Персик
В своем дебюте эмиграция для 36-летнего Георгия Адамовича Запольского сложилась крайне неудачно. Денег не было, и шанс получить "зеленую карту" был прямо пропорционален их отсутствию.
Единственное, что еще могло как-то поправить дела, так это случайно провезенные Запольским иконы Спасителя и Богородицы. Георгий Адамович не надеялся их провезти. "Протащу, так протащу", - подумал он, бросая их в сумку. На счастье, именно эту сумку и не открыл таможенник. Да если бы и открыл, не велика потеря. Обычные иконы - "краснухи", конец 19 века. В России в лучшем случае баксов сто за них возмешь. Здесь же при удачном исходе тысячи четыре можно отхватить. За эти деньги Запольскому обещали сделать метрики на Моше Залмановича Каплана.
Оставалось найти нужного покупателя. Георгий Адамович походил по немногочисленным русским церквям, сходил в еврейский центр и вскоре держал в руках адрес владельца художественного аукциона - русского графа с французской фамилией.
- Сколько "ви" хотеть за эти "доска"? - поинтересовался так и не осиливший язык предков граф. Высокий, худощавый молодящийся человек. Редкие серые волосики. Жидкая крашеная бороденка. В сморщенном ушке - бриллиантик. На папиросной коже мизинчика правой руки - сапфирчик. Голосок визгливый. Манеры жеманные. Постоянные ха-ха, хи-хи и "ерунда, глупости" выдают в нем холерический тип пассивного гомосексуалиста-циника.
- Как соотечественнику… - Запольский осекся, не зная то ли назвать графа ваше сиятельство, а то ли ваше благородие.
- Игорь Жанович - видя замешательство клиента, представился граф. - А вас как по батюшке?
Георгий Адамович представился.
- Так вот, вам, Игорь Жанович, как соотечественнику отдам за 5000, - подымая цену выше максимума, ответил Запольский.
- Ви Георгий Адамович, хотите делать хи-хи-хи. Как это по-русски? Смеяться надо мной!
- Отчего же смеяться, это вполне приемлемая цена, - с достоинством ответил Запольский. И, возмущенно сопя, принялся заталкивать иконы в пакет.
- Послушайте меня, молодой человек. Не надо обижаться. Я дам вам за них 1500 тысячи, и то потому что ви мне антранктив, то есть как это по-русски - симпатичны. Поверьте, больше ви за них не получите. Согласны? - спросил граф, и, по-приятельски хлопнув Георгия Адамовича по плечу,
остановился возле похожей на инженерский чертеж картины. Взглянув на полотно, Георгий Адамович замер, дыхание его сделалось прерывистым, и он по-детски испуганно заморгал ресницами.
- Ви есть расстроены моей ценой? - видя замешательство своего собеседника, поинтересовался граф...
- Нет, нет, я не о том. Вот это картина. Откуда она у вас? - Георгий Адамович указал на висевшее полотно.
Граф обернулся.
- О! Это есть известный русский авангардист. Малевич! Знаете этот "Black square". Вот если бы ви приносить мне не ваши "доска", а вот скажем такое полотно. Я имел би вам давать. Скажем, - Держатель аукциона назвал многозначную цифру.
- У меня несколько нескромный вопрос… - Запольский замялся.
- Валяйте! - Граф дружески хлопнул Георгия Адамовича по плечу.
- Как она у вас оказалась? - с нескрываемой дрожью в голосе спросил Георгий Адамович.
- Вообще-то это коммерческая тайна, но вам, как человеку, к которому я испытываю антрактив (симпатию), я поведаю. Я купил ее в Гамбурге у частного коллекционера. Взял недорого! У этой картины, как это есть по-русски, не очень чистая родословная. Что-то связанно с мафией. Но я взял. Я ведь русский человек и должен заботиться о сохранении отечественной культуры! Ну, так ви отдаете ваши "доска"? - уходя от картины, спросил граф. - Так и быть, из симпатии к вам, я готов набрасывать еще по сотне.
"Симпатичен. Из симпатии. Заладил как попугай" -подумал Георгий Адамович. Встретил бы ты меня лет этак … назад, ты бы мне весь свой альтезахен (магазин старья на идиш) бы отдал.
