Или я


Скорый поезд "Стрела Востока" вез Илью Владимировича к новому месту работы.
- Ту-тух-ту-тух! Главврачом!
- Та-тах-та-тах! В крупный психо-наркологический диспансер - выстукивали колеса.
Почти сутки за вагонным окном тянулась унылая степь, но, как только пересекли необыкновенно длинный железнодорожный мост, ландшафт резко изменился. Вдоль насыпи замелькали лесопосадки, небольшие рощицы, Когда же въехали в границы области, в которой Илья Владимирович должен был отныне жить, пошли настоящие леса. Мелькали голубые блюдца озер и зеленоватые ленты рек.
- Какие места, Лара! Какие места! - восклицал Илья Владимирович, обращаясь к жене.
- Глухомань, а не места! Подмосковье намного лучше! - отвернувшись от окна, недовольно ответила жена. Хорошенькая дамочка ближе к сорока.
- Думаю, ты не права, - защищался Илья Владимирович. - Ты еще скажи, что и Москва лучше той "trou perdu", куда мы едем?!
- Илюша, тебе же почти сорок лет. Люди уже в таком возрасте в министерствах работают, а ты все по медвежьим углам шатаешься.
- Ну, Ларочка! Не могу я вот так прямо и в Москву. И в министерство.
- Ну, хорошо не в министерство, пошел бы в клинику. Ведь мой отец предлагал.
- Лара у твоего папы приличная клиника. А я?! Ну, какой я, к свиньям собачьим, доктор. Только что диплом.
- Ну а какой из тебя психиатр, - криво улыбнулась жена.
- Никакой, - согласился Илья Владимирович. Но я ведь еду руководить, а не лечить. Согласись, что это далеко не одно и то же.
Илья Владимирович тяжело вздохнул.
- И потом, Лара, отличная зарплата, плюс надбавка за специфику, плюс отчетности по смертности практически никакой, плюс квартира. Как ни крути, а одни плюсы. А места, какие места! Воздух, какой воздух. Масло, а не воздух!
Илья Владимирович полез головой за этим воздухом за вагонное окно. Теплый упругий ветер ударил ему лицо.
- 38 лет, а ведешь себя как мальчишка! В Москву вам, Илья Владимирович, действительно рановато, - объявила жена, втаскивая Илью Владимировича в купе.
- Лара! Клянусь, к 40 годам будем в Москве, - пообещал Илья Владимирович.
- Твоими бы словами... - начала было жена. Но, не договорив, открыла журнал "Крокодил".

В город Илья Владимирович приехал на неделю раньше срока. Дел было много. Встретить багаж. Прописаться,стать на учет. Затем?.. Да мало ли дел на новом месте! Кроме того, хотелось посмотреть, пощупать, так сказать, своими руками новый город. Кабачишки там, театришки, одним словом, осмотреться. Илья Владимирович, правда, бывал прежде в этом городе. Но что, скажите, разберешь с наскоку? Что-то видел, что-то слышал, но в итоге ничегошеньки не рассмотрел и выводов не сделал. А город - хоть и провинция, а миллиончика полтора душ наберется. Метро, говорят, скоро пустят. Столица!
С перрона Илья Владимирович сразу отправился в лучшую гостиницу - "Космос". Из "космического" люкса открывался живописный вид на город. Изогнувшись подковой, неспешно текла одетая в гранит речка, за ней шел городской парк. Над ним колоритно парила похожая на летающую тарелку сферическая крыша не то церкви, не то цирка. За парком шли обсаженные фруктовыми садами, холмы. Крытые листовым железом крыши частных домов сверкали как начищенные бляхи солдатских ремней. Далеко, почти у самого горизонта, чадила серым дымом похожая на кубинскую сигару заводская труба.

Упругим деньком. В понедельник. Все расставив, все пощупав, все успев и всех победив, Илья Владимирович переступил порог своего нового кабинета. Там его уже ждал подчиненный народ. От белых курточек и халатов кабинет казался похожим на занесенную снегом террасу летнего кафе.
