Мордашкин дом
Петр Афанасьевич Мордашкин вошел в мою жизнь, когда я перешагнул возрастную черту, дающую право на просмотр кинофильмов "дети до шестнадцати лет не допускаются", но еще запрещающую приобретение табачных и спиртных напитков. И когда мой отец получил квартиру в элитном доме партийно-хозяйственных работников высшего звена республики. "Мордашкин дом" - называли его городские жители.
Элегантное, не без архитектурной изюминки, строение, вопреки расхожему мнению о номенклатурных домах, было отгорожено от мира не бетонным забором, а колоритным фруктовым садом.
Не существовало и грозных чугунных ворот.
Углубившись в рассказ, вы поймете, что для нашего дома они были столь же неуместны, как рождественская елка в сентябре.
Так стоял на въезде в дом полосатенький шлагбаум, а рядом элегантная утепленная будочка, в окне которой денно и нощно (где, когда и с кем он отдыхал по-настоящему - неизвестно) виднелось лицо постового - синтез былинного Ильи Муромца и современного дяди Степы. Его даже звали Илья Степанович Селянинов.
Илья Степанович подобострастно вытягивался и брал под козырек всякой въезжающей во двор светлой "Волге" и черной "Чайке", но нельзя подобрать слов и эпитетов, чтобы описать выправку Ильи Степановича, когда в ворота дома въезжал "ГАЗ-53" с цистерной и каллиграфической надписью на ней "Ассенизатор".
Интересно то, что пахло от ассенизаторской бочки не фекалиями, а изысканной туалетной водой французского разлива.
- Добрый день, Петр Афанасьевич! - c безгранично широкой улыбкой приветствовал стражник водителя. В эти минуты блюститель ворот напоминал святого, узревшего Божеский лик.
- Здорово, служба? - небрежно кивал в ответ Петр Афанасьевич и следовал на отведенную ему под тенью разлапистой груши стоянку.
Он еще какое-то время копался в кабине. Затем из нее показывалась нога в ковбойском ботинке импортного производства с серебристой шпорой на каблуке. Рука с перстнем в виде черепа на большом пальце и солидным (из крокодиловой кожи) портфелем. Дорогая фетровая шляпа с ярким павлиньим пером. И, наконец, в дорогом, английского сукна, костюме со звездой героя соцтруда на лацкане - сам П. А. Мордашкин.
В общем, прикинут был водитель, как принято сейчас говорить, весьма эклектично.
Петр Афанасьевич снимал шляпу и обмахивал ею…
Впрочем, прежде чем сказать о том предмете, на который нагонял ветер П.А. Мордашкин, я позволю себе коротенький лирический выкрутас.
Фамилия Мордашкин, несомненно, являла собой уменьшительно-ласкательное от существительного "лицо". Мордашка - в смысле милое, озорное личико. На самом же деле Петр Афанасьевич Мордашкин имел на массивной добротной голове не мордашку, а сущую морду, я бы даже сказал, красновато-голубоватое рыло.
Вот это голубовато-красноватое и обмахивал Петр Афанасьевич шляпой, по-хозяйски оглядывая двор.
- А ну как иди сюда, татарская твоя морда! Бегом я сказал, блядина! - приказывал Мордашкин дворнику.
- Иду! Шибко бегу, Петра Афанасьевича! - и с винительно-страдательным выражением лица дворник Хабибуллин бежал к П.А. Мордашкину.
- Плохо службу несешь, басурман! - набрасывался на дворника Петр Афанасьевич. - На моей стоянке цвета намело! Птицы натурально срут на машину! Ты на хер тут поставлен!? Я тебя спрашиваю!? Ты видно хочешь, Сухэ-Батор, лагерный двор подметать?! Гляди у меня, Чингисхан! За мной, брат, не заржавеет! Понял? А понял, так заруби это у себя на носу, мутата казанская!
Петр Афанасьевич в своей речи любил использовать то, что сегодня называется "инвективной лексикой".
- Все будет якши, Петра Афанасьевича… зараз якши.