Георгий Адамович немножко скромничал: он и сегодня был весьма привлекательным средних лет мужчиной. А лет … назад впрямь был красавчиком, и походил на хрупкого фарфорового принца, над формами которого, несомненно, работал умелый мастер. Его даже звали по-другому - Михаил Красавин или попросту Мишель.
Милый мальчик: аристократические чуть голубоватые кисти рук с недлинными, но подвижными и чувствительными пальцами. Зеленоватые кошачьи глаза. Прямой тонкий нос. Густые, слегка вьющиеся теплого каштанового цвета волосы. Правильной античной формы голова, в которую творец залил не стекло, а изрядное количество серого вещества, которое "творение" умело приспосабливало к реалиям изменчивого мира. На сегодняшний день обладатель таких параметров в два счета стал бы любовником преуспевающего модельера с нетрадиционной секс-ориентацией. Но в те времена модельеры все были старыми и женатыми, а люди с нетрадиционной ориентацией, как правило, - особами с отрицательными производственными характеристиками.
Мишель познакомился с Сержем случайно. Хотя что происходит в жизнь закономерно!? Институтской компанией отмечали день рождения. Сегодня уж и не упомнишь, кого именно. Шумно было, разухабисто и пьяно. Менялись столы и лица. Изящный Мишель был нужен всем.
- Мишель к нам! Мишенька сюда! - неслось с разных углов вместительного зала. - - Миша со мной. Мишелька ко мне? - предлагали разогретые коньяком и шампанским дамы. Мишель обещал, пил с дамами на брудершафт и, как победивший социализм, шествовал дальше по залу. К концу вечера, изрядно набравшись, Мишель "упал" на столик в компанию двух незнакомых ему прежде мужчин. "Ах, какой славный мальчик!" "Персик, а не мальчик!" - восклицали мужчины и угощали Мишеля французским коньяком.
- А что, друзья мои, не перебраться ли нам ко мне. Здесь, кажется, становится шумно, - предложил невысокий, круглый и рыхлый, как переваренный картофельный клубень, человек, отрекомендовавшийся Сергеем Антоновичем.
- О да! Российские рестораны после 22 часов - это нечто! - вздохнул, как в яму упал, импозантный седовласый господин, отрекомендовавшийся дантистом Эриком из Риги.
- Милейший, - бросил мягким женским голоском пролетавшему мимо официанту Сергей Антонович. - А вызови-ка нам, дружок, на мое имя такси.
- Бу сдел, - официант раболепно поклонился, пряча в карме хрустящий пятачок.
Мужчины набросили на плечи дорогие кожаные плащи и двинулись к выходу.
На улице шел дождь. Ветровые дворники безжалостно сметали подглядывавшие за спрятанными в теплом салоне людьми дождевые капли. В такси пахло табаком и дерматином, а в квартире у Сергея Антоновича - кожей, бронзой и натуральными коврами. Залитые дождем стекла окон были спрятаны за тяжелыми бархатными шторами. На столе в бокалах с шампанским тонули маленькие кусочки шоколада. У благообразного лица "Николы Чудотворца" теплилась лампадка. На стенах висели абстракционистские картины, напоминавшие чертежи. Этот художественно-графический каламбур настолько возбудил Эрика, что тот только и делал, что весь вечер приставал к хозяину с просьбой продать ему полотно, представлявшую собой скорей разобранный на части велосипед, чем собственно картину.
- Я дам вам, - протезист назвал приличную сумму.
- Нет, нет, нет! И не просите: о Кандинском, может быть, и сговоримся. А Малевича не уступлю ни под каким соусом!
- Ну, тогда давайте меняться я вам за него Фалька и Машкова отдам.
- Ха-ха-ха. - захихикал, как козлом заблеял, Сергей Антонович. - Мишель вы слышите, - обратился он Михаилу. - Он мне отдаст Фалька. Вот вы бы поменяли Фалька на Малевича?
- Я право не знаю. В авангарде я плохо понимаю. Мне нравится реалистичная живопись. Шишкин, например.
Сергей Антонович скептически ухмыльнулся.