- Коллеги, - акцентируя мягкое "Л", начал Илья Владимирович. И коротко, но живенько и ярко рассказал об этапах своего жизненного пути. Родился, крестился (теперь это можно), учился. Руководил. Женился. Есть цветы, в смысле дети...
- Коллеги! (снова налегая на "Л") сказал он в заключение. К легкой жизни я не привык, и вам её под моим руководством, нет, лучше сказать - началом, не обещаю. Но голосовые связки без надобности рвать не люблю. Без необходимости ничего ни строить, ни перестраивать не собираюсь. На сегодня все, благодарю за внимание.
Илья Владимирович грациозно мотнул головой и, кажется, даже щелкнул каблуками. Персонал стал расходиться. До ушей Ильи Владимировича долетали обрывки чужих реплик. "А новый-то ничего", "Симпатичный", "Важно, что ломать ничего не собирается".
- Алексей Сергеевич, задержитесь на секунду, - Илья Владимирович остановил исчезающего за порогом высокого плотного (очевидно, отставного подполковника) зама по хозяйственным вопросам.
Алексей Сергеевич замер, резко развернулся на каблуках, как будто выполнил команду "Кругом!" и, чеканя шаг, двинулся к столу.
"Не хватало, чтобы он мне еще честь отдал", подумал Илья Владимирович.
- Слушаю, - сказал, как плюнул, зам. по хозяйству.
- Алексей Сергеевич, дорогой, мне бы хотелось посмотреть наше хозяйство: корпуса, подсобки, одним словом пройтись по территории, - попросил Илья Владимирович.
- Так что ж ее смотреть, вон она, вся за вашим окном, - и зам указал на тянувшийся вдоль окна ряд больничных корпусов из красно-серого кирпича.
- Но тем не менее…
- Слушаюсь - объявил зам, и, выполнив команду, кругом быстро направился к выходу. За ним полубегом отправился и Илья Владимирович.
Хозяйство оказалось немаленьким. Ко второму часу ходьбы Илья Владимирович устал, а хозяйственник все не унимался
- Здесь у нас столовая. Это гараж. Вот приусадебный участочек. Тут небольшая свиная ферма. Здесь корпус тихих, тут буйных, чуть дальше хронов. Вот там склад. Недавно получили глубоко-синего прокраса халаты для больных! Хотите посмотреть? - и завхоз пошел к складским воротам.
- Алексей Сергеевич, - окликнул кто-то хозяйственника. Можно вас на минуточку?
Алексей Сергеевич вопросительно глянул на начальника.
- Да, да идите, идите. Спасибо за обстоятельную прогулку.
- Но это еще не все, у нас еще и фабричка есть, и банька с бассейном.
- Нет, нет в другой раз. Идите, вас ждут.
Зам, который уже раз за сегодняшний день сделал разворот на 180 градусов и строевым шагом пошел в направлении гаража.
"Большое, однако, хозяйство мне подсунули. Тут одних подсобок, кладовок - ходить не переходить. Устал как собака. Илья Владимирович присел на скамейку в тенистой беседке. Достал сигарету. Затянулся и подумал.
"Воруют тут, поди, безбожно, а заправляет всем, несомненно, "завхоз-полковник". Но в целом очень даже ничего. Дорожки, аллейки, клумбочки. Вот и беседка опять же...
Даже если бы и хотел вызвать в душе своей что-нибудь эдакое негативное - то, что возникает после прочтения первой главы чеховской палаты N 6, ничего бы не получилось. Крыши не ржавые, трубы стоят ровные. Ни репейника, ни крапивы. Забор, правда, с гвоздями и колючей проволокой. Неэстетичный, согласен, тюремный забор. Зато выкрашен не серой унылой краской, а желто - зелененькой. И корпуса хорошие. Даже не корпуса, а дома! Как ни крути, как ни верти, Илья Владимирович, а жаловаться тебе на новое место грех. Отличное место! Честное слово сам денек-другой в каком- нибудь тихом флигельке бы полежал".
Илья Владимирович, безусловно, обманывал сам себя. Было тут и запустение, и разорение... Так в этой жизни, если не обманывать себя, так в два счета на больничное койко-место угодишь.
