Газовщик
Ровно в шесть часов утра работник военизированной охраны НИИ прикладной химии, зевая и поеживаясь, отпирал центральную дверь. Входил в пустой гулкий вестибюль, и не успевал еще включить свет, как в здание протискивался старший научный работник (как сегодня называют таких - трудоголик) Виктор Сергеевич Милкин. На ходу бросал он вохровцу короткое "здраст" и, будя своими тяжелыми шагами, коридоры и лестницы, поднимался к себе лабораторию. Закрывал за собой дверь, и НИИ вновь погружался в сладкую утреннюю дремоту.
Мраморным лестницам снились горы.
Паркетным полам - лесные дубравы.
Металлическим переходам - темные пещеры.
Так дремали они до девяти часов утра, то есть до тех пор, пока их окончательно не будили пришедшие на службу "кадры". Теперь уж до шести часов вечера ни лестницам, ни маршам, ни полам было не до сна. Вверх. Вниз. Вниз. Вверх. Носились по ним сотни, да что там сотни - тысячи ног! Топтали их и мужская полиуретановая подошва, и жалила тонная дамская шпилька. Часам к семи вечера беготня затихала. Служащие, обремененные брачными узами, ехали по домам: к телевизорам, книгам, тихим семейным радостям. Неженатые спешили в бары, кафе, рестораны к веселым, так сказать, холостяцким безделицам. Часам к двенадцати ночи успокаивались даже самые беспокойные. Мирно похрапывал директор института. Аппетитно посапывал его Зам. Взвизгивая и подрагивая, спали младшие и старшие научные сотрудники. Почивала, и умаявшаяся за день участковый врач Елена Максимовна Милкина - жена Виктора Сергеевича. Когда ей снился, какой-нибудь страшный сон, вроде того, что она не успевает в назначенное время к больному, то Елена Максимовна тянулась к мужу. Однако часто случалось так, что на его месте она находила не теплое мужское тело, а холодную шелковую подушку.
Елена Максимовна открывала глаза. Включала настольную лампу. Снимала телефонную трубку. Накручивала номер лаборатории.
- Слу. - коротко бросал в микрофон В.С. Милкин.
- Слу он, - возмущалась Елена Максимовна, - ты посмотри на часы!
- Авчемделочек? (что означало, - в чем дело, Леночек) - недоуменно спрашивал Виктор Сергеевич.
- В том, что сейчас второй час ночи! Витя, ты уже давно должен быть дома!
- Кадачсчи!? ( что значило как два часа ночи) Немобыть! Виктор Сергеевич переводил глаза на циферблат настенных часов, и виновато хмыкал. - Хм - хм. Точно два! Прости, родная. Задержался. Мелькнула интересная мысль. Следовало ее проверить...
В дни, когда семья Милкиных собиралась вместе, так сказать, ближним кругом, а того круга: Виктор Сергеевич, Елена Максимовна (оба детдомовские) да дочь Светлана (по-семейному Лана) - то Милкин, выпив две-три рюмки водки, обнимал жену и дочь, и упоенно произносил:
- Девчонки! Родные, мои девочки! Я самый счастливый человек на свете! Точно!
Ведь у меня есть вы! Мои любимые! Мои золотые! Мои самые, самые! Плюс к вам интересная, любимая работа, а что еще для счастья нужно человеку!?
- Правильней было бы сказать, - поправляла его дочь, - интересная работа плюс вы!
- Дщерь, накажу, - Виктор Сергеевич шутливо расстегивал ремень, - экзекуцирую!
Лана, взвизгивая, пряталась за материнскую спину.
- Работа может и интересная, - вмешивалась в разговор Елена Максимовна, - да только зарплата смешная! Ты работаешь как каторжный, а награды, степени и иностранные симпозиумы - другим.
- Леночек, что я слышу!? Леночек, - разводил руками Виктор Сергеевич, - а кто учит дочь, что не в деньгах счастье? Кто бегает задарма по больным день-деньской. Не моя ли разлюбезная женка!? Елена Максимовна, подмените! Елена Максимовна, помогите! И что-то я не помню, чтобы Елена Максимовна отказалась!? Ах, Леночек, ты Леночек… Любимый мой цветочек.
