Роль

    
    Актер театра юного зрителя Антон Павлович Мягонький: полный, невысокий человек (минимум грима - и готовый Винни-Пух) получил роль посредника между террористами и федеральной службой безопасности в специально написанной для театра пьесе.
    Роль была небольшой, но психологически трудной. Герой в исполнении А. Мягонького должен был убедить террористов освободить заложников. Это было явное повышение, ибо в последнее время актер А. Мягонький получал в основном роли аморальных типов.
    - Вот вам текст. Поработайте дома, - сказал режиссер Арнольд Борисович Макноль - губки бантиком, бровки стрелочкой, дряблые розовые щечки - и вручил отпечатанные бумажки актеру Мягонькому.
    Придя домой, А. П. Мягонький, как истосковавшийся по хорошей пище гурман, набросился на роль. За ночь он выучил текст, разработал жесты, подготовил мимику.
    - Кажется, ничего… - уже под утро, закончив финальную фразу монолога и изображая вывод заложников из театрального зала, похвалил себя актер…
    - Не верю! Режьте! Жгите! Не верю! - посмотрев трактовку, предложенную актером Мягоньким, замахал руками режиссер А.Б. Макноль. - Ложь и фарисейство. Вы меня не убедили. Для этюда "альпийское нищенство" это, пожалуй, и сгодится, но для роли посредника - нет!
    - Но почему? Я все сделал по науке. Книжки по психологии полистал, интервью кое- какие пересмотрел, - соврал актер.
    - Антон Павлович, милый, мне вовсе не интересно, что вы читали. Мне важно как вы сыграли, а исполнили вы сыромятину.
    - Арнольд Борисович, это наезд. Я на йоту не отошел от текста. Все сделал, как требует драматург. Здесь пауза. Здесь проход…
    - Антон Павлович! Дорогой вы мой, - перебил А. Мягонького режиссер. - Мне ли вас учить!? Вы 20 лет в театре! Забудьте, что пишет драматург. Отстранитесь! Абстрагируйтесь! Посмотрите на пьесу сквозь "мистические очки"! Поставьте себя на место героя. У вас дети есть?
    - Есть, - ответил актер и внес дополнение: - дочка. Шестнадцать лет.
    - Ну, вот и прекрасно. Представь, что ее захватили заложники.
    - Да ципун вам на язык, Арнольд Борисович! - замахал на режиссера А. Мягонький.
    - Да я же ничего дурного вашей дочери не желаю. Я только призываю вас пофантазировать. Включить воображение. Смоделировать ситуацию. Создать конфликт. Ну мне ли вам объяснять, Антон Павлович? Одним словом, сегодня суббота, в понедельник я жду готовую роль. Не поверю, то уж не взыщите, голубчик, отдам роль А. С. Омову. Так что уж вы поднажмите, милейший Антон Павлович.
    
    Вернувшись, домой актер взялся, как говорится, щупать роль.
    За час с небольшим он выдул чайник "чифиря".
    Высмолил емкий кисет табаку.
    Исходил по комнате добрую версту.
    Заработал кашель, сердцебиение и боль в голеностопных суставах.
    Но роль не шла.
    - Прав Макноль, - обращаясь к лежавшей у него в ногах старой, полуслепой таксе "Жуже" сказал актер. - Не верю! О-о-о-о! - падая в кресло, заголосил актер. - О! творчество хуже, право, урановых рудников. Галеры! Крест! Не освободиться, не завязать. Страшней героина!
    - Ав-ав, - согласно тявкнула Жужа.
     Отдышавшись и успокоившись, актер обратился за помощью к жене - хирургической сестре Эльвире Тяжельниковой: высокой, белокурой, крепкой напоминавшей ломовую лошадь (принципиально не взявшей при замужестве фамилию мужа) даме.
    - Послушай, Эля, - сказал актер приятным лирическим тенорком. - Вот у вас, помнится, какой- то шизик невропатологическое отделение захватил. Заложников, вроде, удерживал. Помнишь, нет?
    - Помню, - подтвердила жена своим зычным, сочным голосом.
    - Ну и че, как там его уговорили заложников-то отпустить. Переговоры, какие-нибудь были? Обещали, может чего? Не знаешь, нет?
