Мерси. Пардон. Разрешите вам помочь. Позвольте вам рекомендовать. Разрешите откланяться.
    Вот те слова, которые входили в эти короткие минуты в лексикон Юлика.
    Но уже после третьей рюмки милейший дядька превращался в агрессивного юного хама.
    - Козел. Баран. Мудило. Пошел ты… Видел я тебя…
    Вот то лучшее, что можно выбрать из лексикона (перебравшего лимит "благородства") Юлика.
    К моменту, когда к месту сбора прибыл "катафалк", Юлик являл собой натуральнейшую свинью и уже вязал третью за это утро драку.
    - В машину. - Приказал, выйдя из кабины Фикса.
    Все бросились занимать "теплые места" Последним в фургон влез уже не без нашей помощи Юлик.
    - Ты че обурел?- Голосом крутого братка спросил он у Андрея. - Нюх потерял?
    Несколько слов об Андрее. Он появился у нас в бригаде за несколько дней до выхода Юлика из алкогольного клинча.
     - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
    - Андрей. - Представился он, занимая место в катафалке и помявшись, добавил. - Профессор.
    Званием профессора в "катафалке" удивить было невозможно.
    В нем было полно: доцентов, кандидатов, докторов, профессоров, заслуженных деятелей искусства - имелся даже почетный член академии наук.
    Все эти звания, как правило, присваивались их обладателями, тут же в "катафалке", а по необходимости подтверждались дипломами, купленными в гараже у всемогущего Гиви.
    Лицо "профессор Андрея" не походило на простоватые вороватые и нагловатые лица " катафалковских профессоров" оно несло на себе мощный отпечаток интеллектуализма.
    А стоило ему заговорить, как тотчас же стало понятно, что наш крутой "катафалковский" энциклопедист Алик Дудин по сравнению с Андреем невежда и двоечник.
    - В чем собственно дело? - Мягким голосом, поинтересовался Андрей,
    - Дело собственно в том, что ты занял мое место, пацанчик! Попрошу, очисть!
    - Во-первых, уважаемый… простите, не знаю вашего имени я не пацанчик, а вторых, здесь нигде не указано, что это ваше место.
    - Слышь, хлопчик, не буди во мне зверя, а давай быстренько чеши…
    - Что значит чеши? Чешут, простите блох, но у меня, их к счастью нет.
    - Нет, так будут! И не только блохи, но проблемы со здоровьем у тебя тоже появятся. Гарантирую. Так, что давай поднимай свой сруль и шуруй вон туда.
    Юлик указал пальцем на обшарпанные двери "катафалка"
    - Извините, но здесь не международный автобус с оплаченными местами, а машина…
    - Не, вы посмотрите на него. - Оборвал Андрея Юлик. - Он еще кацабениться! Ты ваще понимаешь пацан, с кем говоришь? Я Юлик.
    - А я Андрей…
    - Ну, так и чеши бодрей Андрей. К параше. Слышь, мужики, откуда эта чума взялась?
    - Да, это профессор Андрей…. пришел, когда ты в запой ушел.
    - Профессор, - Чуть исковеркав слово, усмехнулся Блик. - Не кислых - ли щей?
    - Нет, я профессор математике? Из Московского инсти…
    - А московский! Ну, тогда понятно. Московские все борзые, что слесаря, что профессора. Я вот из-за таких борзых московских профессоров Родину оставил!
    Пафосно воскликнул Юлик, и чуть помолчав, нетрезвым голосом продолжил. - И здесь из таких козлов место в университетской лаборатории потерял.
    - Не понял, Юлик, ты, что тоже профессор. - Поинтересовался, сунув свое (красное от ветра и самогона) лицо в катафалковский салон, Фикса.
    - А - то! Конечно! Я и в совке научной работой занимался и здесь в лаборатории при университете работал.
    - Да, ты что! Первый раз слышу, а чего ты ушел… с лаборатории… там же платят немерено, не то, что на флаерсах?
    - Да уж, знамо, получше. - Согласился Юлик.
    - Так чего ж ты ушел?
    - Чего ушел. Чего ушел. Ушли!
    - Это как?
    - Да, там где у меня голова у моих коллег было место для внутри мышечных инъекций.
    - Не понял?
    - А что ту понимать. Козлы - "профессора" стали мне и свои работы подсовывать. Молодого, понимаешь - ли, нашли. Ну, я показал им who is who. Так припечатал, одного черножопого профессора… месяц в реанимации лежал.
    - Кто?
    - Ну, не я же!
    - Черножопый?
    - Разумеется!
    - И что?
    - Ну и схлопотал Юлик срок.
    От этого заявления Фикса чуть не выпал в салон. Разносчики от прилива чувств даже привстали со своих мест.
    - Не свисти, Юлик! Не гони!
    - Юлик не гонщик. Юлик слов на ветер не бросает!
    - Уважаю, - Фикса достал из кармана фляжку.
    Юлик сделал небольшой глоток и тотчас же превратился в симпатичного обаятельного человека.
    - Премного благодарю, любезнейший. Имею честь, так сказать…
    - И сколько ты отгреб? Поинтересовался Фикса.
    - Пять, но отсидел два.
    - Под амнистию что - ли попал? - Поспешил с вопросом Фикса. - Мне тоже первую ходку по амнистии скостили.
    - Никакой амнистии, молодой человек. Только благодаря голове, головушке, головке. - Юлик погладил себя по интеллигентной лысине. - Я изволите - ли видеть им систему видеонаблюдения наладил. Такую систему соорудил, что ее во всей пенцианарной системе страны теперь используют. Вот за это внедрение тюремное начальство и выхлопотало для меня досрочное освобождение.
    Освободится то я с Божьей помощью, освободился, но в университет, как вы понимаете, мне уже дорога, конечно, была заказана. Вот и прибился Юлик к вашим галерам.
    - Так ты что здесь давно, Юлик. Ну, в смысле за бугром?
    - Да с вашего позволения уже более двадцати лет здесь обретаюсь…
    - Что ж ты раньше нам этого не говорил?
    - А хвалиться то, други мои, особо и не чем. Разве разноской флаерсов, проживши в стране двадцать лет, хвалятся?
    - Подумаешь флаерщик, - сказал кто-то из дальнего угла, - это все же лучше, чем ассенизатор.
    - Ассенизатор, мой друг, - ответил голосу Юлик, - получает здесь как хороший адвокат, плюс все социальные гарантии, а флаерщик является собой ноль в квадрате.
    - А раньше, где жил? Ну, то есть там на Родине. - Поинтересовался Фикса.
    - В Питере, но родом я из Вышнегорска.
    - Вы из Вышнегорска? - Поинтересовался Андрей.
    - Да.
    - Я тоже из Вышнегорска.
    Юлик с интересом взглянул на своего неприятеля, и, перейдя на "Вы" спросил:
    - Вы же говорили, что из Москвы?
    - Нет, в Москве я учился и работал на кафедре прикладной физики, а родился я в Вышегорске.
    - И где же вы там жили, позвольте поинтересоваться молодой человек?
    - В Зареченском районе. Знаете такой?
    - Нет, вы посмотрите на него. Он спрашивает, знаю - ли я зареченский район. Да, я там вырос, молодой человек! А вы, на какой улице жили?
    - На Первомайской.
    Юлик недоуменно захлопал глазами.
    - А, где конкретно, позвольте поинтересоваться?
    - Дом 28 квартира 15.
    - А фамилию вашу, - голос Юлика снизился почти до шепота, - простите можно узнать?
    -Рудин.
    - А отечество?
    - Юльевич.
    - Погоди, погоди. - Вступил в разговор Фикса. - Рудин. Рудин? Юлик, так ты же тоже, кажется, Рудин. Это что ж выходит, что вы братья лейтенанта Шмидта.
    - А маму вашу как величать? - Не обращая внимания на Фиксин смех, поинтересовался Юлик.
    - Клавдия.
    Послушайте, бригадир, дайте - как мне глоток вашего хлебного вина.
    - Держи. - Фикса протянул фляжку.
    - Клавдия Петровна. - Оторвав губы от фляжки, спросил Юлик.
    - Что?
    - Я спрашиваю - вашу матушку зовут Клавдия Петровна?
    - Да
    - Капочка… ваша мама…
    Юлик выронил фляжку. Хлебное вино вылилось на пол. В салоне резко запахло первачом. Фикса не проронил ни слова, и вообще в салоне наступила тишина, которое иначе как гробовая не назовешь. Казалось, что даже мотор остановился.
    - Так это что получается?
    Юлик замолчал.
    - А что получается, Юлик? Рожай быстрей - Поторопил его Фикса. - Что?
    Юлик конфузясь, ответил:
    - Да получается… вроде все сходится. Я с Капочкой расстался, когда Андрюшке нашему три года исполнилось. С тех пор я ни ее, ни его не видел.
    -Так это выходит, что Андрюха твой сын? - Вытаращив глаза, спросил Фикса.
    - Выходит так. - Ответил Юлик.
    - Ну, это ж чистая Индия, пацаны! Гаврила, тормозни-ка катафалк у ближайшего метро.
    - Бусд, шеф. - Буркнул водитель.
    Минут через пять катафалк замер у станции метро "Norton"
    - Выходите, мужики. - Сказал, обращаясь к Юлику и Андрею, Фикса. - Мы сегодня без вас поработаем. Вам это дело обмыть надо…
    - Да, ты что. - Запротестовал кто-то из разносчиков. - Сегодня же огромный район нужно сделать, а нас всего - ничего.
    - Ничего справимся. Правда, мужики?
    - Конечно, бригадир. - Поддержал Фиксу (заглаживая свою вину за организацию пьянки на рабочем месте) разносчик Эдик. - Не каждый у нас в катафалке такая рабыня Изаура зарисовывается.
    - Значит единогласно? - Фикса обвел взором обветренные лица разносчиков.
    - Какие вопросы, командир! Конечно, единогласно! О чем речь! - Перебивая друг друга, загалдели разносчики. - Эдик прав. Такой роман раз в жизни встречается!
    - На-ка, держи, Юлик. - Фикса протянул "отцу" пятидесяти долларовую купюру.
    - Отметьте встречу, мужики!
    -Да, нет что вы. Нет, нет, я не возьму. - Замахал руками Юлик. - На такое дело у меня найдется.
    - Да держи, тебе говорят. - И Фикса сунул Юлику в накладной карман коричневую купюру. - Считай это бригадным подарком!
    - Ну, если так… премного благодарен…
    Юлик с Андреем вышли из машины. Их долговязые сутулые "профессорские" фигуры еще долго были видны в заднее стекло "катафалка"
    Но вот наш фургон, замигав левым поворотом, завернул за угол и вновь обретенные сын, и отец пропали из поля нашего зрения.
    В катафалке еще несколько дней слышались восклицания:
    - Кино! Индия! Рабыня Изаура!
    Но вскоре богатая событиями жизнь разносчиков вытеснила историю Юлика и Андрея на второй, третий, четвертый план, а через год о ней уже практически никто и не помнил.
    Сегодня в городе наличествует процветающая компьютерная фирма "Julian & Son", но руководит - ли ей Юлик с его благоприобретенным сыном Андреем, я (в виду моей мало общительности) не знаю.
    Владимир Савич.
    