И пожилой дворник Хабибуллин молодецкой трусцой бежал выполнять распоряжения…
- Добрый день, Петр Афанасьевич. Приехамши? Умаявшись? - услужливо открывала ему дверь дежурная по подъезду - бывший следователь МВД Надежда Ивановна Подкопаева.
- Здорово, коза, - интимно рыкал Петр Афанасьевич. - А что это на тебе за распиздяйка сегодня такая?
- Да-то кофточка… намедни справила, - сконфуженно тупила глаза Надежда Ивановна.
- А, ну-ка, ну-ка! - П.А. Мордашкин хватал своей крепкой пятерней могучую грудь Надежды Ивановны.
- Натуральная! Одобряю! - выносил он вердикт, садился в услужливо вызванный Н.И. Подкопаевой лифт и поднимался к себе в квартиру из окон, которой, говорили, открывался вид на живописную "а ля Левитан" березовую рощу.
Жил Петр Афанасьевич, что называется, бобылем...
Ходили, правда, слухи, что у него была когда-то жена и сын, но, глядя на его красновато-голубоватое (о чем я сказал уже выше) верилось в это с трудом. Лично я всегда считал это фантазией, неким городским фольклором…
- Папа, - поинтересовался я как-то у своего родителя. - Я что-то не возьму в толк, отчего это ассенизатор живет в одном доме с секретарями, инструкторами, министрами…
Если бы я жил в теперешнее время, то непременно добавил бы:
"Он что, такой крутой!?"
- Запомни, - ответил папа загадочным тоном. - Не он живет с нами в одном дома, а мы с ним! Оттого и дом этот в народе называют "Мордашкин дом".
- Но его еще называют "Говняшкин", - напомнил я отцу.
- Дурачье, завистники - вот кто его так называет! - одернул меня родитель. - Ты знаешь, сколько элитных домов, и не только нашего города, бились за право заполучить его под свою крышу!? А!? Не знаешь!? Так знай! Пока он здесь - все так называемые инспектора, директора, министры, да и вся эта шелупонь, прозываемая народом, могут спать спокойно! Лютосердный, но могущественный человечище!
Если бы мы с папой разговаривали сегодня, то я непременно спросил его "а в чем фишка", а тогда поинтересовался: а в чем секрет могущества этого говновоза?
- Во-первых, не смей его так называть. Он не "говновоз", а начальник канализационных систем республики. Герой соцтруда! Во-вторых, своим появлением на свет ты всецело обязан ему.
- Папа! - изумился я. - О чем ты говоришь?
- Я не в натуральном, а в метафизическом смысле, дурак, - одернул меня отец. - В-третьих, его могущество носит скорей трансцендентальный, нежели материалистический характер. Я, как коммунист, конечно же, не верю в масонский мистицизм и поповский эзотеризм, но факты, как говорится, вещь упрямая…
Батюшка мой занимал должность заведующего идеологическим отделом, поэтому любил ввернуть в разговор мозголомательное словцо.
- Дело вот в чем. - И отец перешел непосредственно к биографии П.А. Мордашкина.
В разгар индустриализации, коллективизации и усиления классовой борьбы в городе стала курсировать запряженная конской парой бочка с надписью "Ассенизатор". Управлял ею деревенского типа малый. Звали его Петро. Несомненно, что назван он был в честь апостола Петра, ибо родился еще в доматериалистическую эпоху, но когда он ехал на своей бричке, то в голову прохожих лезли всякие нехорошие мысли. Бывшим ученикам церковно-приходских школ чудился бес, а окончившим гимназический курс грезился демон. Как ты понимаешь, что это был нe кто иной, как наш Петр Афанасьевич Мордашкин!
- Держи правое плечо, Ведьма, - кричал ассенизатор Петро, обращаясь к старой кобылке. - Не забирай! Не забирай, Вельзевул! - приказывал он хромому мерину. - Ну-ка не толпись! Ну-ка разойдись! - одергивал Петро любознательную детвору. А то я айн момент! И поминай, как звали…
Дети отбегали на безопасное расстояние. Петро неторопливо надевал холщевые рукавицы, поправлял треух, заглядывал в гомогенную бурлящую жизнью белых червячков массу, не торопясь, сбрасывал в открывшуюся бездну шланг и принимался за насосный рычаг.
