Владимир Савич


Onсe upon a time


     
     Евгению Воробьеву - ученику средней школы с английским уклоном - дали за три рубля на одну ночь эротического содержания книжку.
     Когда домашние улеглись, Женя включил настольную лампу. Набросил на абажур темное покрывало. Раскрыл книгу.
     
     Onсe upon a time…
     Жил на свете молодой, красивый, но жестокий и беспощадный король. Он покорял город за городом, страну за страной, и вот наконец его лошади остановились у стен последнего непобежденного еще града.
     - Все стереть с лица земли. Малейшее милосердие к врагу будет рассматриваться как предательство и караться смертью, - приказал он своим воинам перед битвой, но сам же эту директиву и нарушил.
     Потрясенный красотой и смелостью отважно дравшегося при защите дворца молодого принца, король-тиран сохранил ему жизнь. Мало того - он влюбился в него, а принц в свою очередь бросил возлюбленную по имени Вероника и стал жить с королем "бесовской связью", как называл их отношения тамошний епископ.
     
     Любовь открыла королю-тирану глаза. Вся его вчерашняя жизнь показалась кошмарным сном. Мучил! Грабил! Убивал! Зачем? Для чего? Ведь люди созданы не для страданий и тягот, а для любви и счастья!
     Влюбленный король вернул завоеванные им страны и восстановил разрушенные города. Всем жителям своего государства даровал свободу, равноправие…
     Церковники и прочие ревнители традиционных ценностей подбили народ к восстанию…
     Влюбленные вынуждены были бежать, куда-то на затерянный между пятью морями и двумя океанами остров…
     
     Евгений Воробьев так увлекся книгой, что и не заметил, как в комнату вошла его мама.
     - Женя, ты почему не спишь? - удивленно спросила она. - На часах почти два часа ночи!
      - Да, у нас завтра контрольная по английскому… кое-что повторяю…- Женя поспешно сунул книжку под одеяло.
     - Повторение - хорошо, но не в такое же время! Ты завтра не то что на контрольную не попадешь, ты и вовсе в школу проспишь…
      Мать авторитарно выдернула штепсель.
     - Вот же, черт побери, на самом интересном оборвала! Чем же это все закончится? Сейчас она уснет, и я дочитаю. Там немного осталось…
      Во сне... Нет, это был не сон, не явь, не галлюцинации, а что-то такое, чему и определения-то нет. Одним словом, в этом Бог его знает ЧТО, Евгений Воробьев оказался принцем. Женю, а не книжного героя, любил реальный, а не придуманный чьей-то фантазией король-победитель…
     Наутро Женя возвратил книгу.
     - Ну как? - поинтересовался хозяин.
     - Финал не прочел. Чем там все закончилось?
     - Не знаю. Я ее не читаю. Я на ней зарабатываю! Плати трояк - узнаешь.
     Женя отрицательно покрутил головой.
     
     Да мне и так ясно, чем это все закончилось, - рассуждал Воробьев по дороге домой. - На костре сожгли, или четвертовали. Мрачное средневековье…
     Живи они в наше время, то отправились бы на тюремные нары, где из людей тотчас бы превратились в "петухов". Еще неизвестно, что лучше. Сексуальные отклонения человеческое сообщество не жалует. Да и не только сами отношения, но и разговоры о них. Попробуй я поделись с кем-то моим сновидением, как жизнь моя тотчас бы превратилась в сущий ад… Может борцы за традиционные ценности и правы. Ведь с житейской точки зрения гомосексуальность - биологический тупик. Хотя, на мой взгляд, свобода выбора - выше биологии. Однако и этот крамольный тезис, как и прочитанную повесть, лучше выбросить из головы…
     
     И Евгений Воробьев выбросил. Закончил школу. Поступил в университет. Познакомился по родительской наводке с девушкой из хорошей семьи, что называется, без вредных привычек - по имени Вероника.
     Почти как у принца, - усмехнулся при их первой встрече Женя.
     