Возможно, положительному восприятию невеселого заведения способствовало и то, что больница находилась в сосновом бору. Точнее в том, что когда- то было им. Да и день был шикарным. Разогретые сосны источали горьковатый запах. Июльский воздух был свеж и колюч, как будто кто-то растрепал в нем стекловату. В ярко зеленых кустах малинника краснели крупные рубиновые ягоды, а на обочине центральной дороги были заметны фетровые шляпки моховиков.
- Один, два... - стала пророчить кукушка. - Двадцать пять... Тридцать... Считал Илья Владимирович. Тридцать семь, тридцать восемь.
- Или - я, или - я. Сменила её неизвестная птица.
- Или - мы, или - мы передразнил её главврач.
- Или я. Или я, - настойчиво звал женский голос.
"Меня, что ли, ищут" - подумал Илья Владимирович и вышел из беседки. Навстречу ему шла женщина. Одета она была в короткополый ветхий халат, от одного взгляда на который в сердце поселяется горькая мысль о никчемности человеческой жизни. Взгляд пустой, блуждающий, ищущий, волосы растрепаны, больничные тапочки шаркают, точно дворницкая метла. Илье Владимировичу она показалась панночкой из Гоголевского "Вия".
- Или я. Или я - не обращая внимания на нового главврача, выкрикивала женщина и вскоре скрылась за поворотом. А Илья Владимирович еще минуту тому назад напоминавший греческого бога, вдруг съежился, обмяк и стал напоминать истоптанный коврик. Лицо его исказила болезненная гримаса. В волосах стала различима седина. "Или - я. Или- я", напоминая о далеком, звучало где-то рядом.


Илья Владимирович родился и жил в обеспеченной семье. Его отец, полковник, руководил областным РОВД. Жалование приносил в хозяйственной сумке. Мать трудилась школьным инспектором. Тоже кое-что: то сервиз на двенадцать персон, то вазочку хрустальную, то телятинки парной. В четырехкомнатной квартире - и итальянский гарнитурчик, и финский унитаз. Летом - море. Едешь - кум королю, сват министру. Спальный вагон. Хрустящие занавесочки. Терпкий чай. Мельхиоровые подстаканники.
Зимой школа. Аттестат, если поднатужиться, то и золотой можно отхватить. Одноклассники! Леша Красавин, Витя Бесчастных. Эрнест Веселовский! Этот особенно был хорош. Высокий, голубоглазый. Кожаный комиссарский плащ, Издалека посмотришь - Щорс. Ближе подойдешь - штурмовик из дивизии "Мертвая голова". Решительный такой, резкий...
В последнее школьное лето… август уже кончался. Сидели Илья с Эрнестом на берегу озера, что недалеко от их дома. Вечерело. Холодом тянуло от речной воды.
- Костер, что ли, развести? - предложил Эрнест.
Вспыхнула трава, за ней схватились щепки, ветки и прочий сор и вскоре уже костер плясал и в танце своем освещал и озеро, и поле, и даже звезды на небе потушил.
- Кури, Ильюха, - доставая "столичные" предложил Эрнест.
- Кучеряво живешь, - восхитился Илья. От сигаретного дыма кругом пошла голова. Ильюха ждал, что сейчас Эрнест расскажет какой-нибудь прикол. Он их много знает. Тертый калач этот то ли Щорс, то ли Штирлиц.
- Слышь, Ильюха! Предложение у меня к тебе есть... - Но, не договорив, он встал и пошел за видневшейся неподалеку корягой.
- А что за предложение? - вороша палкой костер, поинтересовался Илья.
- Да дать жару!- И Веселовский бросил корягу в огонь. Костер вспыхнул вполнеба. Сумерки бросились в жидкие заросли камышей, и звезды слетели с черной озерной воды.
- Знаешь такое выражение: "Хочешь жить - умей вертеться", - продолжил Веселовский.
- Кажется, слышал, - ответил Илья и тоже подбросил несколько веток.
- А сам крутнуться хочешь? - поинтересовался Эрнест.