    

    

Лукин

    

    Как-то поздним ненастным осенним вечером, на глухой провинциальной дороге, наш "катафалк" остановил полицейский патруль.
    -What are you doing here? - Поинтересовался офицер у плотно прижатых друг к другу разносчиков.
    Никто из них не знал, что ответить.
    -Looking Foresthill. - Пришел на помощь (так назывался город, в который мы ехали) испуганным товарищам (неплохо владеющий иностранным языком) Александр Фискин.
    Полицейские недоуменно усмехнулись. Было от чего.
    Карго. Единственно стекло в водительском салоне, да и то забрызганное грязью. На дворе тьма, холод, дождь.… Ни огонька, ни всполоха. Да и вообще как можно осматривать Форестхил, когда до него еще километров двадцать езды?
    Один из блюстителей законности покопался в куче, что горой высились у дверей "катафалка", разносчинских сумок. Проверил наугад документы.
    - Ок!
    Патруль захлопнул дверь с обратной стороны.
    Машина помчалась дальше, а Фискина с той поры стали звать - Лукин.
    
    Лукин - невысокий, длинноволосый, дурнопахнущий молодой человек сторонился своих товарищей по разноске. Называл их совками, хамами и всячески стремился к дружбе с аборигенами. Но дружбы не получалось и по этой причине Лукин ходил хмурым, раздраженным и крайне, как говорил о нем Фикса, нервительным.
    Но однажды он преобразился. Обычно хмурое лицо его в тот день сияло точно лик святого на церковной иконе.
    - Что это с Лукиным? - Поинтересовался я у Фиксы.
    - Нашел себе друга аборигена. И не абы кого, а церковного попа!
    - Православного что - ли?
    - Не знаю какого, но попа.
    - Может пастора?
    - Говорят тебе попа!
    Восклицательным знаком окончил нашу религиозную дискуссию Фикса.
    Со дня знакомства с пастором - попом Лукин престал говорить своим товарищам разноске дежурное "привет" и смотрел на них свысока, точно Бог на свое погрязшее в грехе создание.
    На наши вопросы он отвечал языком аборигенов:
    - Sorry. I'm don't understand. Ok…
     - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
    Один знакомый всезнающий эмигрант из Румынии Петрику Радонеску сказал как-то Лукину:
    - В сауне аборигены конструктивнее идут на сближение с эмигрантами.
    - Правда?
    - Истинная!
    В ближайший свой выходной Лукин пришел в сауну. Не остановили его даже "базары" в русской иммигрантской среде о творящих там сексуальных безобразиях.
    - Да хоть с чертом связаться только не с вами: совками, хамами и ничтожествами - Говорил про себя Лукин, и добавлял. - Кроме того, все эти разговоры сексуальных вольностях - скорей всего мифы, а что еще кроме дешевых сказочек могут придумать - совки?!
    
    Как-то вечером Лукин решился: положил в свой мятый рюкзачок, сменное белье и явился в спортивный центр. Войдя в него, он поинтересовался у служителя:
    -How can I get a sauna?
    Работник, махнул в правую от коридора сторону, и ответил:
    -Over there.
    … Лукин разделся и вошел в секцию бассейнов с циркулирующей в них водой.
    Они были заполнены приветливо улыбающимися Алексу лицами (тела их скрывала бурлящая точно гейзеры вода) аборигенов.
    В парилки его встретили мощные торсы и дружественные взгляды.
    Короче не обманул всезнающий румын! Аборигенов было хоть пруд пруди, и главное, главное они смотрели на Алекса Лукина с заинтересованностью и охотно шли на контакт.
    Но вскоре, в связи с хронической, не смываемой даже мылом вонью, интерес к нему иссяк. Разочарованный Лукин уже собирался уходить, как неожиданно возле него затеялся средних лет малопримечательный (с серебряным крестом на груди) человек. После дежурных:
    - How are you? Where do you live? It's nice to meet you. I would like to see you.
    Человек представился.
     - Пастор Христиан Дюраль.
    - Алекс. - Отрекомендовался Лукин.
    - I am very happy.
    А уж как счастлив был Лукин!
    Познакомится с аборигеном, да еще и с пастором разве - не счастье!!??
    Правда от пастыря также как и от Алекса несло козлом, но минус на минус дает плюс.
     С этого дня всякий свой выходной Лукин проводил в сауне в обществе пастыря Дюраля.
    Пастырь был не просто какой-нибудь заштатный поп, а самый настоящий религиозный интеллектуал.
    Он ловко жонглировал именами русских писателей и общественных деятелей.
    - О нет! - Кривился Лукин. - Русские писатели не есть хорошо. В них мало космополитизма и демократичности! В дискурсе современной культуры…
     Слова космополитизм, демократия, дискурс - придавая Лукину веса в пасторских глазах.
    С литературной темы пастор легко уходил в неведомые Алексу теологические дебри. В них он чувствовал себя истинным Вергилием! Пастор мастерски оперировал именами и высказываниями святых отцов церкви: Преподобного Викария Великого, Аврелия Августина, Великомученика Ефстафия.
    Умно высказывался "работник культа" и о первородном, личном и вселенском грехе...
     Звал дорогого Алекса к покаянию и обещал личное бессмертие.
    Лукин все порывался спросить, что это такое личное бессмертие, но показаться новому другу невежественным и не дай Бог по этой причине лишиться его дружбы. О нет - лучше промолчать. Ведь сказано, - "Язык твой враг твой"
    