     Шли дни. Годы.
     - Женя, как ты думаешь провести это лето? - поинтересовалась как-то Вероника у Евгения.
     - Как обычно. Стройотряд. Ялта…
     - Боже мой, а я всегда полагала, что ты романтик! Ведь это же не просто лето - последнее университетское лето. Понимаешь, садовая твоя голова, последнее. И провести его нужно так, чтобы потом не было мучительно больно…
     - И что ты предлагаешь? Поездку в Рио, или на Антильские острова? - саркастически улыбнулся Е.Воробьев. - Или может быть, наконец, ты выведешь наши отношения на новые рубежи?
     - Не паясничай! А предложить я тебе могу путешествие на лодках вниз по течению реки… солнце, воздух и вода… возможно даже и то, на что ты намекаешь…
     - Ты это сама придумала? - удивленно глядя на девушку, спросил Женя.
     - Первое или второе? - засмеялась Вероника. - Первое - соавтор. Все придумал и воплотил в жизнь наш пред по психологии, между прочим, милаш и красавчик… Ну, а второе… Одним словом, ты согласен?
     - Боюсь, что во втором меня опередит твой милаш и красавец пред…
     - Женя, ну что за грязные намеки. Во-первых, ты значительно красивее, а вторых ему уже за тридцать… почти старик!
     Вероника не лгала. Женя был редкостной красоты молодой человек. Будь у Лукино Висконти перед съемками его фильма "Людвиг" выбор актеров, то Хельмуд Бергер бесспорно проиграл бы Евгений Воробьеву.
     Спустя неделю Женя с рюкзаком и удочками явился на лодочную станцию.
     - Будем с ухой! - приветствовал Женю руководитель похода Александр Яковлевич Львов. - В походе можно просто Саша.
      А.Я.Львов был высок, статен, спортивен и внешне напоминал киноактера Марлона Брандо.
     
     В первую ночь плаванья Женя хотел сам, что называется, "взять быка за рога" и вывести отношения с Вероникой в новое русло.
     - Женя, пожалуйста, не сегодня. Потерпи немножко.
     - Вероника, дорогая! Мы уже два года вместе, а ну нас с тобой все какие-то детские отношения. Я даже не знаю, могу ли я это…
     - Можешь! Поверь мне, что можешь. Скоро ты в этом убедишься, но не сегодня. Женя, родной милый! Обещаю, что в последний день похода… честное слово.
     
     Поход завершился. Лодки были проданы. Билеты на обратный путь куплены.
     
      - Банкет! - объявила Вероника и многообещающе подмигнула Жене.
     Солнце закатилось за горизонт. Вспыхнули первые звезды. Месяц повис на верхушках тополей.
     - Ну что ж, друзья! - взял слово А.Я.Львов. - Поход, можно сказать, благополучно завершен. Завтра на поезд и ту-ту домой. Я не знаю, какова была цель похода. Да и была ли она? Цель, как и истина, всегда призрачна. Поэтому давайте выпьем за нас. За то чтобы мы всегда были молоды, красивы и счастливы! Гип-гип-ура!
     Сдвинули стаканы, чашки, кружки…
     Их звон напоминал дробь разминающегося рок барабанщика.
     Полыхнул костер. Туман бунтарства поплыл над рекой: запрещенные песни, политически вредные разговоры…
     Ближе к полуночи угомонились. Ушла в палатку и захмелевшая Вероника. У костра остались только Львов и Женя Воробьев. Некоторое время молчали, глядя на горящие поленья.
     - Ночь точно на картине Куинджи, - первым нарушил тишину Женя.
     - Да, да, да, - согласился Львов. - Вы правы. Действительно. Река. Лунный свет, …невообразимо сложная техника. Говорю вам как специалист. - Львов усмехнулся. - Точно, точно! Я ведь, между нами говоря, хотел стать художником. Но…
     - Почему же но? - поинтересовался Женя.
     - Да у меня много чего в жизни но. Вот диссертацию хочу писать, но в итоге ее у меня зарубят… вот как это полено.
     Львов бросил в костер сухое бревно.
      - Что ж так? - удивился Женя.
     - Да тема, весьма деликатная тема. Психоаналитическая природа гомосексуализма. Слышали что-то о таком предмете?
     Вопрос обжег Женю, точно пламя костра неосторожно задремавшего путника.
     - Краем уха. В детстве даже книжку прочел, - не глядя на собеседника, ответил Женя.
     - И что за книжка? - поинтересовался Александр Яковлевич.
     - Да, я уж и названия-то не помню, - ответил Воробьев. - Впрочем, содержание таково.
     Женя взялся рассказывать. Дойдя до бегства героев - замолчал.
     - Что же вы замолчали? Продолжайте. Такая интересная повесть и вы такой замечательный рассказчик. Продолжайте, прошу вас, Женя.
     - Я бы и рад, да дело в том, что финал-то я и не прочел. Мама помешала… Я потом сам его додумывал.
     - И что же вы придумали? - Александр Яковлевич нежно коснулся Жениной руки. С неба посыпались звезды. Месяц упал за южные тополя. Время остановило свой бег…
     