- Ваш Шишкин - консервативно-формалистический маляр, мазила. В искусстве, мой милый мальчик, важна не реалистичность, а идея, дух. Хотя никакой идеи и духа во вселенной и не существует. А есть мрак, холод, пустота и хаос. "Черный квадрат" загнанный в рамку вот что есть наша жизнь. - Сергей Антонович театрально вздохнул и тут же весело воскликнул:
- Впрочем, к черту квадраты и умничанье. Давайте лучше жить! - И разлил по рюмкам коньяк. В первом часу ночи Эрик засобирался в гостиницу. Направился к выходу и Мишель.
- Ну что вы, Мишенька! Ну куда вы поедете! Вам ведь в другой конец города. До утра не доберетесь. Оставайтесь. Я вам как гостю в спаленке постелю. А сам уж здесь по-стариковски на диване расположусь…
Мишель заснул, а проснулся в жарких, потных объятиях Сергея Антоновича.
- Вы что, - грубо отталкивал гостеприимного хозяина Мишель.
- Люби меня, мой мальчик, - страстно шептал Сергей Антонович.
- Вы что, спятили, милейший, - возмущенно сопел Мишель. - Я Миша, а не Маша.
- Мой милый мальчик не отталкивай меня. Люби меня… Персик мой! Желай меня. Мальчик мой! Зови меня Сержем… - сбивчиво шептал Сергей Антонович и неприятно, как наждаком терся своей щетиной о гладкую, нежную Мишину кожу.
- Я женщин люблю! - воскликнул Мишель.
- Что могут тебе дать эти вонючие шалафовки: триппер, проблемы и детей. А я дам тебе все, что ты захочешь. Только люби меня, мой нежный мальчик. Позволь Сержу коснуться твоего нежного хоботка. Ощутить прелесть твоей розовой шкурки. Возьми меня, мой персик, и я отдам тебе все, - бормотал с горящими сумасшедшими глазами Сергей Антонович. - Все, все ты слышишь меня, мой маленький милый розовый Персик!
- "Ну, его к свиньям собачим. Пусть себе потешится, старый черт. С меня не убудет, а взять с него действительно есть что" Часа полтора провозился Сергей Антонович с Мишелем и ублаженный "славным мальчиком", "милым персиком" заснул.
Когда Мишель открыл глаза, за окном уже угадывалось утро. Тусклое болезненное солнце освещало измятую страстью постель.
- Ты знаешь, а я люблю именно первую ночь. И знаешь, почему? - приподнимаясь на локтях, спросил Сергей Антонович.
- Нет, - выпуская табачное облако на волю, ответил Мишель.
- За то, что в ней слышны отзвуки последней. Но между ними еще нет ни второй, ни третьей, ни сто двадцать восьмой…
- Да, Серж, эта ночь была первой и последний в наших с тобой отношениях. Я не пидор и не собираюсь им становиться! - решительно заявил Мишель.
- Послушай мой мальчик. Я не заставляю тебя стать, как ты выражаешься, пидором. Я хочу, чтобы ты стал моим другом.
- Ага, ты хочешь, чтобы я стал другом пидора! - воскликнул Мишель.
- Ну, зачем ты все опошляешь. То, чем я занимался с тобой в постели, это совсем не то, что ты вкладываешь в вульгарное понятие "пидор". Мой гомосексуализм - это форма самовыражения индивидуума в социально обезличенном обществе. Ты понимаешь? - уже жуя на кухне сервелат с бразильским кофе, продолжал Сергей Антонович.
- Это словесная эквилибристика. На мой взгляд, все гораздо проще. Гомосексуализм - болезнь.
- А я тебе скажу, что жизнь - форма шизофрении? Что ты мне на это ответишь? - возразил Серж.
- Я отвечу банальностью. Люди должны производить себе подобных. А что можешь предложить ты?
- Ха-ха, разве это проблема! - воскликнул Сергей Антонович. - Проблема, мой мальчик, в другом. Проблема в том, как нам выбраться из проклятого "черного квадрата", в который нас загнала сексуальность и неравенство полов! Гомосексуализм, мой милый мальчик, - первый шаг к бесполому, ангельскому состоянию человечества. И это не бред, а закон эволюции!
- Это скорей похоже на первомайский лозунг. И потом я уже опаздываю в институт, - вставая из-за стола, ответил Мишель.