Виктор Сергеевич прядал на колени и целовал шершавые от ветра, дождя и мороза руки Елены Максимовны…
Прошедшее меняло настоящее, а оно в свою очередь сменялось будущим, одним словом, шли, да что там шли, бежали, как угорелые годы. В возрасте круглого отличника, как поэтически назвала эту цифру студентка литературного института дочь Милкина - Лана, то есть когда Виктору Сергеевичу стукнуло пятьдесят пять - жизнь круто поменялась. Работа в НИИ стала буксовать. Зарплата из смешной превратилась в жалкую. Темы закрывали. Штаты уплотняли…
Как-то утром, после двухнедельного (по причине болезни) отсутствия, Виктор Сергеевич явился на работу. Бросил вохровцу короткое "здраст" и направился к парадной лестнице.
- Вы кто? - догнал его неизвестный Милкину плечисто-мускулистый охранник.
- Как кто, - удивился Виктор Сергеевич, - я старший научный сотрудник НИИ Виктор Сергеевич Милкин.
- Так нет тут больше никакого НИИ… - широко зевнув, сообщил охранник.
- Как нет, а это что же, по-вашему? - Виктор Сергеевич обвел взглядом вестибюль, - вы, наверное, вчера молодой человек мешали водку с пивом. - В.С. Милкин шутливо погрозил пальцем охраннику, - сознавайтесь, что мешали!
- А я ваще не пью, - охранник широкой струей дыхнул на Виктора Сергеевича, - только с сегодняшнего дня здесь вы и днем с огнем НИИ не сыщете…
Виктор Сергеевич недоуменно пожал плечами: - "Не ошибся ли, - подумал он, - может сдуру, я не в то здание зашел. Ох, старею".
Старший научный сотрудник вышел на улицу. Огляделся. Скверик. Лавочки. Урны. Лестница. Колоны. Все институтское. Виктор Сергеевич взглянул на здание, но вместо привычной стеклянной вывески "НИИ" увидел мраморную доску с золотой надписью "риэлтерская фирма Этажи".
Охранник не солгал. В. С. Милкин остался без любимой работы. Несколько лет он пробавлялся случайными заработками: частными уроками, торговлей кожаных курток, а в свободное от работы время бегал и бегал к бывшим сослуживцам, открывшим частные лаборатории и исследовательские центры. В ответ же слышал:
- Извините, Виктор Сергеевич, но все укомплектовано… и потом вы уже несколько лет не в теме, то есть потеряли квалификацию. Да и годы…
Да годы шли, может быть теперь не так и быстро, как в молодости, но все же двигались. А куда в такие лета они могут двигаться? К открытиям? Как это не печально, но только если к открытиям потустороннего, запредельного…
Как-то весной, когда все только пробуждалось к жизни, заболела и стала чахнуть, как осенний цветок Елена Максимовна.
Виктор Сергеевич бросился в поликлинику по-прежнему месту работы супруги. Бывшие коллеги Елены Максимовны отрицательно мотали головами и виновато улыбались.
- Обратитесь в отдел здравоохранения, - посоветовал ему на прощание главврач поликлиники.
Виктор Сергеевич последовал совету.
Управляющий здравотделом скользнул по просителю взором бывалого взяточника и, не распознав в просителе достойного собеседника, решительно заявил:
- Мы ничем не можем вам помочь! Поймите, уважаемый, у нас нет даже бинтов, а что говорить о лекарствах необходимых для вашей супруги нашей, так сказать, коллеги…
- Витюня, а где наша богемского стекла ваза? - спросила как-то у мужа Елена Максимовна.
- Я ее нечаянно разбил, родная, - виновато потупив взгляд, отвечал В. С. Милкин, - но с другой стороны знаешь, посуда бьется к удаче. Значит, ты скоро выздоровеешь!