     Прошел месяц после возвращения из похода.
     - Ты не заметила, Тата, что Евгений здорово, изменился за последнее время. Осунулся. Может его врачу показать?
     - Да показывала уже, - захлюпала носом Наталья Сергеевна.
     - И что? - положил вилку Алексей Иванович.
     - Да ничего хорошего, - переходя на плач, ответила супруга.
     - А ну прекрати реветь! - прикрикнул на нее Алексей Иванович. - В чем дело, говори!?
     - Да врачи и сами толком не знают. Брали анализы, даже биопсию…
     - И?..
      - Ничего определенного.
     - Так может быть ерунда какая, инфлюэнца, а ты уже черт знает, что себе навыдумывала. Все обойдется, Тата, - успокоил супругу Алексей Иванович.
     - Дай Бог! Дай Бог! - Наталья Сергеевна неумело перекрестилась. - Врач говорит, что нужна госпитализация. Леша, надо бы место в госпитале МВД пробить?
     - Тата, о чем речь!? - удивленно воскликнул Алексей Иванович. - Организуем. Уверяю тебя, что все будут хорошо. У нас там врачи мертвого на ноги поставят…
      Вскоре Евгения Воробьева госпитализировали в клинику высшего состава МВД.
     Отдельная палата. Телевизор. Мягкая мебель. Свежие цветы.
     Прошла неделя. Диагноз так и не был установлен. Витамины, капельницы…
     - Боже как мне тут надоело. И читать совсем нечего. Папа, принеси мне книгу, - попросил, прощаясь с отцом, Женя.
     - Какую скажешь, такую и принесу, - пообещал Алексей Иванович.
      Женя назвал и добавил: - Крайняя слева на второй полке.
      - Не вопрос, сын! Завтра перед работой я тебе ее доставлю. Ну, давай выздоравливай.
     Алексей Иванович встал. Влез в шинель. Поправил фуражку. Вышел во двор.
     - Ну что, товарищ генерал, как сын, - поинтересовался шофер, распахивая перед Воробьевым-старшим дверь его персональной "Волги".
     - Размокропогодилось, - устало ответил генерал.
     - Это что болезнь такая? Никогда не слышал…
     - Дождь начинается, говорю. Давай домой.
     А.И.Воробьев мастерски вышиб из пачки папиросу…
     
     Вечером Алексей Иванович подошел к полке. Нашел указанный сыном фолиант. Потянул книгу.
     -А это что еще такое? Генерал поднял с ковра коленкоровую тетрадь…
     - Та-а-а-та! - Бледный с трясущимися руками вошел он в спальню к супруге. - Та-а-а-та! Я знаю причину болезни нашего сына.
     