- Да, да, да… Затараторил Сергей Антонович. - Но мы можем продолжить наш разговор сегодня вечером. А это моему милому персику. "La peche gentille" - повторил Сергей Антонович по-французски и сунул свой телефонный номер и синенькую четвертную купюру (на сладости) в карман Мишиной куртки.
Выйдя из подъезда, Мишель хотел было выбросить адрес, но, повертев его, передумал, и стал другом Сергея Антоновича. Вспоможения, выделяемого Сергеем Антоновичем своему милому дружку, вполне хватало тому на радостную безбедную жизнь.
Прошли дожди. Отмели метели. И как только зацвели ирисы, Серж с Мишелем отправились на рижское побережье. Жили на большой утопающей в цветах даче протезиста. За распахнутым окном тяжело, как уставшие любовники, вздыхали волны. Терпкий смолянистый ветер лениво ворочался в складках прикрывавшей море тюлевой занавески. Отличная была неделя, но и тут Эрик, не переставая доставал "велосипедной схемой" висевшей в квартире у Сержа.
- Серж, я наброшу еще пять, - умолял на перроне дантист.
- Эрик, дорогой. Пойми, она не продается.
- Но если надумаешь, то только мне, - перекрикивая колесный стук, умолял протезист.
- Ха - а - ра - шо. Заглушаемым паровозным годком пообещал Сергей Антонович...
Вернувшись из поездки, Серж неожиданно заскучал, захандрил. Серый, маленький, с волосами цвета залежалого мельхиора - сосульками, спадавшими на морщинистый лоб, он стал здорово напоминать проросшую в подвале картофелину.
- Мишель, мон бель, может так случиться, что мне придется уехать. Может быть даже надолго. Скажи, мой мальчик, ты будешь ждать своего Сержа?
Грустные полные слез глаза Сергея Антоновича с мольбой смотрели на Мишеля.
- Послушай, Серж, объясни мне, в конце концов, что с тобой происходит последнее время? - уклонясь от ответа спросил Мишель.
- Конечно, не будет. Не обращая внимания на вопрос Мишеля, грустно сказал Сергей Антонович. - Безусловно, нет! Только Серж за порог, а славный мальчик мой милый персик, уже нырнет в кровать к "черноморскому адмиралу". Я давно замечаю, как вы мило улыбаетесь друг другу при встречах!
Сергей Антонович вскочил и в сердцах ударил стоявшего на тумбочке рыцаря. Тот, гремя латами, с грохотом завалился на пол.
- Серж, ты начинаешь меня доставать. Я сейчас встану и уйду навсегда раньше, чем ты уедешь в свое мифическое путешествие! - грозно пообещал Мишель.
- Нет, нет, не уходи мой мальчик. Не уходи! Прости меня, мой сладенький персик - принялся ныть Сергей Антонович.
Тот, кого Сергей Антонович называл "черноморским адмиралом", на самом деле был преподавателем военно-медицинской академии. Аристократичная внешность и западная расчетливость соседствовала в этом напоминавшем адмирала Нахимова человеке с восточной небрежностью и коварством. Отрицая тем самым расхожий Киплинговский тезис о том, что "Запад это Запад, а Восток это Восток. И вместе им не сойтись никогда".
- Послушайте, Мишель, - щедро разливая "Столичную" по ресторанным рюмкам, обратился к собеседнику "черноморский адмирал". - У меня к вам есть деловое предложение.
Мишель отложил в сторону вилку.
- Да вы кушайте, кушайте, а между делом слушайте. Икорки вот возьмите. Икорка с огурчиками под водочку милое дело. Так вот. Известно ли вам, Мишенька, что дни Сергея Антоновича практически сочтены.
- Он что, болен? - Мишель побледнел. - СПИД?!
- Нет, нет, что вы! Серж еще нас с вами переживет. Я имею его дни на свободе. Вам очевидно не известно, что Сергей Антонович находится под следствием.
- Нет, - сглатывая слюну, ответил Мишель.
- Ну что ж тогда хочу быстро посвятить вас в курс его дела. А дело это, мой друг, пахнет длительным сроком с полной конфискацией имущества. Вы понимаете, на что я намекаю, - переходя на таинственный шепот, спросил "черноморский адмирал".