    - Да кто ж с ними переговаривался! Игнатьевна, уборщица наша, шандарахнула его "уткой" по бестолковке, он и осел. Ну, а там уж и омоновцы подоспели.
    - И всего того? - удивился актер Мягонький. И добавил с кислецой: - не густо.
    Может, ты, мне опишешь, как там события-то разворачивались. Кто куда? Кто за кем?
    - А зачем тебе?
    - Да роль получил. Заложники, федералы, а я меж ними на манер шестерки. Макноль сказал, чтоб я поднажал, а то отдаст ее своему новому фавориту А.С. Овому.
    - Антоша, если бы только знал, как ты мне отравил мозги со своими ролями. Благо бы ты с них что- то имел. Но ведь практически ничего! - качая головой, ответила супруга. - Ты бы лучше на дочь надавил, а не на роль. Ведь Алекс опять собралась на дискотеку.
    - Ну и что? - раздраженно ответил Мягонький.
    - Как же ты так можешь говорить, у нее же экзамены на носу. А она, вместо того чтобы готовиться, задотрясничает. Ей же надо профессию получать. Я так мечтаю увидеть ее доктором, - грустно вздохнула супруга.
    - Да кому они твои доктора нужны? Копеечная работа. У нас теперь учись - не учись, все одно получишь вот это.
    А.П. Мягонький соорудил симпатичный кукиш.
    - Вон я науки грыз, а что в итоге? "Не верю!" Слышь, Эля, он мне не верит!
    - Кто? - удивленно спросила жена
    - Да режиссер наш. Эта бездарь! Этот ноль! "Не верю!" - А. Мягонький мастерски изобразил режиссера Арнольда Борисовича Макноля. - Да за такое бабло, что мне платят, он не верить должен, а принимать все за Божье откровение!
    - Подожди, Антосик. Погоди. Роль ролью, но скажи, наконец, дочери отцовское нет. Так нельзя. Ты ж с ней не разговариваешь, а мурлычешь, словно подлизывающийся кот. Можно туда? Мур - мур… Конечно, дочка. Хочу это. Ур- Ур… Без проблем, моя киска.
    - А что, я должен на нее рычать, как конвойный пес? Она же взрослая барышня, и вообще, на мой просвещенный взгляд, дети должны купаться в родительской любви, а не терпеть нравственные крушения.
    - Ха- ха! - супруга зашлась демоническим смехом. - С твоими просвещенными взглядами она в два счета уплывет за нравственные буйки! Скажи, нет, Тосик, я тебя прошу. Посмотри, что творится вокруг. Там взорвали. Здесь заложников захватили. А вдруг это случиться с нашей дочерью?! У меня всякий раз душа не на месте…
    - Ничего, - не дав жене закончить мысль, заговорил Антон Павлович. - Если че, то я с заложниками договорюсь. Зря, что ли роль учу.
    Актер А. Мягонький тряхнул листками с текстом.
    - Антосик, думай, что говоришь. Совсем ты в последнее время подвинулся рассудком. Ты попросту нас не любишь.
    Жена хлопнула дверью.
    - Эля, погоди. - Актер Мягонький бросился за супругой. - Ты исключительно неправа. Во- первых, я вас люблю…
    - Да, да, да, - ядовито хихикая, перебила его супруга.
    - Не да-да-да, а именно. Во-вторых, я не за вседозволенность и шеезабирательность. Нет! Нет и нет! Я говорю о сердечности и взаимопонимании поколений. Но пойми - молодость это же даже не миг, а так, пшик, и нет. А что осталось? Учебники, конспекты, зачеты. Разве на это она дана человеку? Нет, она дана ему для радости. Для любви! Молодость - время ловить прекрасные мгновения для будущих приятных воспоминаний…
    - Ну вот, опять замурлыкал. Я тебя прошу, скажи, нет! - оборвала монолог актера жена.
    - Нет, Эля. Нужно уважать желания взрослого человека. А шестнадцать лет это уже, мать, не хаханьки. В иные времена в шестнадцать лет люди полками командовали!
    - Но, как правило, от такого командования от полков оставались горькие воспоминания, - внесла дополнение супруга.
