Контрапункт
Новорожденный явился на свет маленьким, щупленьким, худеньким. Видимо, исходя из последнего качества, небо пристроило кроху в семью Худяковых. Имя, мальчику, не долго сумняшеся, отыскал папа (человек тех же, что и сын, физических данных).
- Я Володя. Отец мой был Володя. Дед им был, и сын им станет.
Младенец широко улыбнулся и издал кошачий звук.
- Ау-мя…
- Вот, поддерживает! Так и запишем в метриках. Володя Худяков!
- Метрики, метриками, а надобно его и в церкви крестить. - С таким заявлением в жизнь Худякова младшего вошла бабушка.
- Мама! - заартачился В.В. Худяков.
- Сын! - одернула его Василиса Игнатьевна (шустрая глазастая - возраста "баба ягодка опять" - молодуха) и снесла новорожденного в церковь Всех святых.
Крестил младенца отец Ануфрий: человек с иссиня-черной бородой, гвардейской выправкой, блудливым взглядом и привычкой запускать руку в церковную кассу.
- Во имя отца и сына, - закончил церемонию батюшка, выпил с устатку стопку водки и принялся разоблачаться. Щуп-щуп рукой по груди. Батюшки-святы - нет креста! Вещи не токмо дорогой, но и паки исторической, выданной священнику под расписку в местных органах безопасности.
Поднялся страшный шум. За дело взялся сам управляющий органов безопасности государства. Через месяц он бодро докладывал руководителю страны.
-…нами проведена, крупнейшая в истории страны, анти террористическая акция, позволяющая утверждать, что мы вышли победителями в соревновании с империалистической агрессией.
- Благодарю за службу!
Руководитель чмокнул маршала в щеку и повесил ему на грудь звезду.
Как только награда нашла героя, тут же у Василисы Игнатьевны появилась новая каракулевая шубка, а летом ее видели в сопровождение гвардейской выправки красавца мужчины (утверждали, что это безбородый отец Ануфрий) на фешенебельном курорте. Осенью "баба ягодка опять" с о. Ануфрием снесла внука к шептухе.
- Отчего? - поинтересовалась бабка.
- На руку он не чист! - перевела стрелки на младенца оборотистая парочка.
- Да у него и рук-то нет! - изумилась шептуха. - Махонькие. Тощенькие. Не руки, а спички.
- Ты давай ворожи, а то я тебя вмиг от церкви-то отлучу, - пригрозил ворожее о. Ануфрий.
- Колбадколсердебдеколсербил, - забубнила, спрятав на груди деньги, пышная краснощекая (больше напоминающая торговку, нежели ворожею) тетка. - Колдбададедбаколсербилдедбакол.
Прислушавшись к этой мистической чехарде, можно было разобрать в ней детскую считалку "Колдуй баба. Колдуй дед. Колдуй серенький билет".
Чехарда чехардой, но вором Худяков младший не стал, а принялся стихотворчествовать! Хотя с другой стороны поэзия - разновидность воровства. Ибо поэтические образы стихотворец ворует из тонкого мира.
В. Худяков, правда, к матерым поэтическим ворам не относился, а занимался рифмоплетством и эпигонством: цветочки, листочки, стежки-дорожки…
Василиса Игнатьевна, увидев стихи, воскликнула:
- Талант! Да что талант - гений!
- Точно! - поддерживал бабушку ее сожитель и подкаблучник, отлученный к этому времени от должности о. Ануфрий. - Высокой духовности отрок. Далеко пойдет.
- А что, и пойдет! - соглашалась бабушка. - Взметнется, можно сказать, выше Александрийского столпа…
На семейном совете было принято решение. Литературный институт!
На следующий же день В. В. Худяков взял в приемной комиссии формуляр.
"В каких изданиях печатались"? - требовал четвертый пункт.
- Бабушка, а я-то нигде и не печатался!?
- Напечатаешься! - заверила чадо Василиса Игнатьевна. - Какой у нас самый лучший журнал?
- Кажется, "Новый Свет"?
- Чтобы завтра был в "Свете" - потребовала Василиса Игнатьевна.
- Как не возьмут?