- Вы что хотите, чтобы Серж переписал на меня свое имущество? - с кривой улыбочкой поинтересовался Мишель.
Мишель почти ничего не знал о своем большом друге Сергее Антоновиче. Из обрывков чужих разговоров и скупых рассказов самого Сержа выходило следующее. Свою трудовую деятельность Сергей Антонович начинал младшим научным работником в художественном музее, а заканчивал (если адмирал не врал) в министерстве культуры в отделе, консультирующим "Органы" на предмет конфискованных ценностей. Но, как следовало из "адмираловской" интерпретации событий, вместо учета и сдачи их по описи на обозрение трудящимся, Сергей Антонович ловко сплавлял ценности: что высокопоставленным чиновникам из аппарата ЦК, что сторонним знатокам прекрасного, ну и кое- что оставлял на стенах своей квартиры.
- Нет, это нереально, - решительно ответил "адмирал". - Но у вас есть возможность получить так, сказать компенсацию за моральные издержки. Ведь вы жертвовали Сержу часть себя! Не так ли?
- Что вы под этим подразумеваете? Я дружил с Сержем не из-за денег! - возмутился Мишель.
- Я не подразумеваю, а предлагаю вам следующее, - сказал "адмирал", не замечая возмущения собеседника. - У Сергея Антоновича есть картина. Вы знаете её. - Адмирал обрисовал "велосипедную схему". Мишель утвердительно махнул ресницами.
- Так вот, вы приносите мне эту картину и получаете от меня… "Адмирал" пошлепал губами. Скажем … Устраивает?
- Сумма неплоха, но только я не понимаю, как это сделать. Серж ведь поднимет шум, начнется расследование…
- Шум он вряд ли подымет, оборвал Мишеля "черноморский адмирал", - но чтобы подстраховаться, я дам вам копию картины, которую не всякий спец отличит от оригинала. Вам остается только войти и перевесить картины. Годится?
- А что же в это время будет делать Серж? - поинтересовался Мишель.
- Спать, - спокойно ответил "адмирал" Высыпете ему в бокал вот этот порошочек, - адмирал протянул Мишелю бумажный пакетик. - Как только он уснет, позвоните мне. Через полчаса спуститесь вниз, отдадите картину человеку по имени Казимир, и получите от него второю половину ваших денег. Если согласны, то копию и аванс получите сейчас же.
Адмирал хлопнул по шершавой поверхности темно-коричневого кейса.
- Согласны?
- Скажем, я соглашусь. Вынесу картину, а ваш Сигизмунд… Бр-р-р! - Мишель зябко передернул плечами - возьмет меня и замочит!
- Во-первых, Казимир, и это вам надо крепко запомнить. А во- вторых я не мокрушник, а коллекционер. И мне будет искренне жаль, если эта картина пропадет где-нибудь в ментовских казематах. В-третьих, вы можете подстраховаться, например, напишите все, о чем мы с вами говорили и оставьте вашим близким. Убедительно?
- Убедительно только почему бы вам ни сделать этого самому? - заглядывая в глаза к "адмиралу", спросил Мишель.
- Да, вы правы. Я могу сделать это и сам, но согласитесь вам - гораздо проще. И потом я хочу обеспечить вам будущее, а оно мне, поверьте, вовсе небезынтересно. - И "черноморский адмирал" нежно коснулся ладони собеседника.
- Согласны?
- Согласен, - ответил Мишель и положил конверт с авансом в карман пиджака…
Утром следующего дня, пропустив две первые пары, Мишель пришел в художественные мастерские Росстбытрекламы.
- Мефодий! - обратился он к человеку, кирзачами, телогрейкой и лопатистой бородой, скорей напоминающего речного бакенщика, чем художника. - У меня к вам просьба. Могли бы вы к сегодняшнему вечеру изготовить вот такую картину.
Мишель показал "адмираловскую" копию.
Это будет зависеть от величины налитого стакана, - с интересом глядя на полотно, буркнул художник. - Хм-хм! Интересная картинка. - бормотал он себе под нос. - На беглый взгляд, сдается кто- то из "Бубнового валета". По геометрическим закидонам скорей всего…
- Скажем, 50 рублей вас устроит? - возвращая художника к делу, поинтересовался Мишель.