    - Эля, ты как всегда права. Но я думаю, что в данном конкретном случае нам надо найти компромисс. Сегодня пусть идет. Я ее отвезу и встречу, а уж завтра, как штык за учебу. Лично проконтролирую…
     Ну и, в-третьих, что было самым главным, и о чем естественно умолчал А.П. Мягонький, актеру хотелось в одиночестве поработать над ролью. Дочь на дискотеке. Жена на ночном дежурстве. Что может быть лучше для творческих поисков?
    - Обещаешь? - требовательно спросила Эльвира Тяжельникова.
    - Слово "мельпоменовца"! - Антон Мягонький принялся раскуривать вычурную пенковую трубку…
    Вечером пошел легкий снежок. Сквозь него пробивалась одетая в легкомысленный не по сезону беж луна.
    "Эх, снег, снежок…" Напевая старинный мотив, актер спустился вниз и стал готовить свою жигулевскую "троечку" к выезду.
    - Дочка, я кучер, а значит музыка моя. Договорились?
    - Договорились. Неожиданно спокойно согласилась, обычно сражающаяся за право слушать молодежную радиостанцию дочь.
     Антон Мягонький поймал джаз и тронул педаль газа. В такт заполнившему салон "свингу" двигались очистительные щетки. В унисон с контрабасом гудел мотор. Актер А. Мягонький легонько постукивал по клаксону. В каком-то смысле он чувствовал себя музыкантом оркестра…
     У подъезда дискотеки "Яма" актер высадил дочь.
    - Мобило с тобой? - поинтересовался А.П. Мягонький.
    - Со мной, - дочь похлопала себя по карману.
    - Значит, держим связь. Как только закончиться, то сразу мне отмобиливай. Я встречу. Ну, дай чмоку.
    А. Мягонький поцеловал дочь и, сказав на прощание "Беги, моя красавица" спешно двинул в обратном направлении.
     Впрочем, актерская дочь была далеко не красавица, но и не без шарма: в отца, пухленькая, живенькая, голубоглазенькая…
    Вернувшись домой, актер взял текст и принялся, что называется, мять и лепить роль. И вроде никто не мешал, и текст не сложный, а выходило все вяло и неубедительно.
    - Я уполномочен… Вы должны… Женщины и дети… Мы пойдем на максимум ваших требований… Что это, в самом деле, за текст? Что за бредятина. Безликость, бесцветность и эстетическая убогость! - обращаясь к таксе Жуже, заговорил А. Мягонький.
    - У-у-у-у. Га-гав, - согласилась собака.
    - Мы пойдем на ваши условия! Слышь, Жужа, они пойдут на их условия! А на кой хер было такие условия создавать? Зарулили страну черт знает куда, а актер Мягонький теперь разруливай. Нашли крайнего. Макноль, эта сволочь! Этот ноль. Эта бездарь! Все приличные роли очкотерам своим отдал, а вам Мягонький нате, что нам негоже. Ставят всякую херню. Сами, можно сказать, провоцируют события. Сказано же, как кликнется, так и откликнется. Нет бы светлое и доброе ставить. Ведь это ж театр юного зрителя! Так нет же, всякую чернуху на сцену тянут. От одних названий в дрожь бросает. "По кровавому следу", "Бранденбургские гробы"… И это для незрелого юного сознания!? Нет бы как в прежние времена. Волшебная лампа. Царевна лягушка. Карлсон. Снежная королева. РВС, наконец. Вот-то были спектакли! Не спектакли, а поэзия в музыке и цвете.
    - У- у- у. Гав- гав - поддержала его такса…
    
    Ближе к полуночи где-то далеко-далеко в самых темных уголках подсознания, или чего там еще, чего не знает современная наука, у актера Мягонького зародилось тревога. И запульсировал вопрос: "Почему не звонит Алекс"?
    Хотя по времени причин для беспокойства еще не должно было быть. Дискотека заканчивалась в час тридцать ночи, а часы показывали без четверти двенадцать.
    "Это все от этой дурацкой роли", подумал А. Мягонький, раскуривая трубку.
    Он сделал глубокую затяжку в надежде успокоиться, но, не успев выдохнуть дым, уже накручивал номер мобильника дочери.