- Смотря как, - спокойно ответил Илья.
- Я объясню. Тебе деньги нужны?
Сердце у Ильи запрыгало. Он давно ждал этого разговора. Эрнест уже несколько дней кружил вокруг да около. Тары-бары разводил: денег, мол, нет, сигареты "Тракия" курим, пьем по рубль шестьдесят две.Одним словом играл Эрнест с Ильей как кот с мышью.
- Не знаю, - Илья решил поломаться.
- Слышь Ильюха, ты прямо как девственница, какая. Целка есть, а спроси для чего, не скажет.
- Ты о деле будешь говорить, или по женским вопросам консультировать? - обиделся Илья.
- Буду и о деле, - заверил Эрнест и стал излагать суть. - Переплюйку знаешь? (Так звали небольшую, давно потерявшую свое настоящее имя речку). Так вот, Ильюха, там, в кустах в день получки, настоящий Клондайк! "Синих", что самородков на месторождении "Заполярное" Догоняешь?
- Ты охренел, Эрнест. Там же и ментов, что собак нерезаных, - возразил Илья. Это ж суд и нары. Так вздрючат!- привел весомые аргументы Илья.
- Не писай в компот, не делай пены. Если действовать четко и организованно- не вздрючат, - спокойно произнес Эрнест. - У нас есть козыри:
раз - мы дети тех, кто "воевал",
два - мы члены добровольной милицейской дружины.
В случае если подстава - знаешь, менты изредка работают под пьяных - мы попросту хотели доставить гражданина в ближайший милицейский пункт. Типа санитары улиц.
- Но "синих", на "минуточку", их же надо бить! Кто ж тебе свои бабули так запросто отдаст? - упирался Илья.
- Надо будет, и побьем, - заверил Эрнест. - Не без этого, но в целом будем работать. Без шуму и пыли! Мы ж не ковры идем выбивать. Мы с людьми работать будем. А тут как! Удостоверение охраны дружинника засвети - они тебе все сами выложат. И последнее и самое главное. Приход и расход!? Расход - дело наше! А вот наш приход возбуждает чужое любопытство. И здесь я предусмотрел. По нашим паспортам устраиваем на пивзавод пару бомжей - случайная работа. В случае чего мы в свободное время на заводе подрабатываем. Для понта надо будет там пару раз крутнуться, а в целом будем предаваться удовольствиям. Согласен?
- Ну, ты и жучило! - воскликнул Илья. Это же гоп-стоп!
- Ну-ты гнуты. Прямо как из кино "Коммунист". Если у тебя есть предложения, готов выслушать, а стойки гимнастические физкультурнику показывай. Нет предложений? Тогда отвечай конкретно. Согласен или нет.
- Можно попробовать, - согласился Илья.
Друзья встали и темной петляющей дорогой пошли к дому. В небе мелькнул золотистый хвост кометы.
- Загадай желание, Ильюха, - воскликнул Эрнест.
Заканчивалось последнее школьное лето.

- -

Дорога к Переплюйке начиналась у Петропавловского собора.
- Ну, тронули, - сказал Эрнест.
Мощеной дорогой пошли к речке. В спину молча смотрели темные церковные кресты. Впереди, освещая дорогу, качался фонарь.
Был вечер дня аванса.
У реки повернули направо и метров через 50, фонарик выхватил из темноты, скрюченный человеческий контур.
- Так, спим? Отдыхаем? А ну-ка предъявим документы, - начальственным тоном произнес Эрнест. В ответ послышалось:
- Я бля литейщиком "быу", а ён, сука, парообходчиком на регенераторном "работау". Я ему "кажу" у меня ранения. Тут одно и тут два.
- Где тут, - и Эрнест ловко скользнул в боковой карман литейщика.
- Куды, гад, - забормотал пьяный.
- Дружина, - Эрнест сунул под нос пьяному удостоверение. Лежи тихо, мы только документы проверим. А будешь выступать, сейчас карету вызовем. И тютю премиальные. Врубился, синий?
- Понял. Хлопцы все понял, лежу тихо.