- Вполне, - мотнул кудлатой головой Мефодий…
Вечером того же дня, с предосторожностью гранищущей с професиальностью опытного агента, Мишель проник на крышу дома Сергея Антоновича и спрятал там копии картин.
- Завтра я жду Казимира, - заверил он находившегося на другой стороне провода "черноморского адмирала"
- Вы уверены, - с сомнением в голосе спросил "адмирал"
- Более чем.
- Отлично! - "черноморский адмирал" нажал рычажок. Ж-ж-ж-ж - нудный, однообразный, лишенный эмоций телефонный гул подтверждал правильность принятого Мишелем решения.
Вечер "Х", подобно последним вечерам, прошел под хныканье, всхлипывание и надоевшие вопросы. Будет ли ждать Сержа его милый мальчик, его "beau garcon " Мишель.
- Серж, это в конце концов надоело. Ты можешь сказать, куда ты собрался? Мишель слегка коснулся руки Сергея Антоновича.
- Как знать, мой мальчик, - перехватывая руку, забормотал Серж. - Как знать, мой милый персик. Быть может в путешествие, из которого уже не возвращаются. О! Если бы ты только знал, как безумно мне этого не хочется. Голос его стал слабеть, заплетаться и, вскоре, уткнувшись носом в скатерть, Сергей Антонович заснул. Мишель быстро сорвал со стены "велосипедную схему" и ловко перепрыгивая лестничные ступени, вернулся, и повесил на стену копию, выполненную художником Мефодием.
- Я готов, - негромко сказал он в трубку.
- Отлично, - ответил на другом конце. Казимир будет ждать вас внизу ровно через полчаса. Сверим часы.
Мишель плотно закрыл форточки и двери спален. Выключил свет, и со словами "Прости Серж, но для всех и для тебя будет лучше, если ты действительно не вернешься из своего путешествия", открыл газовые конфорки…
- Казимир, - спросил Мишель у поджидавшего его в арке человека.
- Так точно. Вещь при вас?
Мишель кивнул головой.
- Пройдемте в машину. Там произведем обмен, - потребовал Казимир.
Темной стороной двора они направились к грязно-серым, неприметным Жигулям.
Сорвав с картины бумагу и рассмотрев её на свету, Казимир протянул Мишелю конверт. Плотная стопка соответствовала обозначенной обговоренной накануне сумме.
Поднявшись из соседнего подъезда на крышу, Мишель забрал вложенный в ватман подлинник и глухими улочками пешком отправился на автовокзал.
Прошмыгнули новостройки, мелькнула, напоминающая елочную верхушку, крыша дома Сергея Антоновича. Рейсовый автобус выскочил в темные поля и устремился в западном направлении. На конечной станции Мишель пересел в проходящий в рижском направлении поезд…
- Эрик Эрнестович, вас к телефону, - заглянув в стоматологический кабинет, крикнула регистрационная сестра.
- Да, я у аппарата, - проворковал Эрик Эрнестович.
- Добрый день, Эрик. Вас беспокоит Мишель, друг Сергея Антоновича. Помните?
- О да конечно, конечно. Как же я могу забыть такого милого мальчика как вы! А что вы здесь с Сергеем Антоновичем? Где остановились? - кудахтал Эрик.
- Нет, я один. У Сергея Антоновича возникли проблемы, и он просил узнать, не раздумали ли вы купить интересующее вас полотно.
- Конечно же, нет. Конечно же, да. Готов хоть сейчас, - засуетился дантист.
- Ну и отлично, если вы не возражаете, то сегодня вечером я мог бы подбросить её к вам домой.
Дантист продиктовал адрес и повесил трубку…
Мишель побродил по старому городу. Острые пики соборов вспарывали внутренности мрачно-серым облакам. Влтава била о гранитные берега свинцово-черные волны. Вскоре холодный пахнущий йодом и дождем ветер загнал Мишеля в маленькое полутемное кафе. Кто-то спрятанный в ресторанных колонках вдохновенно терзал гитарные струны и пророчествовал "it will be better baby"…
- Ну, ну, ну. Показывайте-те-те. Разворачивайте-те-те голубушку, - заикаясь, подгонял Эрик.