     Вскоре в палату к Воробьеву явилась тень былого Львова.
     - Львенок, я так скучал. Где ты был? - крепко схватив руку Александра Яковлевича, поинтересовался Женя, - …да на тебе же лица нет! Что-то случилось?! Говори!
      - Воробышек, у меня неприятности, - положив свою красивую руку на бледное запястье Воробьева, ответил Львов.
     - Диссертация?
     - Хуже. О наших отношениях узнал твой отец. Мало того, он обвиняет меня в твоей болезни. С меня уже взята подписка о невыезде. Я и к тебе-то попал только благодаря взятке, которую сунул медсестре.
     Александр Яковлевич тяжко вздохнул.
     - Как же он узнал? Я ведь ему ничего не говорил. Это же наша тайна… мы же договорились. Может ты кому…
     - Дело в том, милый Воробышек, что он нашел твой дневник. Я его даже листал в кабинете твоего отца. У тебя оригинальный стиль. Мне понравилось.
     Львов грустно улыбнулся.
     - Ах, я дурак! Ведь я совсем забыл о дневнике. Он же как раз за той книгой! - схватился за голову Женя. - Ах, балбес! Львенок, тебе нужно бежать… Это страшные люди. Они тебя укатают в лагерь. Ты представляешь, что с тобой там будет!?
     - Это безумие! Куда я побегу? Без тебя!? Воробышек, как же я без тебя! Ведь для меня ты - это все… я не могу… я не переживу разлуки с тобой.
     - И ты для меня все, Львенок. Поэтому я и говорю тебе: беги, скройся… Пройдет время - все утрясется. Я поговорю с отцом. Он меня любит. Он простит. И мы непременно встретимся, Львенок. Сегодня же беги! Немедленно. Если погибнешь ты, то и я не выживу…
     В тот же вечер Александр Яковлевич Львов сел в транссибирский экспресс и исчез где-то в заснеженных просторах Сибири.
     - Он думает, что он убежал! - кричал в палате у сына Воробьев старший.
     - Леша, тихо. Ведь здесь же больные люди. Твой сын болен, - успокаивала его супруга.
     - Мой сын болен по вине этого пидора! Но ничего, я этого мерзавца из-под земли достану и раскручу на всю катушку. От генерала Воробьева еще никто не уходил.
     - Папа, прошу тебя, оставь его в покое. В моей болезни он вовсе не виноват. Потом я люблю этого человека. Понимаешь ты это? Если с ним что-то случится, я наложу на себя руки.
     - Сын генерала-орденоносца не может быть пидором - это противоестественно! - начальственным тоном рыкнул генерал Воробьев. - Ты должен стать, как все! Представляешь, балбес ты этакий, что будет с моей карьерой, если о твоих наклонностях дойдет куда следует. Мы будем стоять на паперти…
     - Папа прав, - поддержала супруга Наталья Сергеевна. - Он просто задурил тебе мозги. Он создал эту проблему. Ведь у тебя же есть Виктория…
     - Именно так, Тата, - перебил супругу генерал. - Этот Львов создал проблему, а в нашем ведомстве говорят: - "есть человек, есть проблема, а нет человека - так и никаких проблем". Я не только его…я всю его семейку выведу на чистую воду. Ответят перед законом за сына-пидора!
     - Папа, я тебя прошу, не трогай ни Львова, ни его родных. Оставь их в покое. Заверяю тебя, что я вновь стану нормальным. Вернусь к Веронике. Только не трогай их. Забудь. Мама, скажи ему, пусть он оставит всех в покое.
     - В первую очередь ты должен выздороветь, а если с тобой не дай Бог что, то я его собственноручно…
     Наталья Сергеевна погрозила стене кулаком.
     - Мама, он здесь ни при чем. Это совсем не то, что вы думаете…
     - Как это ни при чем? - оборвала Женю Наталья Сергеевна. Все болезни от этих проклятых пи… язык не поворачивается их называть…
     
     Болезнь оказалась неопасной формой гепатита. Евгений Воробьев выздоровел. Львов жил и работал в маленьком провинциальном сибирском городке. Каждых две недели он отправлял Жене письма "до востребования".
     Воробьев разрывал их и там же на почтамте читал.
     Скучаю… Жду… Ты моя жизнь… береги себя, мой маленький милый Воробышек.
     
     Прошел год.
     
     - Дорогой, милый мой, Воробышек. Жив. Здоров. Живу надеждой.
     Да, мои родители собрались в эмиграцию… зовут меня с собой. Я категорически против. Ведь, если у нас еще есть надежда на встречу, то с эмиграцией она пропадет навсегда.
      Вечно твой А.

     
     Женя тут же на почтамте написал Львову короткое письмо.
     - Милый львенок! Дорогой А.! Я тебя по-прежнему безумно люблю и скучаю. Считаю каждый день до нашей встречи. Но поверь мне, что ты совершишь страшную ошибку, если не реализуешь эту возможность. Я говорю об эмиграции. Ты обязательно должен это сделать. Нельзя оставаться в этой дикой стране ни минуты. Уезжай. Не раздумывай. А я к тебе приеду. Обязательно. Сегодня нельзя, а завтра будет можно. Я в это верю. Провидение сделает это возможным именно для нас. Вечно любящий тебя Воробышек…
     
     Львов последовал совету и эмигрировал. Женя получал от него письма с красивыми марками на конверте. Он заходил в пустое кафе. Заказывал кофе. Вскрывал конверт.
     Жив… Здоров… Получил место в колледже… Люблю… Скучаю… Живу надеждой на встречу… здесь есть все, но нет тебя… ах эти мои вечные но… Твой А.
     Женя вновь читал. Целовал бумагу, которой касались руки любимого человека. Неровные буквы… синие чернила…
     Доставал из кармана авторучку.
     "Милый, милый Львенок. Дорогой мой, А. Я жив только надеждой на скорую встречу. Прошло уже много времени, как я не видел тебя, не слышал твоего голоса. Можно было бы, кажется, и забыть тебя, а у меня, наоборот, с каждым днем любовь к тебе только разгорается. Безумно, безумно люблю тебя мой милый, родной мой А! Жутко, жутко, непереносимо скучаю. Жив надеждой…
      Мы обязательно встретимся. Провидение все устроит.
     Вечно любящий тебя Воробышек"