- А мы на что!? - Василиса Игнатьевна указала на попа-расстригу.
Ранним утром В. Худяков осторожно тронул дверь с надписью "Заведующий отделом поэзии А.С. Назаретов".
- Можно?
- Прошу, - ответил ему приятный, чуть грассирующий мужской голос.
Огромный кабинет был залит майским солнцем. Распахнутое окно втягивало в себя шум улицы, запах цветущей сирени…
"Окно в поэзию" - родился в Володиной голове поэтический символ.
- Что у вас? - поинтересовался завотделом.
- Стихи.
- Что за стихи?
Володя охарактеризовал их уклончиво:
- Разные.
- Покажите… так, так, разные, говорите… это хорошо, хор…
Александр Семенович погрузился в чтение.
- Ну, что вам сказать. Стихи… так… ничего... По юношески неряшливы. Нерегулярность во всем: то женские окончания, то мужские, то кольцевая рифма, то перекрестная... опять же образы избитые, то есть - штампы.
Редактор встал из-за стола. Захлопнул окно. "Окно в поэзию"!
Назавтра (ближе к обеду) к А.С. Назаретову вошли двое.
- Вы к… ?
- Я бабушка, а они отец Ануфрий. Опередила вопрос Василиса Игнатьевна.
- Отец родной! - округляя "О", бросился в ноги к редактору бывший служитель культа, - Не губи чадо плодоносное! Возьми, милостивец, стишки отрока нашего, а уж я тебя в щедротах не оставлю.
- Да, да, да, батюшка, он не оставит! Не оставит! Коли крещение, али отпевание, - пустилась на обман (чего не сделаешь ради любимого дитяти) Василиса Игнатьевна, - то он вас без регистрации оприходует.
- Снизойди, отец! - ввернул слово о. Ануфрий. - Ублажи мои седины. Я по лицу вижу, ты человек положительный. Опять же фамилия у тебя библейская. Видать родом-то из избранного Богом народца. Так будь же, отец родной, милостив, как праотцы твои. Сторицей она тебе откликнется. Ну, а что у отрока стишки хромают так в младенчестве кто ж ровно-то ходит? Подрастет, обтешется. В нужный, как ноне говорится, дискурс войдет. Поэтом сделается! Век не забудет, кто его в люди-то привел.
- Точно так! Точно, - подтвердила слова отца Ануфрия Василиса Игнатьевна.
- Вовек! Истинный Бог. Возьмите! …на старости лет ваших… вспомнит благодетеля...
Александр Семенович стихи бы не взял, даже и если бы на его голову в одночасье посыпались все казни египетские, но дрогнуло сердце, скорей околдовалось мастерством причитаний. "Да черт с ним, - подумал он, - возьму грех на душу" Завотделом хлопнул ладонь по стихам и объявил: - Хорошо, беру!
С той публикации двинул Володя, что называется, в гору. Поступил в литинститут. Закончил. Выпустил несколько поэтических сборников. Известный новосветовский критик бодро их (не без давления со стороны о. Ануфрия и Василисы Игнатьевны) похвалил.
В отличие от критика, А.С. Назаретов, читая худяковские стихи, неизменно иронически посмеивался в бородку. Вскоре имя В.В. Худякова исчезло со страниц газет и журналов. Ходили разного рода кривотолки…
Прошло время.
- Довольно терпеть в наших рядах либералов-космополитов! - заявило как- то центральное культурологическое издание страны.
- Попрошу очистить кабинет! Потребовал от А.С. Назаретова вновь назначенный новосветовский редактор - мужиковатого типа человек. - Журналу пора отказаться от моноидеологического, истошно либерального принципа, а стране от чужеземной коросты!
- Да гори она ясным огнем, страна ваша! - в сердцах воскликнул А. С. Назаретов.
Не успел А.С. Н. произнести эту сентенцию, как от державы остались, что называется, "ножки да рожки".
…пасмурным осенним утром Боинг 767 высадил А. С. Назаретова (пожилого, худощавого гражданина семитской внешности) в иностранном аэропорту. На транспортере, как ни искал "вчерашний" завотделом, чемодана со своим нехитрым скарбом отыскать не удалось.