Мишель не торопясь, без подозрительной суеты открыл ватман.
- Вот она, ваша мечта, - сказал он и развернул перед дантистом холст. - Она?
- Ага, ага, - беря в руки в массивную лупу, бормотал протезист. Хм - хм - хм. Посмотрим, посмотрим.
Эрик смотрел на картину в упор отходил в дальний угол. Ставил её на свет и относил в тень. Глаза его горели, как у охотящегося гепарда. Борода тряслась, как у алхимика стоящего на пороге открытия философского камня.
- Ну что ж, это кажется именно то, что мне нужно. Да, да именно то. Я беру. Ваша цена? - Поинтересовался он, глядя на Мишеля остывающим взглядом.
- Серж просил сумму, которую вы назвали на перроне в день нашего отъезда.
- То есть вы хотите сказать… - Дантист назвал цену.
Мишель утвердительно махнул бровями.
- Ну что ж, - ответил протезист. Это вполне приемлемая цифра. И я бы ее, несомненно, заплатил бы, будь при этой сделки сам хозяин вещи. Но его здесь нет, и для меня не совсем ясно, как эта картина попала в ваши руки. А если завтра сюда явится Серж и потребует её обратно? Что прикажете мне тогда делать?
Эрик явно сбивал цену.
- Нет, нет, я, конечно, вам доверяю, продолжил он, не дождавшись ответа. Но поймите и вы меня мой милый мальчик. - Эрик назвал новую сумму. Согласны?
- Ну что ж в таком случае я буду звонить... - Мишель наобум назвал фамилию члена ЦК компартии Латвии. Он даст интересующую нас сумму, не торгуясь. Серж на всякий случай дал мне его телефон.
Мишель стал спокойно сворачивать полотно.
- Ну, вот уже и обиделся. Уже и насупился. Верю, верю, верю. Только деньги завтра. Сами понимаете, такие дензнаки дома не держат.
- Отлично. Завтра так завтра. Мишель направился в прихожую.
- Кстати, а где вы остановились? - поинтересовался Эрик.
- Да собственно пока нигде. Мишель неопределенно пожал плечами.
- Прекрасно. Тогда у меня есть повод остановить вас у себя! Вы согласны? - робко поинтересовался протезист. За двойными рамами чуть слышно шумело море. Холодный бездомный ветер осатанело выл в каминной трубе…
- На следующий день с деньгами и выправленным на имя Георгия Адамовича Запольского паспортом Мишель растворился на бескрайних просторах третьего Рима…
Деньги закончились. Прошла и молодость. Осел грунт и завалился на бок камень на могиле Сергея Антоновича.
"Ничто больше не держит меня в этой стране, Серж", покидая могилу "друга", сказал Георгий Адамович и, бросив в сумку сменное белье и две иконы-краснухи, оставшиеся ему в наследство от умершей бабушки, уехал из "третьего Рима" в страну "большого шайтана". " Don't worry, baby! Be happy!" - пропел, усаживаясь в самолетное кресло, Георгий Адамович...
Кладбищенский ветер суетливо шуршал в целлофановом пакете с цветами для Сержа.
- Прощайте, - Георгий Адамович галантно поклонился графу. И сунув деньги в нагрудный карман пиджака, направился к выходу.
- Отчего же прощайте. У меня, кстати, на послезавтра намечается парти. Будут все свои. - И граф назвал несколько русских фамилий, от которых у Георгия Адамовича голова пошла кругом. - Жду и вас.
И, вручив Георгию Адамовичу пригласительный билет, граф направился в свой рабочий кабинет. Выйдя в прихожую, Георгий Адамович остановился у висевшего старинного подернутого желтизной зеркала.
- "А что, я впрямь еще ничего. Конечно, не тот, "милый персик". Но потрогать вас за "хоботок", за ваш подсохший сморщенный "пестик", милый граф, я еще ох как способен! И, толкнув легкую стеклянную дверь, Георгий Адамович вышел на залитую солнцем улицу…
В назначенный день, одетый в добротный костюм в нагрудном кармане, которого шуршал документ на имя Моше Каплана, Запольский-Красавин явился на прием к графу…