     
     Воробьев оказался прав. Провидение устроило все именно так, как он и предполагал. Не прошло и года после отъезда Львова, как в стране начались, как называл затеявший их государственный лидер - "необратимые процессы". Отчизна подняла железный занавес.
     Вскоре Женя получил разрешение на выезд. На нем стояла подпись какого-то известного борца за свободу сексуальных меньшинств.
     - Езжай! Езжай! - кричал Алексей Иванович. - Будете там, на пару со своим Львовым гвозди жопой заколачивать!
     - Леша, как ты можешь, это же твой сын!? - увещевала мужа Наталья Сергеевна.
     - Какой он мне на хер сын. Он предатель и пидор, что впрочем, одно и то же… Пусть катится к эбене матери!
     Самолет с Женей улетал ночью. Никто не помахал ему вослед рукой…
     
     Они поселились в бедруме, расположенном в русском районе.
     Благоденствующие лавочники приветливо кивали им головами и отпускали сальные шуточки, когда они исчезали из виду.
     - Львенок, почему мы живем в этом дурацком районе? Тебе что, там не надоел совок!? Эти рожи. Эти шуточки! Милый, давай переедем.
      - Воробышек, видишь ли, родной мой, в свое время здесь захотели жить мои родители. Согласись, милый, не мог же я их оставить одних в чужой стране. Потом зачем ты обращаешь внимание на ерунду. Собака лает, а караван идет.
     Львов включал известную джаз-сюиту Дюка Эллингтона.
     - Потерпи, родной. Скоро у нас будет уютное маленькое бунгало на берегу океана. Ни один идиот нас там уже не достанет…
     Они даже ездили смотреть будущее жилье. Неброский домик с потрясающим видом на океан. Пальмы. Песок. Море. Ожидания счастья.
     Оно казалось таким близким, но заболел Александр Яковлевич Львов.
     Почти все время болезни он проводил в госпитале. Днем в палате находились его родители. Ночью Женя.
     - Мы поставим нашего Львенка на ноги. Обязательно - заверял Львова Женя.
     Казалось, что он вновь был прав. Дело шло на поправку, но…
     - Кома, - констатировал врач. - Надо готовиться к худшему…
     
     На пятые сутки ночью А.Я.Львов очнулся. Открыл глаза. Фантастический свет полной луны освещал палату и спящего рядом в кресле Воробышка.
     Александр Яковлевич легонько коснулся Жениной руки.
     - Львенок, слава Богу, ты очнулся. Ты так долго отсутствовал. Я думал, что сойду с ума! Как ты себя чувствуешь, мой милый, дорогой Львенок…
     - Нормально, Воробышек. Нормально.
     - Ну, слава Богу! Доктор сказал, что если ты очнешься, то пойдешь на поправку. Боже как я рад, что ты вернулся, Львенок.
     - Вернулся, - тихо сказал Александр Яковлевич. - Вернулся, но только на минутку. - Почему?
     Евгений поцеловал сухую руку Львова.
     - Ты же знаешь, Воробышек - мой извечные но. Ах, какая сегодня ночь, Воробышек. Луна. Почти как в ту ночь на реке. Помнишь?
     - Конечно, Львенок. Конечно. Женя потерся колючей щекой о руку Львова.
     - Я хочу сказать тебе, Воробышек, что, несмотря на жизненные неудачи и прочую ерунду, я был счастлив. Да, да, да, как ни банально это звучит. Был счастлив потому, что рядом со мной пусть недолго, всего ничего, был ты, мой дорогой, милый Воробышек. Прощай, живи долго-долго и вспоминай обо мне. Люблю тебя мой милый, маленький Вороб…
     Львов дернулся. По телу пробежала дрожь. Глаза закатились.
     - Львенок! Львенок! - закричал Женя.
     Но Александр Львович не отвечал. Его уже было ни в этой комнате, ни в этом госпитале, ни на этом свете…
     