    Недели через две пастырь Дюраль предложил:
    - Алекс, а не выпить ли нам по бокалу вина? У меня есть бутылка прекрасного монастырского напитка!
    Предложение - носило явно греховное начало, но с другой стороны пастырь не аятолла.
    Поэтому весьма равнодушный к спиртному Лукин с радостью согласился:
    - Почему бы и нет!
    - Тогда пойдемте ко мне.
    - Куда?
    - Да я живу тут, - Пастырь махнул в сторону циркулирующих бассейнов, - Неподалеку, в церковном общежитии. Там у нас тихо. Никто не помешает нашей беседе. Пойдем?
    - Еще бы не пойти! - Воскликнул в душе Лукин. - Попасть в оплот интеллектуализма и теологии. Только конченый совок может отказаться от такой удачи!
    В предбаннике. Одеваясь. Лукин решил:
    - Все больше с флаерщиками этими совками и хамами я не разговариваю.
    После этого обещания в мозгу родилась греховно-корыстная мысль о поступлении, с помощью пастыря, в религиозно - философское заведение…
     До общежитья пара добиралась на обшарпанном пасторском "Пежо"
    Лукину не понравилось, что интеллектуал и обладатель неплохой (очевидно?) зарплаты ездит на такой машине. Это обстоятельство могло принизить его в глазах хамов, совков, разносчиков…
     Но с другой стороны это выглядело крайне демократично?!
    Машину припарковали на стоянке.
    -Вот здесь я и живу. - Пастырь указал на мрачное давно минувшего архитектурного (Лукин так и не мог вспомнить какого именно) стиля здание.
    Внутри него пахло воском и мышами. Мрачный потолок давил на мышцы и психику. В лестничном скрипе угадывалась maxima "Оставь надежду всяк сюда входящий"
    Но это все лишь авторский (хотя автор и бывал в подобных заведениях) вымысел, для Лукина же ступени пели ангельскими голосами, а потолок парил и сиял точно свод в царстве небесном. Лукин чувствовал себя поднимающимся по "Stairway to Heaven" пилигримом.
    Поющие небесной музыкой ступени привели его к белой (точно больничной) двери.
    Пастырь открыл ее золотистым ключом, и Лукин вошел в комнату. Обстановка в ней была ниже уровня спартанской: стол, тумбочка, стул, кровать, а над ним распятье.
    Пастырь достал вино. Конфеты. Сел на стул, а Лукину указал на кровать.
    Разливая вино Дюраль…
    Да, что это я все Дюраль, пастырь. Ведь у него есть отменно - писательское имя Христиан.
    
    Разливая вино Христиан, затронул философскую тему о человеческих предрассудках и религиозного взгляда на дуальную природу греха.
    -В дискурсе современной науки… - Поддержал разговор Лукин.
    После первого стакана разговор сам - собой. С философско-религиозной серьезной дороги свернул к шутливо - иронический тропе.
    После второго стакана "Кагора" пастор Дюраль пересел на кровать. После третьего он коснулся темы содомского греха и осторожно погладил колено дорогого Алекса. После четвертого Христиан резко схватил руку нового друга и сунул ее к себе, в ту область, что на медицинском языке называется - пахом. Лукин онемел. Служитель же культа, воспользовавшись замешательством, нырнул Алексу в колени и больно вцепился зубами в то место, что называется причинным.
    От боли руки Лукина интуитивно стали защищаться. Одна из них (точнее правая) содрала со стены распятие и обрушила ее на потерявшую контроль голову бедного Христиана.
    Раздался крик по сравнению, с которым крик раненного зверя просто-таки детский писк. Спустя мгновение вся кровать была залита интеллектуальной - религиозной кровью пастыря Дюраля, а еще через минуту на коридоре послышался топот ног. Двери треснули, распахнулись и тесную комнату, запрудил цвет местной церковной элиты. Был среди них даже один кардинал, который как утверждали, являлся претендентом на папский престол.
    - Я не хотел его бить! - Заверил их, ломая руки, Лукин. - Это машинально, автоматически… так сказать, врожденный рефлекс.
    - Мы понимаем. Понимаем. - Заверили Алекса продавцы "религиозного дурмана - Мы все понимаем, если у вас нет претензий к мсье Дюралю, то ступайте домой, молодой человек.
    - Какие претензии. Что вы! Это у пастыря могут быть ко мне претензии?
    - Нет, у мсье Дюраля к вам никаких претензий. - Ответил за Дюраля, претендент на папский престол. - Вы свободны.
     - Да, да. - Слабым голосом заверил друга мсье Дюраль. - Ступайте домой. Мы еще увидимся, Алекс.
    Однако увидится с Христианом - Лукину не удалось.
    Не на следующий день и даже через неделю Христиан Дюраль в сауне не появился. Примерно через месяц Лукин узнал, что за нарушения устава пастырского (оказывается Лукинский скандал, был лишь маленьким звеном в длинной цепочке сексуальных дебошей пастыря Дюраля) устава - Христиан Дюраль был переведен в заштатную церковь маленького городка со сказочным названием "Trois Pistol"
    После этого известия Лукин пропал с разноски.
    Я слышал, а может быть, придумал?
    Одним словом, как-то в небольшом городке (в котором, что называется, не спрятаться, не скрыться, и где каждая собака на учете) местный шериф остановил незнакомого человека ему человека:
     -What are you doing here, sir?
    Незнакомец ответил:
    - Looking Trois Pistol.
    Был ли это Лукин, я утверждать не стану.
    


    
    

Крокодилы.