- Витя, я же врач, и знаю, что такие болезни лечатся только могилой…
- Прекрати. Ты обязательно выздоровеешь! - прикрикнул на супругу Виктор Сергеевич. - Даже и думать об этом не смей.
- Хорошо, хорошо, дорогой - не буду, - заверяла супруга, - только и ты не продавай вещи. Прошу тебя… не нужно…
- Я ничего не продаю, - заверял жену В.С. Милкин, - с чего ты это взяла!? Я же тебе говорю, что ваза разбилась… ты, что мне не веришь?
- Книги тоже разбились, и бронзовые статуэтки, и картины на мелкие кусочки!?
Елена Максимовна вымученно улыбнулась и обвела взглядом пустые полки и невыгоревшие квадраты на месте прежних картин…
В середине лета, когда все цветет, живет, радуется: солнцу, теплу, голубому небу, шумным восходам и тихим закатам, Елена Максимовна наоборот вся съежилась и высохла точно последний ноябрьский листок.
- Все, Витя, прощай, - взяв руку супруга в свои маленькие сухие ладони, сказала как-то солнечным июльским утром Елена Максимовна, - чувствую, что сегодня мой последний день на Земле. Да, да и не перебивай меня… Знаешь, Витюня, не смотря ни на какие невзгоды, что выпали мне жизни, а было их немало, одним словом, я могу с уверенностью сказать, что прожила счастливую честную жизнь и умираю со спокойной совестью. Единственно чего мне жаль так это то, что я, да и ты, - она чуть сжала руку Виктора Сергеевича, - не можем ничего оставить после себя нашей дочери. Ни денег, ни имения, ни, как их акций, а ведь мы с тобой работали и неплохо, а в итоге? Шиш с маслом…
- Успокойся, Леночек! Обещаю тебе, что я оставлю ей и деньги, и славу, и имение и эти, как ты говоришь, акции.
- Да ты уже и так на мои лекарства, - Елена Максимовна улыбнулась, - почти все более-менее ценные вещи вынес из дома.
- И, тем не менее, я тебе обещаю. Разобьюсь, но оставлю!
Елена Максимовна в знак согласия принялась пожимать супружескую ладонь. Пожатия с каждым разом слабели, и вскоре Виктор Сергеевич уже держал в своей ладони холодную мертвую руку супруги.
Елену Максимовну похоронили с более чем скромными почестями. На поминальный вечер собрались немногочисленные знакомые четы Милкиных. Как только все разошлись, Виктор Сергеевич закрыл дверь и несколько месяцев из дома не выходил, на телефонные звонки не отвечал…
Только раз в неделю сам звонил дочери.
- Папа, но так же нельзя! - Лана принималась за аргументы. - Ведь тебе надо приготовить обед, убрать в квартире, постирать… Чем разреши полюбопытствовать, ты там таким секретным занимаешься?
- Скоро узнаешь, дщерь, - заверял ее Виктор Сергеевич, - скоро узнаешь!
Минуло шесть месяцев. Как- то ясным морозным днем в кабинет директора лаборатории прикладной химии заглянула секретарша и поинтересовалась.
- Анатолий Иванович, с вами хочет поговорить некто Милкин. Утверждает, что вы его знаете.
Анатолий Иванович болезненно поморщился:
- Ладно. Пусть войдет.
- Что у вас? Кивнув головой в знак приветствия, поинтересовался директор. Если вы хотите получить место, то, увы, свободных вакансий нет.
- Нет, я по другому вопросу.
Виктор Сергеевич вытащил из портфеля бумаги и приступил к цели своего визита. В этой папке, - сказал он, барабаня пальцами по ее кожаной поверхности, - научное открытие. Его можно применять как в народном хозяйстве, так и военной области. Я хочу получить за это миллион долларов. Виктор Сергеевич, выждал, когда кривая улыбка собеседника смениться вниманием и продолжил.
- Поверьте мне это пустяковая цифра. Производство этого вещества, - Милкин указал на бумаги, - принесет куда больше этих самых миллионов, а если вы предложите это террористическим организациям, то цифры шагнут в разряд миллиардов.