- Ну и молодец, - Эрнест вновь вложил ему бумажник в карман.
- 60 колов! Нехило для первого раза, - посчитав деньги, объявил Эрнест. - Держи свою долю.
На карманное дно хлопчатобумажных брюк легли мятые рубли. Взбодрившаяся было в жилах кровь, успокоилась и потекла спокойным, привычным потоком. Сердце монотонно, как камертон на домашнем рояле, отсчитывало положенные ему 60 ударов в минуту.
"Что учиться, что грабить никакой разницы. Рутина!" - подумал Илья, возвратившись домой.


Прошло два месяца. Илья купил пинкфлойдовскую пластинку " The Dark Side of The Moon" Пил "Советское Шампанское". Курил "Столичные". Была и склизкая, пахнущая духами "Шехерезада" любовь.
В ноябре зарядили нудные, моросящие осенние дожди. Дороги размыло. Вчерашние кусты, служившие убежищем синюгам, облетели и стали напоминать розги для битья. В мокрых и простреливаемых кустах пить стало небезопасно. Работать сложнее.
Друзья сместили центр главного удара на заброшенные здания и площадки долгостроя.
Вторую неделю не везло. Просто фатально не катило. И в тот день облом. С горя выдули полбанки "Вермута" и неизвестным пустырем отправились домой. Под ногами хрустела строительная щебенка. Битые кирпичи, доски, металлические прутья и швеллера затрудняли дорогу. От лежавшего неподалеку завода тянуло запахом уксусной эссенции.
Впереди показался человеческий силуэт.
- Повязки, - быстро приказал Эрнест. Силуэт приближался. Пальто. Берет. Портфель? Нет, кажется, ватман. Не ватман, скрипичный футляр в руках молодой девушки. Лет 17 - 20.
- Сыграем в четыре руки, - игриво предложил Эрнест.
- Ты что офигел, на что она тебе? - попытался удержать его Илья.
- Отвали!- И Эрнест грубо оттолкнул приятеля. - Ну, так сыграем? У меня пальцы что надо. Особенно двадцать первый. Ты что больше любишь, менуэт Ротордамского, или "На сопках зажмурился"?
- Ребята! Да вы что? Дайте пройти! На пом... Но крик её затих в мощных объятиях спортивного не то Щорса, не то Штирлица - Эрнеста Веселовского.
Футляр, загремев внутренностями, упал на строительный мусор. Споткнувшись о торчащий из земли швеллер, на него рухнул Эрнест. Безысходно взвизгнули струны. Крепкие руки выпустили девушку. Провидение давало ей шанс. Встань, беги. Сто лет ты нам нужна. Мы ж пошутили. Ну, согласны - нехорошо, плоско, тупо пошутили. Настроение хреновое, сама пойми! Но скрипачка не побежала, оглашая воплями окрестности, а сомкнула музыкальные пальцы на горле у Эрнеста. И через мгновение уже было непонятно - кто жертва, кто палач.
- Пусти, сучка, - хрипел Эрнест. Отпусти, дура, я ж пошутил. Но от страха музыкантша как видно потеряла свой музыкальный слух. Тяжело и порывисто дышала, прорастая пальцами в чужое горло.
Или - я! Или-я! Или-я! - как заевшая пластика звал Эрнест. А Илья как будто прирос к схваченной первым морозом земле. Не в силах не двинуть и мизинцем. Он словно оцепенел, застыл, превратился в вечный долгострой. Кровь замерла, сердце не билось. В мозгах звенел печатный станок из пинкфлойдовской композиции "Money"
- Или - я, помоги, - уже не кричал, а шипел Эрнест.
Илья вдруг отчетливо понял, если он сию же минуту не поможет приятелю, то это крик может стать последним в его жизни. Он быстро нагнулся, подхватил с земли кусок металлической трубы...
Глухой звук, как будто упавшей с дерева "антоновки".
Эрнест, отбросив мешком лежавшее на нем тело. Встал. Отряхнулся.