    Олега Назарова: коренастого, губастого, глазастого, щекастого и совершенно лысого человека в бригаде звали "Черепом" Я его почти не знал и никогда раньше вместе с ним не работал, поэтому был несколько удивлен, когда бригадир Фикса, выведя его из бурой массы флаерщиков, сказал, указав на меня:
    - Сегодня будешь работать с ним.
    Череп со смирением, присущим религиозным людям и проштрафившимся работникам, безропотно встал рядом со мной.
    - И с ним.
    Из общей массы был выщелкнут, негромко выражая несогласие, и водворен в нашу жидкую с "черепом" шеренгу Аркадий Фрумкин.
    - И с ним.
    Ряды наши пополнил, шумно ругающийся назначением, Василий Деревянко.
    Фикса осмотрел наш квартет и заключил:
    - На этот участок хватит.
    - Хватит! Вы гляньте на него! - Выразил неудовольствие Деревянко. - Четыре человека на участок размером с Красноярский край - хватит! Сам бы пошел…
    - Я, - Резко оборвал его Фикса, - Когда таким как ты бегунком был и большие, чем этот районы… и, хочу заметить, в одиночку, а вас четверо бугаев, делал… и не скулил, точно пес! Не нравиться вали домой или ваще в совок!
    - Ладно. Ладно. Успокойся. - Остановил я разгорячившегося, и уже даже засучившего рукава, Фиксу. - Сделаем, что там, действительно, делать.
    - Ну, другой базар. - Произнес Фикса, вытирая выступивший на лбу пот. - Я тогда мигом вам бумагу подвезу.
    - Во бля еще и бумаги нет. - Вновь возмутился Василий. - Это значит тридцать минут, а то и час ждать, а платить, кто будет…
    - Так домой! На хер! Хорош! - Фикса вытолкнул из наших рядов В. Деревянко. - И что б я больше тебя в своей бригаде не видел.
    - Подумаешь герой, какой! В своей бригаде! Да таких бригад в городе хоть жопой ешь!
    Деревянко развернулся и, насвистывая разухабистый мотивчик, направился к эскалатору.
    Фикса плюнул ему вдогонку и, повернувшись к общей массе флаерщиков, сказал:
    - Ты.
    В нашу шеренгу вошло новое лицо Боря Штейн.
    - Так, бумагу подвезу через полчаса. Все остальные в "катафалк".
    Приказал Фикса.
    Через минуту в предметровнике остался только наш квартет.
    - Вот, черт! - Выругался Аркадий, похлопав себя по карманам. - Сигареты дома забыл!
    Про его трюк с забытьем сигарет знали не только разносчики, но и многочисленные пассажиры станции метро "Berry"
    - Что же ты, Аркадий, черта поминаешь. Нехорошо это. - Укоризненно глядя на Аркадия, сказал Череп.
    - Ну, понеслась кривая в щавель. - Скривился Аркадий. - Кто про что, а череп про расческу!
    Ты уже своим чертом достал по самые не хочу! Нет никакого черта. Нет, как у меня сигарет!
    - И хорошо, что нет сигарет. Сигареты это дьявол в упаковочной коробке.
    - В какой коробке?
    - В сигаретной. - Пояснил Череп. - Наш пастырь, говорит, что нечистый прячется везде…
    - Ваш пастор сам нечистый. - Перебил его Аркадий. - Обещал мне за визит в его церковь чек на сорок долларов, а дал фиш и тот без масла. Я теперь больше в эту вашу церковь ни ногой! Лучше уж в синагогу там хоть гарантировано два пищевых пайка на Песах и на Рош а Шана!
    - Мне тоже обещал. - Вступил в разговор Борис. - И тоже обманул, а я же ради его сраной проповеди и обещанного чека на флаерсы не пошел. Полсотни баксов потерял!
    - Ай- яй! - Грустно покачал головой Череп. - К Богу надо не за чеком ходить, а за помощью.
    - Так Бог мне и обещал помощь… чек на сорок долларов, а пастырь ваш их прикарманил. Его что тоже бес попутал?
    - Может быть. - Смиренно ответил "Череп". - Он ведь тоже человек. Пастырь наш.
    - Херовый он пастырь, коли против беса, не устоял!
    - Против лукавого редко кто устоит. Один только Спаситель и устоял, а другие…
    - И спаситель бы твой не устоял, не обещай ему Бог больше, чем сатана. - Выдвинул революционное предположение Борис.
    - Правильно! - Подержал его Аркадий.
    - Не богохульствуйте, ребята! - Нахмурился "череп" - Не богохульствуйте, а не то…
    - А то что - анафеме нас предашь!? - Весело рассмеялся Аркадий. - Предавай, я все равно не верю ни в Бога, ни черта!
    - Я тоже. - Сказал Боря.
    - Как же можно не верить, - пристально взглянул на них Череп, - когда про это в книге написано. В Святой книге… Богом продиктованной.
    - Ха- ха. В книге. Я в перестройку столько историй про чертей, ведьм, барабашек и прочих инопланетян в газете "Знамя Коммунизма" насочинял. Я же журналистом работал! Ого- ого! Пророчества такие на гора выдавал… круче Иоанна Богослова. Пиплис хавал с охоткой, да еще и требовал продолжения!
    - Но это ты сочинял, а пророкам Бог диктовал.
    - Может быть, и диктовал. Да, только пророки твои все по-своему переврали! Смешали, что называется, плевла с зернами. Поэтому нет никакого черта!
    - Как это нет? Ты Библию-то почитай. Там прямо в самом начале в книге Бытия, Дьявол появляется в образе змея, обольщающего первых людей. А в Апокалипсисе Сатана описывается, как "большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем" Льстец коварный. Обманщик великий! Участь, которого озеро огненное. И вас не минет участь сия, если не раскаетесь и обратитесь ко Спасителю нашему Иисусу Христу. Выбирайте: ад и вечные муки или вечное блаженство с Господом Иисусом Христом, создателем всего живого, меня и вас лично!?
    - Ну, ты и шпаришь, - Вступил я в теологическую дискуссию. - Точно папа римский!
    - Не я, как ты выражаешься, шпарю, а святое писание так говорит. Читал святое писание - то? - Поинтересовался Череп.
    - Читал что-то …. Когда-то, но как то… - Не желая выдавать полное свое невежество в данном вопросе, замямлил я. - Ну, сам понимаешь, в каком времени и в какой стране жили.
    - Конечно. Конечно. - Понимающе закивал головой Череп. - Но это мы поправим. Это мы устраним. Сейчас. Сейчас.
    Череп полез в свою сумку.
    Вскоре он вытащил из нее: термос, пластмассовую коробку до краев набитую пловом, сменные носки, телефонную трубку со свисающими с нее проводами и библию в черном переплете.
    - А это что? - Поинтересовался я.
    - Что?
    - Вот это. - Я указал на телефонную трубку. - Что это?
    - Трубка.
    - А ты что телефонист? - Спросил Борис.
    - В некотором роде. - Обтекаемо ответил Череп. - Телефонист…
    - Телефонируешь Богу о своих сражениях с сатаной? - Ехидно поинтересовался Аркадий.
    - А это что? - Я указал Черепу на металлические финтифлюшки, что крепились на проводах.
    - Крокодилы. - Коротко ответил, явно пытаясь увести разговор в другую плоскость, Череп.
    - А зачем они?
    - Ну, ими соединяешься с линией…
    - Да нет, Владик, гонит он все. - Махнул на Черепа рукой Борис. - Он этими крокодилами сатану отпугивает.
    - Да ну вас, в самом деле. - Череп обиделся, бросил в сумку свои, включая святое писание, пожитки и пересел на другую лавку.
    -Угостил бы кто нибудь папиросой?
    В никуда и к никому, но, поглядывая на меня, обратился Аркадий.
    - Угощайся. - Я протянул ему пачку.
    - Ну, тогда и я с вашего позволения.
    Борис шустро извлек сигарету.
    Не успели мы сделать и по затяжке, как к метро подъехал Фикса.
    - Вот дьявол! - Выругался Аркадий - И что у него за привычка всегда появляться не вовремя. Половину сигареты придется выбросить.
    - А ты засоли. - Предложил Борис.
    - Это как?
    Борис поплевал на горящий табак и сунул бычок за ухо:
    - Вот так.
    - Нет, я выше этого!
    Аркадий раздавил окурок.
    - Конечно, выше… видел же, что у меня еще почти полная пачка.
    Подумал я и пошел к катафалку.
    - Получи. - И в Череповскую в сумку со святым писанием, отправилась пачка рекламных буклетов.
    Мне почему - то живо представились недовольные таким соседством крокодилы.
    Пока мы ехали к месту разноски, я затеял в череповской сумке настоящее сражение.
    В нем телефонные крокодилы яростно дрались, за святое писание, с рекламными буклетами. Из этой кощунственной фантазии меня вывел голос Фиксы.
    - Десантируются Влад и Череп. Остальным приготовиться.
    Мы выпрыгнули. Катафалк покатил дальше.
    - Ты, по какой стороне пойдешь. - Поинтересовался я и уточнил.
    - Четной или нечетной?
    - По четной. - Ответил Череп. - Нечетная - это сатанинская сторона.
    - Значит, ты меня отдаешь сатане на растерзание! А где же твое Христьянское милосердие?
    - Но ты ведь все равно не веришь.
    - Наличие сатаны зависит только от веры, то есть ели я не верю, то его и нет. Так он есть или его нет?
    - Есть, нет. - Зашвырнув сумку за плечи, ответил мне Череп. - Без разницы. Пошли, а то я опоздаю!
    Куда он мог опоздать - это я выяснять не стал, а пошел по нечетной стороне улицы, вслед за ним.
    Ходил Череп быстро, но несколько раз он опаздывал к финальной точке минут на двадцать.
    На мой вопрос:
    - Где ты был.
    Череп, морщась, поглаживал живот:
    - Прихватило.
    Такие прихваты случались с ним два раза в неделю среду и пятницу. Так мы проработали с ним больше месяца.
    За это время я уже довольно бойко оперировал религиозными терминами. Кроме того, неплохо разбирался в проделках сатаны и в мощи, противостоящего ему, святого писания.
    Бог его знает, до каких бы теологических высот я добрался, но однажды Череп не появился в назначенный день на работе. Мне пришлось работать за двоих. Я был зол на него как дьявол на Божественное творение. На следующий день Фикса привез мне нового напарника.
    На мой вопрос:
    - Где Череп.
    Фикса с избыточной самодостаточностью ответил:
    - Под следствием.
    - Как под следствием?
    Бригадир посвятил меня в детали шьющегося на Черепа уголовного дела.
    -… ты у Черепа телефонную трубку видел. - После небольшого экскурса спросил он у меня.
    - С крокодилами? - Уточнил я.
    - Да.
    - Видел.
    - Так вот этими крокодилами Череп, предварительно вскрыв телефонную коробку какого нибудь не работающего днем, ночного (они как раз стояли на нечетной стороне улицы) бара, подсоединялся к телефонной линии и часами трендел со своими родственниками в Череповце, а счет естественно автоматом шел на ночной бар. Прикинь, какие это были счета!?
    - Да можно только представить. - Покачал я головой и сказал. - А я думал… точнее Аркадий говорил, что он с сатаной этими крокодилами отбивается.
    - Ага, отбивается он… - Усмехнулся Фикса, - Только не от сатаны, а от уголовного кодекса. Ты знаешь, насколько телефонная, да еще к тому же государственная, компания, может его обуть? Не то, что Черепу, а внукам еще долги останутся!
    - А как его нашли? Ну, в смысле, что это он звонил.
    - Да легко. - Ответил Фикса. - Он ведь придурок по этим номерам и из своего дома звонил.
    - Ну и что.
    - Хозяин бара пришел в компанию и заявил.
    Я бля, мол, не то, что не звонил в этот ваш факаный Череповец! Но даже не знаю, где fuck off он находится! Поэтому платить вам ни хера не буду! А там платежки ого-го! (международные звонки стояли в те годы бешеные деньги) Больше пяти тысяч баксов!
    Компания, туда сюда, а хер на. Человек явно не при делах! А бабло нужно с
    кого-то слупить? Нужно. И стали они искать, а чего тут искать! Узнать только кто, когда и откуда звонил в этот самый Череповец. Проверили и вышли на Черепана.
    Череп при задержании в отрицаловку. Я, мол, не при делах, а они ему запись его разговора из кабака и из собственной квартиры - тык! Один базар и Welcome to обезьянник!
    Наши совки думают, что они тут все ослы вислоухие, а они, братан, тоже не пальцем струганные. Когда дело касается их бабла они ух, какие ушлые! Роют землю не хуже наших мусоров! Вот так то, Владик! Ну, поехали. Работа не ждет!
    Мы сели в машину. Товарищи мои задремали, а я достал из сумки святое
    ( подаренное Черепом) писание и открыл наугад страницу.
    "Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить"
    