Хру-хру. Шланг и бочка в эти минуты походили на аппетитно обедающее существо. Непередаваемая вонь заполняла близлежащие улицы. Жужжание слетавшихся на пир души и тела мух легко глушило моторный рокот кружившего над городом летательного аппарата Осоавиахима.
Накушавшись, существо замирало. Петро сматывал шланг, закрывал деревянной задвижкой смердящую пучину, стаскивал рукавицы и уезжал.
Участок Петра составлял десятка два дворов. Они ничем от других городских дворов не отличались. Так, незамысловатый пролеткульт. Но дело не в ней - все любопытное таилось в ином…
- Весь интерес заключался в том, что в те дворы, в которые утром заезжал ассенизаторский обоз Петра… В общем, ночью их стороной объезжали "черные воронки".
- Что за воронки!? - поинтересовался я.
- Ну это… В общем, перегибы внутренней политики… изъяны, так сказать, соцстроительства, - ушел от прямого ответа папа.
- В чем же они заключались?
- Сейчас мы не об этом ведем разговор! - раздраженно заявил отец. - Ты, кажется, просил меня рассказать биографию Петра Афанасьевича?! Вот и слушай, а то ведь я могу и вовсе свернуть разговор!
- Нет, нет, нет… что ты! Больше ни одного вопроса, - пообещал я.
- Ну, смотри, И, прикурив сигарету, отец продолжил. - Итак, на чем я остановился?
- На "черных воронках", - подсказал я.
- Да, да на воронках, - въехал в прерванную тему мой родитель. - Так вот, мало того, что ночью они объезжали петровские дворы… так еще и партийные работники, проживавшие на их площадях (отец перешел на полушепот) вскоре получали повышение по службе.
- За счет тех, кого увозили из других домов? - громко спросил я.
- Нет! Я вижу, что с тобой решительно невозможно разговаривать! - батюшка возмущенно раздавил в пепельнице сигарету.
- Молчу, молчу, молчу, - пообещал я. - Ни слова! Клянусь ни слова!
- Смотри у меня. Отец достал из холодильника идущую в партпайке бутылку "Havana Club Silver Dry" и, выпив, спросил:
- На чем я остановился, сукин ты сын!?
Мой папа, как и П. А. Мордашкин, любил ввернуть в разговор сальное словцо.
- На увольнениях. Точнее на назначениях, - ввел я родителя в колею разговора.
- Ага, ага, ага. Так вот вскоре повышение и новую квартиру получил твой дед, то есть мой отец. От назначения дед не отказался, а от квартиры наотрез. Не перееду, заявил.
- Как так!? Что такое?! - удивились в парткоме. - Это же отдельная квартира, со всеми удобствами… включая санузел и ванну.
- Нет и точка! - Не унимался дед. - Ни за что не перееду! Я из народа и хочу быть рядом с ним. Я не барин, сам от сохи! Не хвор и общественным туалетом попользоваться, и баню предпочитаю ванной!
Партийцы дали сигнал наверх, а там подумали, да и решили обставить этот факт, как новый политический почин…
Дело же было совсем в другом. Оно было даже не в ванной и сортире, а в этом самом масонском мистицизме и его носителе ассенизаторе Петре. Дед мужицким умом сообразил, что Петро этот - вовсе и не Петро, а обоз его не какая-то там тебе говенная бочка, а индульгенция от тех самых перекосов, о которых я говорил тебе выше.
- От ареста? Внес я (уже тайком познакомившийся с отрывком из "Ивана Денисовича") дополнение.
- Я этого не говорил! - жестко заявил отец. - И ты не занимайся софистикой. Не жонглируй понятиями. Арест? Что ты об этом знаешь!?
- Ничего не знаю, - согласился я. - Я только предположил.