- Вот дура, - отдышавшись, сказал он, - чуть в ящик меня "не сыграла"
-Ты что с коня упал? На кой она тебе была нужна. У нее, что сегодня аванс? - дрожащим голосом спросил Илья.
- Да хрен его знает, - растерянно ответил Эрнест. Уксусом воняет, а его терпеть не могу. В детстве отравился, чуть откачали. С той поры, как учую этот запах - сатанею. Пошли, - приказал он и двинулся к остановке.
- Куда пошли? А с этой что? - Илья указал на неподвижно лежащее тело. Надо же что- то делать.
- Замажь рот плотным стулом, и быстро за мной. Понял?
Илья, спотыкаясь о битый кирпич, щебенку и металлические уголки, поспешил прочь от этого места. Где через два года, из щебенки и уголков, поднимется новый корпус химического комбината.
Скрипачка, как назвал её Илья, пришла в себя лишь на третий день.
Вы знаете, кто на вас напал? - быстро спросил её дежурившей у постели следователь.
- Или я. Или я, - быстро, сбивчиво заговорила девушка.
На все последующие вопросы она отвечала только этим не совсем понятным
Или я, Или я.
- Это она пророка Илью зовет, - заверила следователя проходившая по коридору бабка.
Рецидивиста Илию Смака взяли в тот же день. Вскоре было открыто и успешно завершено " Дело о серийном убийце насильнике". Громкое было дело! О нем прострочили все центральные газеты! Называлось: не то Воропаевское, не то Солочаевское.
Отец Илюши на этом деле поимел медаль, звезду и место в республиканском МВД. Фамилия перебралась в столицу.
Что стало с девушкой беспрерывно звавшей пророка Илью - неизвестно.

- Или я. Или я. - Больная скрылась за поворотом. Голос стал затихать и вскоре вновь зазвучал как птичий крик.
- Наберите воздуха и медленно считайте до десяти, - советовал Илья Владимирович чрезмерно взволнованным сотрудникам и пациентам. Пришло время испытать это средство на себе милейший Илья Владимирович. И главврач принялся за счет. Один... пять... семнадцать... В голове зазвучал печатный станок из пинкфлойдовской "Money". Если это она, то ты Илюша, попал по самые "некуды". Надо пойти справочки навести, - решил Илья Владимирович и стремительно двинулся в приемный покой.
- Простите, не имею чести знать, - обратился к ярко раскрашенной и обвешанной, как рождественская елка бусами, регистраторше.
Женщина представилась.
- Несколько минут тому назад я встретил больную, выкрикивающую «Или я, Или я». Кто это такая, вы мне не подскажете?
- Так это ж Ритка - дурочка! Или я, Или я. Все зовет, кого-то. Сколько лет работаю, а как услышу её голос, хоть беги - сообщила регистраторша.
- А не могли бы вы мне сказать, кто у этой, как вы выразились (Илья Владимирович почесал висок) лечащий врач?
- Легенько! Доктор Молибога.
- Свяжитесь с ним и скажите, что я его жду с историей болезни у себя в кабинете, - начальственно приказал Илья Владимирович и отправился к себе.
Время, пока не явился лечащий врач, Илья Владимирович просидел в кресле, бубня все известные ему молитвы. "Как Христос в Гефсимании, - подумал Илья Владимирович. «Отче, пронеси сию чашу мимо меня..." В дверь постучали.
- Да, да. Входите, - крикнул главврач. И, оттолкнувшись от кресла, полетел на встречу врачу Молибога. Встречать людей "на ходу" Илья Владимирович считал признаком демократизма.
- Добрый день доктор. Добрый день Пет... Ник... - Илья Владимирович замялся.
- Доктор Молибога Николай Петрович, -представился вошедший благообразный старичок лет семидесяти.
Илья Владимирович пожал узловатую старческую руку.
- Чем могу, так сказать, служить, - поинтересовался доктор Молибога.
- Николай Петрович... Илья Владимирович коснулся пуговицы на халате собеседника. - Только что на дворе я встретил больную. Не знаю её фамилии. Она постоянно выкрикивает «Или я, Или я». Мне сказали, что вы её лечащий врач.
Доктор качнул головой.