    Я захлопнул книгу, закрыл глаза и живо представил себе Диавола в виде рыкающих телефонных крокодилов, пожирающего не устоявшего перед соблазном (халявных телефонных разговоров) Черепа.
    - Але, приехали. - Вывел меня из страшной реальности голос моего нового напарника. - Выходим…
    Прошли годы. Сегодня международные звонки стоят сущие копейки. Технологии положили конец дьявольским соблазнам.
    Я слышал, что сегодня Череп работает в частной телефонной компании, и занимает там какую-то ответственную позицию.
    Продолжает ли он свои анти - дьявольские проповеди этого я, увы, не знаю.
    




     Эпохальное событие



    Водитель нашего "катафалка" Гаврила человек несдержанный сегодня был взвинчен как никогда.
    Мы еще только начинали разносить улицу, как он уже кричал нам с другой ее стороны:
    - Мужики, екарный ваш бабай, давай быстрее… у меня сегодня в пять часов вечера эпохальное мероприятие!
    - Не сци в компот, Гаврила! До пяти успеешь! - Заверял его (неспешно шагая) мой напарник Тимоша. - Как поется "На свиданье с Богом не бывает опозданий"
    - Ты давай не пой, а работай!
    - А нам, как говориться, песня строить и жить помогает…
    - Все быстрей залезайте в машину. - Приказал нам водитель, как только мы обслужили последний дом.
    Гаврила перевез нас на другую улицу, а сам помчался к другой паре работников.
    Даже с нашей улицы мы слышали оглушительно - лихорадочный голос водителя:
    - Мужики, екарный ваш бабай! Ну, нужно же работать, а не сопли жевать! Давай быстрей… у меня сегодня в пять часов эпохальное мероприятие.
    - Да, успеешь ты до пяти часов. - Кричал ему в ответ разносчик Максимка. - Сто раз успеешь!
    - Успеешь! Мне же еще искупаться и переодеться нужно!
    - Чего тебе переодеваться! Ты и так хорош!
    Гаврила и впрямь был замечательным персонажем. Длинный худой нескладный в военном комбинезоне он походил на сменившего амплуа рыцаря на спецназовца Дон - Кихота.
    Когда пришло время сделать перерыв, Гаврила, ультимативно подкатав рукава комбинезона, заявил:
    - Обед сегодня отменяется!
    - И кто это его отменил!? - Поинтересовался разносчик Брюханов. - Не ты ли?
    - Ну, я.
    - А болт на воротник не хо- хо, начальник херов. Обед он отменяет. Я тебя сейчас самого отменю!
    Брюхановские, увесистые кулаки, остудили Гаврилин начальственный пыл.
    В общем и целом Гаврила (хоть крутил баранку и не бегал с сумкой) в сущности, был такое же, как и мы, НИЧТО.
    Водитель изобразил на лице подобие улыбки и объявил:
    - Ладно! Ладно! Обедайте. Я пошутил.
    Но как только разносчики зашуршали пакетами и загремели своими кастрюльками, он жалобно попросил:
    - Мужики, только давай быстрее. Не приказываю. Прошу, как друзей. Я в пять часов, кровь из носа, должен быть на другой работе.
    Брюханов аппетитно облизал ложку и сказал с философским подтекстом:
    - А ты не работай на двух. Всех денег все одно не получишь, а тех, что заработаешь, в могилу с собой не унесешь!
    - Не работай. Скажешь тоже, что перднешь! А кто за меня адвокату будет платить… Пушкин что - ли?
    - Зачем им вообще платить, - Вступил в полемику разносчик Боря Лифшиц, - Адвокатам этим. У меня знакомый взял бесплатного lower и получил добро!
    Гаврила, надкусив тощий сандвич, угрюмо возразил:
    - Значит, у него беженская история была сильная, а мне мудаки… из одной конторы… такую херню сочинили, что мне с ней только обратный билет можно получить, а не беженство…
    В 16- 30 мы прибыли на станцию метро "Snowbird"
    - Ну вот, - сказал, вылезая из машины, разносчик Брюханов, - а ты, целочка, боялась. Тютелька в тютельку подкатили. Успеешь, Гаврила!
    - Но мне ж еще переодеться нужно….
    - Что тебя переодеваться! Ты и так шо принц!
    Гаврила посмотрел на себя в зеркальце заднего вида. Поплевал на руку. Пригладил чубчик.
    - Да придется видно так и ехать…
    