Директор протянул руку:
- Разрешите, полюбопытствовать.
- Нет. - Виктор Сергеевич прижал папку к груди.
- Так что же я кота в мешке должен, по-вашему, покупать?
- Зачем же кота, - успокоил его Милкин, - давайте тотчас же составим договор. Затем я вам все объясню и покажу. Даже продемонстрирую! У меня и действующий образец имеется. Виктор Сергеевич вытащил из кармана пробирку с красноватой жидкостью.
- Но хоть в двух словах скажите, о чем идет речь. Нужно же мне знать предмет торговли? Может он выеденного яйца не стоит.
В.С. Милкин коротко объяснил свое открытие.
-Фу-ты ну-ты! Да вы я смотрю, батенька, из ученого человека переквалифицировались в разнузданные фантасты!
- Значит, вы не хотите это брать? - поинтересовался Милкин.
- Нет, бред не хочу. Будет что-нибудь конкретное, реальное, интересное тогда и заходите, поговорим, а сейчас извините, дела…
В.С. Милкин обошел еще несколько лабораторий и исследовательских центров. В одну из них его даже не пустили, а из другого бесцеремонно вышибли на улицу…
Как- то морозным бодрым утром директор научного центра "Протон" Афанасий Петрович Крикунов, пожилой, но еще полный сил и энергии человек, легко вбежал в свой офис, что находился на пятом этаже высотного модерного здания. Бросил на стильный кожаный диван кейс. Выпил стакан минералки без газа. Сел к столу. Открыл папку с текущими делами. Схватился за сердце…
Через двадцать минут доктор скорой помощи констатировал остановку сердца в связи с острой дыхательной недостаточностью.
Не прошло и двух недель с этого печального события, как подобное приключилось с Тимофеем Ильичем Химичевым - зав. лабораторией в крупном научно-исследовательском центре "Омега". Утром Тимофей Ильич, грузный медлительный человек, пыхтя, взобрался по мраморной лестнице к месту службы. Сел к столу. Достал из холодильника минералку без газа. Выпил. Подвинул к себе папку с текущими делами. Схватился за сердце…
Еще через три дня та же участь постигла заведующего отделом здравоохранения и управляющего крупной риэлтерской фирмы " Этажи"…
После двадцатой смерти, случившейся с шефом крупной издательской компании, в кабинет начальника городского МВД полковника В.Ф. Котова зашел следователь Виталий Самойлович Гриневич.
- Вячеслав Федорович, - сказал он после приветствия, - видимо все эти жмурики, что приключились у нас в городе за эти несколько месяцев, следует перевести в категорию "преднамеренное убийство".
- С каких таких коврижек?! - удивленно - вопросительно воскликнул начальник МВД.
- Дело в том, что вскрытие и лабораторное исследование последнего из умерших свидетельствует о наличии в его крови некоего то ли яда, то ли газа. Наши лаборанты ничего по этому "ядогазу" в своей базе данных не обнаружили и послали запрос в министерство обороны. Но!? В министерстве также ничего подобного не оказалось. В отделе токсикологии Минздрава, поэтому вопросу тоже ноль в квадрате.
- И что же это за фрукт такой? - поинтересовался В.Ф. Котов. - В смысле этот твой, так называемый, "ядогаз"?
- Весьма забавный. Весьма! Я даже не знаю, как вам это и объяснить… вызывает остановку сердца в связи с острой дыхательной недостаточностью, но это не главное. Интересно то, что… -
Виталий Самойлович почесал затылок, - короче, не вдаваясь во всякие химические премудрости, как там валентность, амбивалентность, кислотность и прочая хренотень, в которой я, надо сказать, не очень-то и силен, то выходит общем, чертовщина какая - то получается, то ли этот "ядогаз" обладает интеллектом, то ли Бог его знает чем. Петрушка в том, что действует он только на определенного человека или группу людей. С уверенностью можно заявить, что ничего подобного не то что у нас, но и в мире не имеется… только у того, кто отравил этим "ядогазом" нашу бизнес - научную элиту. Исходя из этих фактов, я полагаю, что следует возбуждать дело...