- Вы знаете в её облике и этом бесконечном «Или я», мне показалось что- то знакомое. Не могли бы вы мне рассказать: кто она, откуда, что у нее за диагноз?
- Отчего же не рассказать. Трагическая история. Жизненная драма! Единственная дочь у родителей. Подающая надежды скрипачка. Когда пришло время поступать в музыкальное училище, отец возьми да и отправь её учиться в город (Молибога произнес его название).
В голове у Ильи Владимировича включился печатный станок из песни "Money". Это была она. Та, за которую папа отхватил орден, а Илья- возможность учиться в столичном мединституте.
- Там у него был некий феноменальный скрипичный педагог. От него, говорили, прямая дорога в столичную консерваторию. Училась уже на последнем курсе. Вечером шла с занятий. Напали какие- то изверги: изнасиловали и нанесли удар тупым металлическим предметом в затылочную область.
"Неправда, никто её не насиловал, - мысленно возразил ему Илья Владимирович, - она сама кого хочешь, в ту минуту изнасиловала бы" …
- В итоге травматическая энцефалопатия - комплекс неврологических и психических нарушений, возникающий при черепно-мозговой травме. "Отъехавшая", как сейчас говорят, или дурочка, так её и в городе звали "Ритка - дурочка" Какую жизнь сломали! А родителям, каково было родителям? Отец - красивый, статный мужчина в ночь превратился в старика, а через год умер. В мед. заключении написали: от сердечной недостаточности. От человеческой жестокости он умер, а не сердечной недостаточности! Мать, не дай Бог, что пережила мать, каково слышать, как твоего ребенка, вчера еще умницу и красавицу, дурочкой кличут! умерла несколько лет тому назад. Вот Рита теперь у нас и живет. Её ведь бывало одну и выпустить-то нельзя было. Ходит по улицам, плачет. Все кричит - Или я. Или я. А наши умники зовут её "Рита идем Илью покажу. Вон Рита за той грядой будет Илия". Так весь день и проработает на чужом огороде.
- А что лечение, не дает никаких результатов? - поинтересовался Илья Владимирович.
- Транквилизаторы, нейролептики. Вот собственно и все лечение, - ответил доктор. - Я вам, что скажу, простите за неврачебную прямоту, но, коли её сразу не вылечили, то уж сейчас - это ей и ни к чему. Ну, представьте её выздоровевшей!
- М... Да... Согласился главврач. - Трудно представить.
А про себя подумал. "Только, что если мне на ней жениться" - А вот это «Или я Или я»- это не раздражает медперсонал, больных? Нет?
- Да нет. Мы уж привыкли, - ответил смущенно доктор.
- А мне знаете как- то не по себе. - Илья Владимирович подернул плечами.
- Привыкнете. У нас тут и не такое кричат.



Однако, как ни старался Илья Владимирович, но так и не привык. Ни запретить, ни вылечить этот проклятый зов "Или я, или я" он был не в силах. Счет не помогал. Считай, хоть лопни. Он же - ненавистный, страшный, разоблачающий зов кружит, вертит, ловит Илью Владимировича.
Войдет Илья Владимирович утром в ворота, а он уже тут как тут: " Или я, или я" Главврач на совещании, а проклятый зов уже достает его и тут.
Выйдет Илья Владимирович на больничные аллейки, а он и тут вертится: "Или я, или я".
Илья Владимирович шляпу на голову плечи в воротник и за ворота. Домой! А ему в спину несется "Или я, или я" До свидания, мол, доктор, завтра встретимся и послезавтра, да и вообще я тебе жизни не дам.
Измучился Илья Владимирович до последней крайности...
- Не называй меня Илья. Я запрещаю! - зашелся он обращенным на жену криком.
- А как же тебя называть? - изумилась жена.
- Хоть Иродом, только не этим дурацким Илия!
- Да, господин Ирод, - жена грустно покачала головой. Ваша новая должность вам, прямо сказать, пошла не на пользу. Шесть месяцев работы, а крыша отъехала на все сто! Без всякого обследования видно, что вы будущий пациент возглавляемой вами клиники. Объясни хоть, что происходит? Может тебе и впрямь обследоваться?