    В 16-00 в доме Дебби Милерз зазвонил телефон.
    Саманта Дрейк подняла трубку:
    - Я вас слушаю.
    Звонил член муниципалитета Рон Джери.
    - Это я, миссис Дрейк. Как ваша матушка в порядке?
    - Конечно.
    - Я безгранично рад! Только что звонил мер, он будет ровно в пять часов. Не хотелось бы его задерживать.
    - Разумеется, мистер Джери, я понимаю, мы будем ровно в пять.
    - Кроме того, в пять часов должны будут привезти в виде цифры сто юбилейный торт. Подарок муниципалитета. Это же надо вашей матушке сто лет!
    - Маме не сто лет.
    - Как не сто, а сколько?
    - Сто лет ей исполнится в 18-00
    - Не понял.
    - Мама родилась в 18-00 сто лет тому назад.
    - А. Ну, это мелочи! Гораздо важнее отметить, то, как далеко шагнуло наше общество. Оно стало жить дольше и все это благодаря усилиям нашего мера мистера Вальберга. На следующих выборах, миссис Дрейк, непременно отдайте ваш голос в пользу действующего мэра!
    - Непременно. - Заверила миссис Дрейк и положила трубку.
    Она поправила, глядя в старинное, помнящее ее девочкой зеркало, свои поредевшие волосы и вошла в спальню матери.
    Миссис Миллерз: худенькая, сморщенная дама сидела в "fauteuil roulant" и, наклонив седенькую головку, дремала.
    - Мама. - Толкнув ее в плечо, сказала миссис Дрейк. - Нам пора собираться.
    Миссис Миллерз открыла глаза и сонным голосом поинтересовалась:
    - Куда?
    - Как куда. На банкет.
    - По какому случаю?
    - По случаю твоего юбилея. Сам мэр города будет на вечере.
    - Правда? Ну, тогда я должна заехать в парикмахерскую. Не могу же я показаться в таком виде. - Миссис Миллерз слегка взлохматила свои жидкие волосики. - Нашему мэру.
    - Мама, но у нас нет на это времени. - Решительно возразила миссис Дрейк. - Поедешь как есть.
    Миссис Миллерз поднесла к лицу свои обтянутые тонкой, как папиросная бумага, кожей пальцы. Взглянув на них, сказала:
    - Нет, моя дорогуша, сначала я сделаю маникюр и прическу, а уж затем поеду на банкет.
    - Хорошо. С юбилярами не спорят. - Улыбнулась дочь и, выкатив кресло матери на улицу, направилась в парикмахерскую.
    Благо та была как раз напротив банкетного зала.
     - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
    Со станции метро Гаврила направился в небольшой кондитерских цех, где вечерами он подрабатывал развозчиков тортов. Но по дороге решил:
    - Нет, все-таки следует заехать домой. В таком виде показываться на юбилейной доставке нельзя. Время еще хоть и в обрез, но есть.
    Водитель повернул руль в направлении своей улице.
    Переодетый и выбритый в 16-55 въезжая на предельной скорости на территорию кондитерского цеха Гаврила чуть не столкнулся лоб в лоб с машиной директора цеха.
    - Куда - вы, мистер Голдмар?
    - Он еще спрашивает куда! - Высунув голову из машины, закричал на Гаврилу директор Голдмар. - Ты, что совсем одурел. В пять часов юбилейный торт должен быть в банкетном зале, а на часах без пяти минут!
    - Ну, так не пять. Я успею. Грузите торт в мою машину.
    - Да, какую твою. Езжай уже на моей.
    Гаврила мухой пересел в директорскую машину и точно гонщик Шумахер погнал по улице.
    - Успею. - Притапливая газ до плешки уверял себя Гаврила. - Кровь с носа успею!
    
    В 17-55 в банкетный зал вошел мэр города мистер Вальберг.
    - Так, что у меня здесь за речь? - Поинтересовался он у помощника.
    Секретарь достал из папки бумагу, прочел и сообщил мэру:
    - Посвященная столетнему юбилею миссис Миллерз.
    - Давайте ее сюда.
    - Но ее еще нет.
    - Кого?
    - Миссис Миллерз.
    - Я говорю не о юбилярше, а о тексте моего выступления. Нужно же мне, черт подери, ознакомиться с речью или не нужно?
    - Конечно! Конечно! - Помощник резво извлек "речь" и отдал ее мэру.
    Мэр взял ее в руки. Пробежал по ней быстрым взглядом. Подумал:
    - Сто лет. Какой ужас! Не дай Бог дожить до такого кошмарного возраста.
    В слух же он сказал, обращаясь к толпившейся у юбилейного стола публике:
    - Господа, какое счастье дожить да такого возраста! Целый век. Это замечательно! Я думаю, что в этом есть и доля нашего участия. Все-таки как не кинь, а миссис Миллерз жила среди нас.
    Репортер оппозиционной газеты немедленно, чтобы в следующем выпуске предъявить мэру обвинения в заносчивости и нескромности, занес эти слова в свой блокнот.
    - А где же наша юбилерка? - Обведя взглядом зал, поинтересовался мэр.
    - Она в парикмахерской. - Ответил ему Рон Джери. - Будет с минуту на минуту!
    Мэр глянцево улыбнулся и прокомментировал:
    - Настоящая дама и в сто лет остается дамой. Всегда хорошо подвита и чуточку опаздывает.
    Приглашенные встретили это замечания аплодисментами.
    Ровно в пять часов миссис Дрейк подкатила кресло с юбиляршей к желтой зебре перехода. С крыльца банкетного зала ей уже постукивая по наручным швейцарским часам, махал Рон Джери.
    - Сейчас. - Крикнула ему миссис Дрейк. - Сейчас…
     - Ну, вот последний поворот и я у цели. И главное тютелька в тютельку. - Взглянув на наручные часы, радостно подумал Гаврила и, не сбавляя скорости, въехал в поворот…
    Очевидцы рассказывали, что миссис Миллерз (в своем желто- белом платье) летела над улицей точно мотылек. Гаврила же вылетев через лобовое стекло, в своем полете походил на гигантскую стрелу.
    Коляска миссис Миллер, сорвав поздравлявший ее с юбилеем, плакат, упала рядом с мистером Нордом.
    Машина Гаврилы, точнее директора цеха Голдмара, таранив столб, лишив улицы электричества, несколько раз перевернувшись, замерла рядом с коляской. Через ее выбитые окна был виден совершенно не пострадавший в виде цифры 100 юбилейный торт…
    - Миссис Миллерз не дожила до своего юбилея всего один час. - Сказал, открывая траурный митинг, мэр города Вальберг. - Но в наших сердцах она останется молодой и красивой, а преступник будет сурово наказан!
    На следующий день у нас уже был новый водитель.


    
    
    

Благородное сердце.

    Во вторник рано утром в моей квартире зазвонил телефон.
    Я встал с кровати и, ругая себя за то, что все никак не соберусь поставить тел. автомат на прикроватной тумбочке, пошел в прихожую:
    - Я слушаю.
    Звонил Фикса. Напряженным голосом он спросил:
    - Владик ты?
    - А кому в такую рань здесь еще быть?
    - Действительно. - Подумав, сказал Фикса и замолчал.
    - А что случилось то? - Вывел я Фиксу из утреннего оцепенения. - Чего звонишь?
    - Звоню, сказать, что сегодня на работу не выходи и ваще…
    Фикса вновь замолчал.
    - Что ваще?
    - Ну, типа отпуск у меня.
    - Уезжаешь что - ли куда? - Поинтересовался я.
    - Вроде того. - Расплывчато ответил Фикса. - Потом объясню.
    - Когда?
    - Скоро.
    - А мне что делать без работы?
    - Поработай пока в бригаде у "Бурого" он тебя всегда возьмет, а я как вернусь, тебе сразу отзвоню. Ок?
    - Хорошо. - Согласился я, но и прежде чем закончить разговор поинтересовался:
    - Да что случилось-то?
    Но Фикса уже повесил трубку…
    