     После похорон Воробьев почти уже не помышлял о переезде. Да и куда поедешь!? Из родных только что родители Львова. Женя как-то зашел к ним, чтобы обсудить вопрос, какую фотографию поместить на могильный памятник.
     - Мы не хотим вас видеть! - заявили они ему через закрытую дверь. - Вы и ваши родители виноваты в смерти нашего единственного сына. Забудьте дорогу к этому дому…
     Женя не оправдывался, не призывал к благоразумию.
     - Зачем? - подумал он. - Они правы. Виноват, конечно, я. Живые всегда виноваты.
     Он развернулся и старческой шаркающей походкой направился к дому.
     Приблизительно через месяц после смерти Львова пришло письмо от Жениных родителей.
     "Сынок! (Женя узнал материнский почерк). Мы с папой скорбим о случившимся. Честное слово. Ей Богу скорбим…. Ну, раз уж так случилось… Женя, ты же совсем там один… мы с папой дышим на ладан… Умрем, то и некому даже будет нас похоронить. Ты же знаешь, какое у нас время…
     Да, помнишь Веронику? Она часто вспоминает о тебе. Все спрашивает, как ты там. Сынок, но раз так вышло, может быть, ты вернешься. Женишься на ней. Она одинокая женщина. У нее сын - прелестный мальчик. Своих детей заведете. Женя, милый, сынок, вернись. Мы с папой так скучаем…"

     Женя ответил большим подробным письмом. В конце он приписал:
     Нет. Не вернусь. Я останусь с Львенком.
     
      Спустя несколько месяцев после смерти Львова в парке встретились Женины соседи.
      Сосед, живущий через стенку:
     - Воробьев-то наш. Плакал, плакал. Руки ломал, ломал. Ах да ох! Ой! Ой! Без Львенка мне не жить! А тут давеча слышу как он за стенкой с кем-то разговаривает и хихикает.
     Сосед, проживающий под Воробьевым:
     - Я тоже в последнее время, какие-то блядские звуки слышу! Стонут, вздыхают, матрас скрипит, будто там бордель, а не квартира скорбящего мужа. Или кто он там ему приходился?
     Сосед через стенку:
     - А еще пиздят, что у них связи крепкие. На поверку такая же херня, как у всех. Только один копыта откинет, как второй пошел сракой вертеть. Петушня!
     Сосед из другого подъезда:
     - А может и правда, любит. Тоскует, разговаривает с портретом, или там еще чего?! Разве ж кто-нибудь к нему зашел?
     Сосед, проживающий под Воробьевым:
     - Так зайди, если ты такой жалостливый.
     Сосед из другого подъезда:
     - И зайду…
      Вскоре появились новые темы для обсуждения: выборы, военные конфликты, забрызганное платье фаворитки, цены на бензин… О Воробьеве забыли.
     
     Как-то живущая на площадке с Женей старушка позвонила к консьержу и сообщила
      - У нас на площадке какой-то странный запах. Возможно, засорился мусоропровод?
     - Лето, что вы хотите мадам, - зевнул в трубку консьерж. - Все быстро портится.
     - Но тем не менее следует проверить! - потребовала старушка.
     - Хм и, правда, попахивает, - согласился явившийся консьерж. - Так что у нас с мусоропроводом? Порядок. Баки с отходами на улицы пусты. Проверим соседей…
     Из квартиры Воробьеву на стук никто не ответил.
     - Я полагаю, что следует вызвать полицию и только с ней открывать дверь. Звоните, мадам…
     Дежурный офицер полиции повернул ключ. Открыл дверь. В лицо ему ударил запах разлагающейся плоти.
     В полутемной спальне он с консьержем обнаружили Евгения Воробьева. На кровати рядом с ним лежал еще кто-то.
     - Кто это? - спросил офицер.
     - Это мистер Воробьев. А это… - Консьерж недоуменно смотрел на лежащего рядом с Воробьевым человека. - Это мистер Львов, но он уж с полгода как умер.
     - Выходит, что он умер дважды. - Полицейский посветил на Львова фонариком. - Впрочем, это не человек, а кукла.
     - Какая кукла!? - Удивился консьерж.
     - Силиконовая. Знаете, как в секс-шопах сейчас продаются. Надул, вот тебе и партнер.
     - Но ведь он же вылитая копия Львова. В магазине такую не купишь…
     - Безусловно, нет, - не дал ему закончить полицейский. - Но можно заказать.
     Даете фотографию, параметры… и получите - хоть Львова, хоть Смита…
     - Так вот он с кем разговаривал! - изумился консьерж.
     - О чем это вы? - поинтересовался офицер.
     Консьерж рассказал о шорохах, вздохах и поцелуях волновавших Воробьевских соседей…
      Куклу сожгли в топке полицейского управления…
     
     На гражданской панихиде были только прилетевшие на похороны Женины родители, да отец и мать Александра Яковлевича Львова.
     
     Общее горе сближает людей.