- Ну что ж, отряхнув пыль Родины, тронем налегке, - усмехнулся А.С. Назаретов
и поехал на такси по адресу, указанному в эмиграционных бумагах. Двери организации были тщательно заперты. В календаре числилась пятница. До понедельника бывший завотделом обретался в ветхом, грязном, шумном хостэле. Во вторник утром его принял некто Бер-Лазарь и объяснил:
- Система, честь которой я имею представлять, не имеет возможности оказать достойную помощь. Все, что я могу для вас сделать, так это организовать небольшую комнатенку в ведомственном доме, а так же мебелишку и талоны на продпаек… Попытайтесь найти работу, - посоветовал Бер-Лазарь. - Хотя в данном конкретном возрасте - проблематично.
"Проблематично, но будем искать", решил Александр Семенович. Работа сама нашла завотделом. В колонке одного из русскоязычного издания значилось: "Редактор-учредитель Владимир Владимирович Худяков".
- Вот те на! - обрадовался А.С. Назаретов. - Если мне не изменяют извилины…
этот господин клятвенно обещал помочь мне на старости лет? Ну, что ж организуем ему такую возможность!
Наутро Александр Семенович осторожно тронул золотой молоточек на дверях литальманаха "Контрапункт".
- Вы к кому? По какому вопросу? - требовательно поинтересовался крепкий седобородый мужчина.
Александр Семенович тотчас признал в нем о. Ануфрия.
- Я собственно к редактору… по личному… вы меня не узнаете?
- Много вас тут ходит, - оборвал его о. Ануфрий. - Зайдите к секретарю.
А.С. Назаретов открыл жидкую стеклянную дверь и вошел в тесную приемную.
- Вам кого? - угрюмо спросила востроглазая дамочка, постаревшая Василиса Игнатьевна.
"Да, все складывается по литературному штампу, - усмехнулся в бородку А.С. Назаретов. - Чистый водевиль. Эти двое меня явно узнали, но признавать не хотят. Посмотрим, как поведет себя третий, если меня, конечно, допустят к телу".
- Я по личному… к редактору…
- Одну минуту.
Василиса Игнатьевна скрылась за дверью "Редактор В.В. Худяков".
Дверь осталась чуть приоткрытой, и к Александру Семеновичу свободно летели фразы.
- Явился… мало нам… откуда взялся? черт его знает… я полагал он уже давно того… а зачем он пришел? а ты разве догадываешься… неужели место просить? А где взять… рекламы кот наплакал… что делать? Взашей! ты думаешь? Однозначно! Ануфрию накажу, чтобы даже ни на порог…
Не в этом месте и не в этот час Александр Семенович посмеялся бы над никчемной человеческой природой. Мало ли встречалось на его жизненном пути подобных водевильных ходов. Но тут бывший завотделом поэзии вскипел.
- Позволю вам напомнить, господин стихотворец, - широко распахнув дверь, крикнул Назаретов, - как вы ползали с родственниками у моих ног и умоляли принять ваши стишата. Теперь же не хотите даже выслушать, зачем я пришел.
- Как вы смеете врываться в прайвеси! Да я на вас в суд! - заголосила Василиса Игнатьевна. - Да я вас в порошок…
- Что такое? В чем дело? - ворвался в редакторский кабинет о. Ануфрий.
- Вот этих вот, - Владимир Владимирович указал на "благодетеля" - взашей и ни на порог. Ишь благодетель нашелся… я и сам кого хочешь, облагодетельствую… ходят тут.. как рекламу так своим дружкам кучерявым таскают, а как службу получить так сюда бегут…
- Какую рекламу!? Какие дружки!? Что за кучерявые, да я только неделю как приехал! Вы! Вы! Вы клялись помочь мне на старости лет... ведь я… вам когда-то помог…
- Он помог?! Володенька божьей милостью поэт! Воскликнула худяковская секретарша. - Кто ты вообще такой чтобы ему помогать - прыщ!?