    Сегодня был нелюбимый (высоким стройным и при этом вечно чем-то озабоченным Мариком Фрайбергом) день, понедельник. Небо, земля, деревья, птицы, дома викторианской эпохи и мысли в голове у разносчика Фрайберга были серыми и печальными. А какими они могли быть, когда на улице ноябрь и второй день льет нудный дождь. Даже и не дождь, а то, что Марик в сердцах называл его "небесным гавном"
    - Нормальные люди, - думал Марик, раскладывая в ящики рекламные буклеты, - Сделали шахер-махеры и приехали сюда с деньгами. Наняли хороших адвокатов и давно получили статус постоянного жителя. В ус не дуют и табак хороший курят.
    Последнее замечание относилось к не желавшей прикуриваться сигарете. Наконец, после двенадцати сломанных спичек и сотню ругательных слов (самым приличным, из которых было - Fuck) Марик, наконец, прикурил сигарету и вернулся к самоистязанию.
    - Вот дурак! Вот осел! А ведь умные люди - говорили.
    Марк, подпиши документы в банке на получение ссуду. Мы тебе отстегнем приличный процент. Получишь неплохие тугрики. Тебе же все равно уезжать?
    И жена меня уговаривала, и знакомые уверяли, что ничего страшного в этом нет.
     Надо было послушать, да подписать. Какая мне на хрен разница. Так нет, я ни в какую! Я чужого не возьму! У меня в груди бьется сердце благородного человека, а не жулика! Этот жучок мне тогда правильно на это сказал. Ты не благородный человек, а лоховатый придурок. Тебе деньги в руки плывут, а ты варежкой хлопаешь…
    Не подписал, так и ходи теперь весь такой благородный, под небесным гавном с холщовой сумкой. Зарабатывай на адвоката, а на хорошего адвоката с этой сумой…
    два, а то и три года нужно ходить плюс откладывать с социальной помощи, что я получаю…
     А той помощи не то, что сказать, подумать и то смешно…
    Меня за это время успеют выкинуть отсюда миллион раз.
    А если бы те пять тысяч, что мне предлагали за шуры муры, я бы сейчас дома сидел и приличные сигареты курил!
    Марик жестоко раздавил кованым ботинком ни в чем не повинный окурок и поднялся на крыльцо дома канувшей влету архитектурной эпохи. Бросил в почтовый ящик рекламный буклет. Повернул назад, но, спускаясь с крыльца, поскользнулся на мокрых ступенях и кубарем скатился на землю. Несколько минут он лежал на мокром асфальте, прислушиваясь к своему организму. Не поломалось - ли чего? Не остановилось - ли что-то?
    Нет, на счастье ноги руки были целыми, а в груди ровно стучало благородное сердце.
    - И здесь невезуха. Подминаясь и отряхиваясь, подумал Марик. - Нет бы, поломать чего: руку там или ногу, а лучше всего голову. Загремел бы в госпиталь месяцев на шесть, а за это время, взяли бы и объявили амнистию или на худой конец уволили судью Жака Дижона.
    Судья Жак Дижон был зубной болью, сердечным приступом, запором кишечника, геморроем и ночным кошмаров всех без исключения соискателей статуса беженца.
    Стоило только любому из них вспомнить это имя, как у них сейчас же вставали, включая и интимные места, дыбом волосы.
    Марик ужасно боялся попасть в суде на Жака Дижона и не, потому что тот не даст ему статус беженца, а потому что был уверен, что как только он увидит судью Дижона, то тотчас же наложит от страха в штаны. Какой ужас! Высокий, красивый, интеллигентный, дипломированный специалист будет стоять в мокрых вонючих штанах перед эмиграционным судом. Марик ни с кем этим опасение (включая и жену) не делился. Он лихорадочно искал способы, как этого избежать. Но их было не так уж и много. Точнее два.
    1.Закрыть свой беженский файл 2. Купить адвоката, который устроит фастрек.
    Ни одно, ни другое не подходило. Первое отмела, когда Марик осторожно попытался вложить ей в уши, жена. На второе не хватало денег.
    Приходилось надеяться. 1. На чудо. 2. На крепительное средство.
    Марик даже разузнал его название, но пока, чтобы избежать лишних вопросов жены, не купил…
    Рабочий день уже подходил к концу, когда Марик вновь поскользнулся. В этот раз не на крыльце, а что называется, на ровно месте. Он, было, подумал, что виной всему осенний лист, но когда глянул под ноги, то онемел и долго не мог сделать даже малейшего движения. Наконец, в жилах зациркулировала кровь, онемевшие члены ожили. Марик нагнулся к земле и поднял внушительных размеров желто - красный портмоне.
    Трясущимися руками и уже рисуя в мечтах картины состоятельной жизни, Марик открыл портмоне. В нем лежали новенькие сто долларовые бумажки.
    Он насчитал их двадцать штук.
    Богатство они, конечно, не приносили, но в купе с теми деньгами, что лежали (замаскированными под мороженую рыбу) в холодильнике, их вполне хватало на нужного адвоката. Закончив с пересчетом денег, Марк перешел в раздел банковских карточек и прочих удостоверений личности, что лежали в кошельке.
    На тусклый Божий были вытащены: Master Cart, Visa, American Express, карточка бензоколонки Shell и водительские права на имя Jake Dijon.
    - Это чудо. - Подумал М. Фрайберг, разглядывая карточку. - Самое настоящее чудо! Я нашел права судьи Жака Дижона. Сейчас я отнесу их ему. Произведу на него впечатление благородного честного человека и статус мне обеспечен. Причем бесплатно!
    А может все-таки оставить деньги себе, а портмоне… вдруг снимут отпечатки пальцев выбросить в реку?! Хрен его знает этого судью. Может он не подкупный! И моя внешность ему как мертвому припарки?
    Нет, нужно отнести! Ведь в моей груди бьется благородное сердце! Благородное или все-таки нет?
    Вопрос с сердцем был решен положительно.
    На карточке стоял адрес Dawson 44. Улица находилась в районе, где сейчас разносил рекламу Марк…
    Как только Фикса объявил:
    - Все шабаш садись в катафалк, едем домой.
    Фрайберг туманно, как надвигающийся вечер, ответил:
    - Езжайте без меня. У меня еще кое-какие дела.
    Утомленный работой Фикса не стал выяснять какие - такие дела могут быть у его работника дождливым вечером в богатом районе и как он доберется отсюда до своего дома. Он только сказал:
    - Ок. - И хлопнул дверью машины.
    Катафалк, плотно набитый разносчиками как консервная банка килькой, устало поплелся в город.
    Марик, прежде чем пойти в дом судьи, зашел в мебельный магазин. Встал у огромного зеркала в отделе коллекционной мебели и принялся осматривать свой гардероб. Он поправил на голове вигоневую слесарку. Отряхнул потертый горнолыжный комбинезон. Потер (наводя блеск) о штанину кованый ботинок.
    -Can I help you? - Обратилось к Фрайбергу отражение продавца. - Today we have a discount on the mirror.
    - No! No! Thank you I'll come next time.
    Разносчик еще раз взглянул на свое отражение и, найдя свой вид если не респектабельным, то вполне приличным отправился к адресату.
    
    После часа блужданий он, наконец, вышел на нужную улицу и искомый дом.
    
    Марик остановился на крыльце, систематизировал в голове глаголы, залоги и времена иностранного языка на котором ему предстояло говорить, и позвонил в дверь.
    - Могу ли я видеть господина Жака Дижона. - Обратился он к появившейся за стеклянной дверью даме. - Какое аристократическое лицо. Какая породистая осанка. Прямо таки маркиза Помпадур. - Подумал, осмотрев даму Фрайберг.
    