- Ну, если полагаешь, то и возбуждай, - согласился В.Ф. Котов и поставил свою подпись под соответствующей бумагой…
Закрутился маховик следственного процесса. В течение часа был составлен список лиц, работающих или работавших некогда в институтах химии, токсикологии и лабораториях Минобороны. По картотеке были выявлены химики-самоучки и специалисты по производству кустарных наркотиков. С каждым днем список подозреваемых лиц сужался, и, наконец, с выданным в прокуратуре ордером на обыск следственная группа явилась на квартиру очередного подозреваемого. На звонок, а затем требовательный стук в дверь никто не ответил.
- Ломай! - приказал Гриневич своему напарнику. Послышался треск дверной коробки. Клубы штукатурки, когда белесая пыль рассеялась, Виталий Самойлович увидел перед собой неподвижно лежащего на спине человека. В.С. Гриневич нагнулся. Широко раскрытыми стеклянными глазами на него смотрел мертвый Виктор Сергеевич Милкин…
На сорок первый день после смерти отца Лана Милкина вытащила из своего почтового ящика большой желтый конверт без обратного адреса. - "Наверное, из очередного издательства отказ пришел", - подумала Лана, но вместо бесстрастной компьютерной Cyrillic, ей в глаза бросились мелкие скособоченные горячие буквы отцовского почерка.
"Дорогая дочь. Это письмо ты получишь, когда меня уже не будет в живых. Все эти месяцы после маминой смерти я работал над одной интересной задачей и решил ее! Мне показалось, что я выполнил обещание, данное твоей матери. Ты спросишь, какое? Я обещал оставить тебе после своей смерти приличное состояние. Ведь сегодня без денег не пробить асфальта человеческой черствости. Но денег я, увы, в очередной раз не заработал. Всю жизнь они проходили мимо меня, как мелкая рыба сквозь крупную сеть, а ведь мое открытие стоило не один миллион…
однако те, кому я его предложил свое детище, откровенно смеялись надо мной. Ну, так пусть же они посмеются своими, извини за откровенный цинизм, оскаленными черепами.
Прости меня, дщерь, и попытайся понять. Я никого не хотел убивать. Я просто хотел им доказать…
Бумаги я с формулами я сжег, образцы уничтожил, ибо мое изобретение слишком опасная штука. Я даже боюсь, как бы тебя не стали преследовать, подозревая, что я оставил тебе бумаги. В конверте ты найдешь фотографии, на которых я запечатлел свои горящие рукописи. Покажи их тем, кто будет усердно добиваться от тебя моих бумаг. Кроме того, я оставляю тебе подробную информацию, когда и как я приговаривал свои жертвы. Я объясню тебе, зачем я это сделал. Во-первых, я оставляю тебе литературную тему. На материале моих преступлений ты сможешь написать книгу, что-то вроде "мой отец монстр", и через это станешь известным и денежным писателем, то есть, таким образом, я выполню обещание, данное моему любимому незабвенному Леночку….
Ведь согласись, дщерь, что всякие там Джеки Потрошители, Андреи Чикатилы всегда будоражили читательский интерес, и книги о них расходились, как горячие пирожки. Так, что твоя книга, я уверен, не станет исключением!
Во- вторых пусть это будет моим покаянием перед людьми. Я ведь только сейчас перед лицом смерти понял, что я совершил роковую ошибку. Прости меня, дщерь, прости. Обнимаю и целую тебя. Твой отец".
Прошел год после смерти Виктора Сергеевича. Дочь его так и не воспользовалась "отцовской темой", а написала и опубликовала повесть под общим названием "Хроника личной жизни" о судьбах людей так называемого "потерянного поколения". Бестселлером книга не стала, но об авторе заговорили в литературных кругах, как о подающей надежды писательнице, а так называемым "наследством" воспользовался оборотистый газетный репортер Т.И. Реев. На материалах следствия он написал леденящий душу триллер "Газовщик", ставший в одночасье бестселлером…