- Предположил он! Ишь ты! Запомни, предполагают там. - Батюшка указал на звездное небо за окном и, закурив новую сигарету, вывел философское заключение: - а здесь только копошатся, как опарыши в общественной уборной. Понял!? Так то бишь о чем это я. Ах да! Дед понял, что ассенизаторский обоз…
- И, что никто кроме моего деда об этом не догадался? - вновь влез я с новым вопросом в рассказ.
- Почему же не догадался. Еще как догадались! Особо ретивые даже пытались обвинить, таких как твой дед, в когерентности с мистическим декадентством. Но все они страдали политическим конъюнктивитом. Поэтому их дальнейшая жизнь - цепь фрустраций… Ассенизатор же Петро стал подниматься по служебной лестнице, как фекалии в общественной уборной, если в нее бросить пачку дрожжей!
Из вульгарных "говновозов" он был переведен на должность управляющего ассенизаторской службы городского района, чем оградил от ареста первого секретаря. (Родитель мой, наконец, назвал вещи своими именами). После войны возглавил городскую ассенизаторскую службу, чем спас председателя горисполкома от обвинений в потворничестве космополитизму. В эпоху двадцатого съезда партии и политоттепели взял в свои руки сантехническую службу области и тем самым снял с областного руководства упреки в пособничестве культа личности. После октябрьского пленума ЦК был назначен руководителем республиканского сантехнического министерства и отвел беду от руководства республики, которому уже были предъявлены доказательства в примыкании к оголтелому волюнтаризму.
Поговаривают, но это по секрету… - наливая вторую рюмку и закусывая ее "made in morocco" мандаринчиком, доверительно сообщил папа. - Короче, Петра Афанасьевича переводят в столицу нашей Родины. Вроде как будет возглавлять всесоюзное сантехническое ведомство… Отец вытащил новую сигарету. - Видно там… (прикурил он ее) …наверху… (выпустил сизое облачко) …чего- то боятся!? Ума не приложу, как мы будем жить без него!? В руководстве республики на этот случай отчаянно ищут замену. Ага, черта с два! Мордашкин - это вам не пятилетка за два года! Такие люди встречаются реже, чем крупное нефти - газа месторождение! Дрянь! Говенное это ваше Marlboro! Наш Беломор значительно лучше! - объявил папа и раздавил американский бычок в пепельнице из голубого богемского стекла…
Мой папа оказался прав. Петр Афанасьевич Мордашкин и впрямь, вскоре был переведен в столицу. Однако по дороге к "сердцу страны" произошел, на первый взгляд, нелепый, но полный глубокого смысла, эпизод.
Может быть, в случившемся виноват город и республика, не желавшие разлучаться с "отсмертоспасительным амулетом"!?
Возможно, Родина не хотела расставаться с аурой мученичества висевшей над ее просторами!!!???
Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и обычное наше разгильдяйство.
Одним словом, в момент проезда вагона с новоназначенным чиновником ассенизаторской службы страны, на параллельной линии рванула цистерна, с предназначенными для сельскохозяйственных работ, фекалиями!? Правительственный бронированный вагон Петра Афанасьевича разлетелся в мелкую щепу! От всего колоритного П.А. Мордашкина осталось только павлинье перо!!!!!!
Недели две над республиканской столицей висела оглушительная вонь!
"Вражеские голоса" заявили об экологической катастрофе.
Но это все мелочи на фоне того, что потянула за собой смерть Петра Афанасьевича.
На третий день мордашкиной кончины в автомобильной катастрофе погиб первый секретарь республики!
На девятый - как героиня толстовского романа, под колеса поезда бросился министр путей сообщения!
На сороковой - был приведен в исполнение приговор "высшая мера" определенный выездным судом вокзальному стрелочнику!
Вскоре зашатался и "Мордашкин дом". Секретарей, инструкторов, директоров: кого посадили, кого заказали.
Батюшка мой, упокой Господи его душу, от рухнувших на дом и страну бед отправился в мир иной.
Я эмигрировал.