- Раньше надо было обследоваться, - исчезая, в своей комнате, буркнул Илья Владимирович.

- Нужно срочно что- то делать, - думал Илья Владимирович, давя в пепельнице сигаретные окурки. Немедленно, но что?! Тут или я, или она. С ней все ясно. Вылечить её нельзя. Убить врачебная этика не позволяет. Со мной сложнее. Уволиться и уйти в монастырь не получится. Заявить о своей и вине и сесть в тюрьму. Нет! Тогда уж лучше на иглу со смертельной дозой. Как ни странно, но мысль об игле совсем не испугала Илью Владимировича.
"Пьяница, разбойник, насильник, раскаявшись, могут попасть в Рай, но поднявшего руку на подаренную им из милости жизнь, самоубийцу, ждут вечные адские муки" - прочел как- то маленький Илюша в случайно попавшейся ему в руки книге. Дальше в ней шли описания мучений. Они настолько потрясли юного Илью Владимировича, что тот дал себе зарок и в мыслях даже не допускать мысль о самоубийстве. И вот, пожалуйста, даже не испугался.
А что я, собственно, заслужил кроме адских мучений? Я, превративший земную жизнь безвинного человека в ад! Райские кущи, или 72 гурии, как правоверный мусульманин? Нет! Только мрак и скрежет зубовный! Вот что ты заслужил, доктор. Этот "Или я,или я", если хочешь знать, Илья Владимирович - космический зов, на который тебе, хочешь ты, или не хочешь, а ответить придется. Так лучше уж прямиком в адский огонь, чем вначале краснеть и мучиться на страшном суде.

-

Утром, выходя из дома, Илья Владимирович сунул себе в карман одноразовый шприц, несколько небольших ампул и отправился на службу. Пройдя больничными воротами, Илья Владимирович к своему изумлению не услышал привычного: "Или я, или я". Вместо этого в морозном, солнечном воздухе: громко каркали вороны, весело посвистывали синицы и слышались победоносные звуки металлического лома. Дворник колол лед на главное аллее.
Не слышно его было и на утреннем совещании. Илья Владимирович уже было, хотел спросить доктора Молибога - отчего это сегодня не слышно "Или я, или я", как в тот же самый миг через отворенную форточку он вполз в начальственный кабинет.
- Или я, или я. - Смолкли птицы. Дворник бросил свой лом.
Совещание закончилось, и Илья Владимирович вместе со всеми вышел в приемную.
- Зинаида Петровна, минут на тридцать меня нет. Я там. Главврач указал пальцем в потолок.
- Ясно, - игриво ответила секретарша.
Илья Владимирович запер дверь.
- Или я... - зазвучало на дальнем конце больничного двора.
Сел в кресло.
- Или я... звучало под окном.
Главврач перевязал жгутом руку в локтевом суставе. Быстро поработал кистью.
Попавшая в ловушку кровь обнажила причудливую геометрию вен. Толстые, тонкие, прямые и изогнутые они напоминали реки, обрывающиеся у похожей на озеро ладони.
Или я... Игла безболезненно скользнула в вену: " Кое-что я все-таки еще умею" - с удовлетворением отметил Илья Владимирович. И ввел содержимое шприца.
- Или я. Или я... Голос слабел, как будто кто- то крутил к нулевой отметке барашек громкости на невидимом приемнике. Тело Ильи Владимировича дрогнуло. Руки, сжимавшие подлокотник, разомкнулись и безжизненно повисли. Лицо, как говорится, здорового розового цвета, стало, что холодный белый мрамор. Зеленовато - голубые глаза ввалились. Пришедший через час в кабинет главврача доктор Молибога констатировал смерть. Вскрытие установило - от передозировки. Горожане поставили свой диагноз "Доктора заказали". И, правда, не успели отслужить по главврачу 40 дней, как больницу закрыли. Дефолт!
Так никто и не узнал истинной причины смерти Ильи Владимировича. А через год об этой истории и вовсе забыли.