    - Что вам угодно? - Спросила дама, с недоумением глядя на странно одетого визитера.
    - Да вы не волнуйтесь. Я по делу?
    - По какому делу?
    - Мне нужно поговорить с господином Жаком Дижоном. Он дома?
    - Нет, его сейчас нет, а зачем он вам нужен.
    - Да вы не волнуйтесь я не грабитель!
    - А кто же вы?
    - Я разносчик.
    - Чего? Дама испугано отшатнулась.
    - Флаерсов.
    - А… И что же вам угодно?
    - Видите - ли, я только что нашел портмоне, а в нем две тысячи долларов и водительское удостоверение в котором указан номер вашего дома. Вот я и принес все это дело вашему супругу. Возьмите.
    - Боже мой! Слава Богу! Нашелся! Жак из-за этой потери вот уже несколько дней не находит себе место!
    - Ну, вот теперь успокоиться. Держите. Всего доброго!
    - Да, куда же вы! - Остановила его дама. - Без угощения я вас не отпущу.
    - Ну, что вы! Я ведь не за угощение его вам вернул, а так сказать по зову души.
    - А я вас из меркантильных угощений хочу угостить! Вы знаете, сколько времени и средств нужно было бы затратить, что бы восстановить все эти документы. Так, что проходите. Выпьем с вами по чашечке чая. С ромом. У меня прекрасная коллекция караибских ромов. Вы любите ром?
    - А кто ж его не любит…
    - Ну, вот и отлично. Проходите.
    Марик прошел в дом. Под ноги ему бросился ручной работы персидский ковер.
     - Да не волнуйтесь, вы!
    - Слава богу, что не нужно разувать обувь, а то у меня так воняют носки, что прямо таки выноси всех святых.
    - Проходите. Проходите. - Дама провела Марика на кухню.
    По объему она была больше всей полезной жилплощади брошенной Фрайбергом на Родине трех комнатной квартиры.
    - Садитесь. - Дама указала на стул, из какой- то…
    какой точно Марик сказать не мог минувшей исторической эпохи.
    - Майна. - Позвала кого-то дама.
    Гость подумал собаку, но в кухне возникла азиатской внешности молодая особа.
    - Приготовь нам с господином?
    - Марк, а вас?
    - Катрин.
    - Очень приятно.
    Марик попытался щелкнуть каблуками, но вместо этого получилось какое-то лошадиное цоканье.
    - Майна, приготовь нам с господином Марком чай, а я пока выберу ром. Вы, какой в это время суток предпочитаете?
    Фрайберг опешил, он вообще еще не разу в жизни не пил ром, а тут в какое время суток, но извернулся и ответил:
    - Я полагаюсь на ваш вкус, Катрин.
    Вскоре на столе дымился чай и нежно благоухал дорогущий ямайский ром.
    После двух "рюмок чая" Катрин поинтересовалась:
    - А вы чем собственно занимаетесь, Марк?
    - Я же вам говорил, мадам, но вы, очевидно, забыли, я занимаюсь разноской рекламы.
    - А да, да… ну, и как?
    Марка, подобно апостолу, понесло. Его всегда несло, когда он выпивал, а уж от ямайского рома язык его развязался, точно галстук у подгулявшего менеджера средней руки.
    Он рассказал про работу разносчиков. Живописал, чем привел в испуг мадам Катрин, царящее в ней бесправие личности. Поведал о доходах, откатах...
    Одним словом вскрыл, что называется секреты "разночинской" кухни и в заключении объявил, взглянув на часы:
    - Ну, мне пора. Господина Дижона мне уже видимо не дождаться.
    - Да у Жака сегодня какое- то важное слушанье.
    - Всего доброго.
    - Я вас подвезу…
    - Нет. Нет. - Остановил хозяйку Марик. - Я сам. Хочу пройтись. Немного подышать. Супруга не любит, когда от меня тянет алкоголем.
    - Понимаю. - Улыбнулась Катрин. - Я тоже не люблю, когда Жак приходит домой под градусом, но вы хоть оставьте свои координаты. Жак непременно вам позвонит, чтобы поблагодарить лично.
    - Конечно. Конечно. Только у меня, к сожалению, нет визитной карточки. Зачем она нужна человеку из социального дна!?
    -Ну-ну… у вас еще все впереди! Запишите вот здесь.
    Катрин протянула разносчику серебристую записную книжку:
    - С удовольствием. - Марик записал в книжке свой адрес, телефон и размашисто по-барски расписался.
    Всю дорогу до дома Фрайберг напевал легкомысленный мотив, а что может еще петь человек, прикоснувшийся к чуду?
     Прямо с порога он заявил, обращаясь к маленькой худенькой, но властной даме, жене:
    - Лида, считай, что статус у нас в кармане!
    - Каким образом?
    Марик не снимая ботинок и грязного комбинезона, ( за что в иной раз был бы бит) вошел в тесный "living room".
    Усевшись на видавший виды диван, рассказал жене: о находке и разговоре с женой Жака Дижона.
    - Так что уверен, он даст нам добро! - Закончил свой рассказ супруг.
    - Какое добро? Он ведь тебя даже не видел!
    - Не важно. Я оставил ему свой телефон. Мадам Катрин заверила, что он мне непременно позвонит, и я с ним встречусь.
    - Ну, дай Бог. Дай Бог.
    - Конечно, даст. Давай корми меня, и я пошел в люлю. Умаялся сегодня до безобразия…
     День прошел. Нелюбимый понедельник закончился, а в среду в квартире раздался звонок.
    - Тебя к телефону. - Сказала поднявшая трубку супруга.
    - Кто?
    - Какой - то мужчина.
    - Русский?
    - Нет.
    - Это он.
    - Кто?
    - Судья Дижон!
    - Будь с ним повежливей, а то я тебя знаю!
    Жена больно толкнула супруга в бок.
    Во время разговора Фрайберг в основном молчал и только изредка буркал в трубку.
    - Ок. Ок. Ок.
    - Что? - Поинтересовался супруга, как только муж повесил трубку.
    - Да ничего. Просили зайти в пятницу в департамент социальной помощи.
    - Зачем?
    - Хотят уточнить наши данные.
    - Для чего они им?
    - Как для чего. Должны же они там в своем бюро что-то делать? Вот они делают, а иначе потеряют работу!
    
    В свой любимый день (пятница) Марик явился в офис.
    - Мне к агенту Мери Смит.
    - Присядь вот здесь. - Работница регистратуры указала визитеру на стул. - Агент Смит примет вас, как только освободиться.
    Марик, листая страницы буклета с предложением работы, принялся ждать.
    - Марк Фрайберг. - Донеслось из конца коридора.
    - Я здесь.
    - Идите сюда…
    Фрайберг вошел в кабинет. Голубенькие стены. Бледно розовый стол. Салатовый телефончик. Агент Смит в чем-то пышно-красном. Все наводило на мысль о дружественной, можно даже сказать, интимной беседе.
    Но после дежурных приветствий агент Смит вытащила из папки бумагу и принялась читать заявление мадам Катрин Дижон…
    
    Фрайбергу бы пойти в отрицаловку. - Говорил спустя два месяца Фикса. - Ничего, мол, не знаю и моя хата с краю. Мало ли я чего по пьяной лавочке наплел. Может, я того… это в языке практиковался. Но у него же в груди билось сердце благородного человека! Короче, придя из офиса, он объявил своей бабе:
    - Я уезжаю назад.
    - С чего это?
    - У нас нет никаких шансов.
    - Два дня назад ты уверял меня, что статус у нас в кармане.
    - А теперь уверяю, что у нас нет даже мизерных шансов.
    Марк рассказал о встрече с агентом Смит о докладной записке мадам Катрин Дижон.
    - И что?
    - И то, что департамент наложил на меня штраф, что даже страшно назвать цифру!
    Тут Марик получил первый удар скалкой по голове.
     Марк, пощупав ушибленное место, продолжил:
     - Можно представить, как поведет себя Дижон, встретив меня в зале заседания. Добро он точно не даст!
    Здесь Марк получил второй удар скалкой и лишился дара речи.
     В начале нового месяца Марик Файберг вернулся в исходную страну, а еще через несколько дней мне позвонил Фикса и бодрым голосом объявил:
    - Владик, завтра выходи на работу!
    Но я этому времени уже работал по специальности и больше на разноску флаерсов не ходил.
    
    
    
    

Оглавление     Записная книжка