- А ну пошел отседова вон! - метнулся к А.С. Назаретову бывший служитель культа. - Пошел! Пошел! Там вы великую культуру с духовностью просрали, а теперь сюда точитесь. У, антихристово племя! Понеже Бог шельму метит!
Вам бы только кровь младенческую лакать, да пакостить. Брысь пес, а то я не посмотрю на хартию прав и свобод рыло начищу, что твой ханукальный светильник. Не видать тебе, супостат, нашего журнала, как собственного крючковатого носа!
-Да гори он синим пламенем ваш журнал! - плюнул себе под ноги Назаретов и вышел из редакции…
Солнце только озолотило макушки домов, а в квартиру Александра Семеновича уже кто-то настойчиво стучал.
- Господин Назаретов, вы арестованы по факту поджога редакции альманаха "Контрапункт" - объяснил хозяину апартамента переводчик.
- Что за бред!? - возмутился Александр Семенович.
- Этот бред, господин Назаретов, основан на заявлении редактора и служащих альманаха. В нем черным по белому излагается. Вчера вы грозились поджечь редакцию альманаха. Прошедшей ночью она сгорела дотла.
- Но я не грозил, клянусь, - А.С. Назаретов для пущей убедительности коснулся сердца. - Я только коротко бросил "гори ваша редакция, ярким пламенем", а слова не есть преступление…
- Он! Он! Он! - грозно тыкала пальцем в Назаретова Василиса Игнатьевна. - Это его рук дело. Ишь красный мститель…
Александра Семеновича отпустили под залог Бера-Лазаря.
- Что же, в самом деле, произошло, Алекс? - осведомился, выйдя из участка, Бер - Лазарь.
- Видите ли, уважаемый, у меня есть одна мистическая закавыка. Достаточно мне только что-то пожелать, как тотчас же это случается…
Неправа оказалась ни Василиса Игнатьевна, заклеймившая А.С. Назаретова "Красным мстителем", ни сам А.С. Н. подозревая в деле собственные мистические закавыки. Произошла ошибка. Злоумышленники перепутали этажи. На первом находилась редакция, а в подвале (не желающий платить крыше) ломбард.
- Это что такое!? - возмутился редактор альманаха Худяков. - На деньги от вашей страховой компании я не открою даже старьевую лавку, не говоря о высокобюджетном издании!
- К сожалению, господин Худяков, это все чем мы можем помочь. При расследовании инцидента нами выявлены многочисленные нарушения техники безопасности в вашем офисе. Кроме того, явные махинации в финансировании страхового полиса. Не заставляйте нас подавать на вас в суд, господин Худяков, ибо за этим может начаться финансовая проверка, а вам от нее, как вы догадываетесь, хорошего ждать маловато.
В итоге "Контрапункт" не стал "Фениксом".
- Послушайте, милейший. - Обратился месяца через два после инцидента, к Бер-Лазарю А.С. Назаретов. - Мне хотелось бы заполнить нишу, образовавшуюся в результате краха "Контрапункта".
- То есть вы хотите получить ссуду? Пожалуй, можно, но только при условии, что тридцать процентов издания вы отведете под религиозную тематику.
Александр Семенович согласился. Через месяц на перекрестке шумных улиц открылась редакция литжурнала "Наш Свет".
Весенним майским утром в дверь редакторского кабинета негромко постучали.
- Войдите, - пригласил А.С. Назаретов.
- Отец родной! - бухнул ему в ноги о. Ануфрий.
- Батюшка, - заныла, как больной зуб, Василиса Игнатьевна.
- Кхы- кхы, - виновато откашлялся у них за спиной бывший редактор альманах "Контрапункт".
- Отец родной! - ударяя "О" запричитал о. Ануфрий. - Возьми отрока нашего на службу…
- Батюшка! - зашмыгала носом Василиса Игнатьевна. - Не оставь милостью своей…
- Я в некотором роде, - забубнил себе под нос В.В. Худяков, - мог бы оказать посильную помощь в деле… и так сказать… поскольку как… кроме того как…
"…в конце концов, я некотором смысле виновен и в развале страны, и крахе "Контрапункта" и как благородный человек обязан оказать посильную помощь" - подумал Александр Семенович и принял "святую троицу" на работу…