Дворника татарина Хабибуллина верой и правдой шлифовавшего двор Мордашкинского дома обвинили в террористической деятельности.
Илью Степановича, по доброте душевной, хлопотавшего за старого татарина, упекли в лагерь за пособничество террористам…
Прошло много лет. В Мордашкином доме сделали евроремонт и в нем зажили олигархи первой волны. Защитой от арестов и прочих жизненных коллизий им стал не мистический Петр Афанасьевич Мордашкин…
Рады бы взять, да где? Как говорил мой, благословенный память отец, Петр Афанасьевич Мордашкин - это вам не пятилетка за полсрока. Не нефтегазоскважина!
В общем, не нашли олигархи кандидатуру на место П.А. Мордашкина. Ну, а нет, как говорится, и суда нет. Взамен этого загородили "Питхауз" ( как переименовали дом в память о Петре Мордашкине) бетонным забором с платиновыми электронными воротами и поставили хорошо вышколенную охрану. Отчего прежде симпатичный дом стал походить на модернизированный тюремный барак. Однако все это помогало либо плохо, либо и вовсе было ни к чему, в том смысле, что жильцы "Питхауза" с нарастающий прогрессией отправлялись в лучший из миров, точнее сказать, на первостатейное городское кладбище.
Продолжайся все так и дальше, то вряд ли я стал бы писать этот рассказ. Попросту не о ком было бы писать, что в свою очередь лишало бы историю фактора неожиданности! Поставь я финальную точку двумя предложениями раньше, и всякий опытный читатель тотчас же сказал бы: - "Чего-то тут не хватает!? Чего!? Неожиданности - вот чего! Завтра перечту, - решает он. Но перечитывает и думает: Ага. И точно. А где неожиданность!? Э, нет, автор! Так не покатит! Ты, брат, выдумай, а неожиданность подай!"
Не знаю, будет ли это неожиданностью для читателя, но случилось вот что.
Как - то один из последних олигархов первой волны, что все еще жил в "Мордашкинском доме", точнее "Питхаузе", будучи по финансовым делам в одном индустриальном центре и прощаясь со своим деловым партнером, пожаловался, обронив слезу в стакан с джином.
- Кранты, брателла! Вилы! Может, видимся в последний раз. Совсем обезбашнели отморозки! Мочат нас почем зря! Уж мы капустень в какие только благотворительные фонды не вкачиваем!? И тому дашь, и этому отстегнешь, и поможешь, и подмажешь, а нас режут как последнюю петушатину! Немереную прорву бабла на ворота, сигнализацию и секюрити вбухали, а конец один - холмец на Вознесенском кладбище.
- Знаю, братишка, знаю. Сам как "грызли" под вилами ходил, ночи не спал, - тяжко вздохнув, согласился собеседник. - И сам бы давно… будь спок, холмиком стал! Да посоветовали надежные правильные пацаны взять на обслугу нашего дома сантехника-канализационщика… кликуха у него такая прикольная - морда… но я тебя брателла, без балды скажу… там не морда, бля, а чистая рожа! Такое натуральное сине-бурачковое рыло! В натуре не сантехник, а конкретный такой чертило из Тагила! Я тебе зуб даю, увидишь такого, как братец Иванушка, козлятиной станешь! Но сила ему, братан, дана… не при детях будет сказано невъ…
короче ни в сказке сказать ни пером описать. В натуре, в каком доме он гайки крутит, фекалии чистит, в том об нашего брата олигарха пуля плющится, перо ломается… В общем, хер нам по деревне!
- Во как! А как звать эту вашу "морду"? Ну, типа имя у него есть… там Пидоров, Сидоров…
- Есть, а как же… мы ж его только за глаза "мордой" зовем, а так он чисто конкретный Афанасий Петрович Мордашкин.
"Опаньки! Вот она где псина-то зарыта! Это же сын того самого Мордашкина, что жил в нашем доме… это ему него типа от пахана сила такая досталось… Не! Ну, так блин нельзя! Заныкали нашего Мордашкина и живут как у Бога за пазухой… надо его это… типа… как это там? В родные пенаты этапировать!" - решил олигарх из моего бывшего дома.
От автора. Был-таки у Петра Афанасьевича Мордашкина сын. Была и жена! Хоть глядя на Мордашкинское сине-красное рыло автор в этом сильно сомневался.
Короче, подумал олигарх. Прикинул, как говорится в их среде, свой детородный орган к нюхательному аппарату, и через несколько дней…
Как написали впоследствии в милицейском протоколе "… в связи с неправильной эксплуатацией газовой системы… повлекшей за собой…"
До фундамента, до основания развалился дом, где гостил наш олигарх. Дня через три после трагедии отыскал олигарх сантехника Афанасия Петровича Мордашкина и настоятельно рекомендовал ему вернуться в родные пенаты - "Мордашкин дом".
Петр Афанасьевич в ответ распустил пальцы веером и погнал понты.
-Да… я… в натуре… видал таких перевидал… ты мне коников не стругай…
- Слышь ты, Иван Говно, - резко оборвал Афанасия Петровича олигарх. - Если не хочешь крайним по мокрому делу пройтись, что есть конкретный вышак, а хочешь жить как положенец, то прыгай, сокол, ко мне в тачку и погнали в пенаты.
- Ну, так с этого и начал бы, - недовольно буркнул Афанасий Петрович. - А то, вышак, вышак!
Короче усадил олигарх Афанасия Петровича на своего "мерина"…
Так "Мордашкиному дому", или "Питхаузу" был возвращен "отсмертоспасительный амулет"!
Вскоре платиновые ворота за ненадобностью убрали, бетонный забор снесли, а на его месте восстановили фруктовый сад…
Недавно, прямо можно сказать на днях, в программе новостей отечественного ТВ мое внимание привлек следующий сюжет: - "Вчера на заседании кабинета совета министров - объявил диктор красивым баритоном, - управляющим сантехнической и канализационной службы федерации был назначен…"
В телевизионной рамке возникла фотография. С нее на меня глядел разорванный лет двадцать тому назад в атомы Петр Афанасьевич Мордашкин. То же голубовато-красное рыло. Та же фетровая шляпа с ярким пером. Тот же английского сукна костюм, причудливая печатка в виде черепа на большом пальце и добротный крокодиловой кожи портфель.
- Был назначен, - повторил диктор, - Афанасий Петрович Мордашкин.
Дальше следовали скромные факты из биографии нового управляющего…
Диктора сменил человек с синюшным (не то крепко поддающего, не то кардиологического больного) лицом.
- Я как председатель совета министров, - сказал он уверенным императивным тоном, - заявляю следующее. С приходом на должность Афанасия Петровича обстановка в стране с сантехнической службой, да и не только с ней кардинально изменится к лучшему…
Министр тепло расцеловался с Афанасием Петровичем Мордашкиным.
За министром на сцену просочился известный тесными связями с криминальными структурами певец, по совместительству член правительства.
- Афанасию Петровичу посвящаю! - торжественно провозгласил он и грянул, пританцовывая и подвывая нечто сладко-зажигательное про бой, герой и общественный строй.
"И вновь продолжается бой…" Подхватили припев члены правительства.
"И сердцу тревожно в груди…" (видимо все-таки кардиологический) - поддержал их председатель правительства.
"И Афанасий Петрович такой удалой…" Включился в пение обслуживающий персонал зала заседаний… Та-та-та.
Песню сменила резвая мелодия "Время вперед". И зажигательный голос выпалил текст рекламной заставки.
"Компакт-унитазы производства г. Кышмыш - диктатура нашего времени!"
По телевизионному экрану, чеканя шаг, с песней "мы начальников начальник… мы и хлеба голова…" ровным строем прошли красно-коричневые унитазы.
- А сейчас предлагаем вашему вниманию очередную серию криминально - психологического сериала "Злыдни в городе" - сексапильным голосом объявила дикторша. Последовала интригующая пауза. - Напоминаем содержание предыдущих серий. В период массовых репрессий…
Я ностальгически вздохнул и выключил телевизор.