    Телефон долго молчал и каждый его гудок выталкивал из подсознания или того места, о котором еще не знает наука, предзнаменования беды.
    Наконец сигналы сошлись, мембраны щелкнули, и незнакомый голос произнес "Але".
    - Алекс? - дрожащим голосом поинтересовался актер.
    - Юстус! - ответила трубка.
    - А где Алекс?
    - А ты кто? - спросили на другом конце.
    - Что значит кто? Что значит кто? Я отец! - резко ответил А. Мягонький.
    - Ах, папик! - ответил голос. - А что ж ты за папашка такой, если не знаешь, где твой Алекс шляется?
    - Я попросил бы подбирать выражения! - возмутился А. Мягонький. - Во- первых это она. Во- вторых не шляется, а находится с моего ведома на дискотеке. Как ее? Ам. Ям. Гам.
    - Что ты бурчишь, папик, что ты бычишься? У тебя что, дефект речи? - спросил незнакомый голос.
    - Ну, как её! Ну, как у Куприна. "Яма"! - вспомнил А. Мягонький.
    - Яма? Ну, ты, папаня, даешь. Дочку в яму отправляешь, - ухмыльнулся голос.
    - Не учи отца трах-татах... Понял? И быстренько передай трубку Алекс! - потребовал А. Мягонький.
    - А тебя как зовут, папец? - развязным тоном спросил голос.
    - Что за тон? Что за фамильярность, - возмутился актер. - Я с вами, простите, коз не пас. Я не позволю…
    - Ты че, борзота, не понял вопроса? - прервал его голос с подзабытой Антон Павловичем интонацией секретаря по идеологической работе. От чего актер Мягонький втянул голову в плечи, вытянулся, затих и стал напоминать испуганного сурка.
     - Антон Павлович. Работник…
    - Чехов что ли? - перебил его голос.
    - Нет. Мягонький. Работник театрально-массовых представлений, - уточнил актер.
    - Ну, тогда слушай, массовик затейник.
    Наступила пауза. Затем с левитановской интонацией голос произнес следующий текст.
    - Юстус уполномочен заявить вам, что ваша дочь Алекс захвачена в качестве заложницы.
    От этого заявления в глазах у А.Мягонького сделалось "черно", как очевидно бывает в черной космической дыре. Лицо же, наоборот, приняло цвет первого декабрьского снега. Со стороны: в белой пижаме и красном ночном колпаке, актер Мягонький смахивал на рождественского снеговика. Внутри у актера то ли в желудке, то ли в мошонке, а может где-то еще, куда еще не добралась современная наука, что-то оборвалось. Антон Павлович почувствовал себя у края бездны, в которую ему вот-вот придется сигануть.
    Сколько этюдов! Сколько ролей людей охваченных страхом исполнил за долгую творческую жизнь актер Мягонький. О! Добрую сотню. И весьма и весьма недурственно! И только сейчас понял их театральность и наигранность. Все они, включая и случай, когда юный Антоша Мягонький "топором" шел ко дну глубокой речки Тихой, не вмещали и сотой доли того, что есть настоящий страх. Антон Павлович оцепенел, окаменел, застыл, как "атланты", поддерживающие козырек парадного крыльца его родного театра юного зрителя. По всей видимости, минут через пять Антона Павловича пришлось бы приводить в нормальное состояние с помощью отбойного молотка. Но в дело спасения включилась такса Жужа.
    - Га- ау- уууу, - завыла собака.
    Антон Павлович вздрогнул и заикающимся голосом произнес в трубку отрывок из своей будущей роли: - "Я уполномочен заявить… Отпустите детей, стариков и женщин… Мы готовы выполнить максимум ваших условий…"
    - Чего? Чего ты там несешь? - развязно спросил голос.
    - Да это я так, - спохватился Мягонький. - Отрывок из роли.
    - А ну да! Ты ж у нас затейник, - хохотнул голос.
    - В некотором роде.… Служу - тсс Мельпомене тсс.… Имею честь.… Так сказать…- заикаясь, ответил актер Мягонький.
    - Ну, Станиславский, поздравляю. Ты, брат, попал по самые угу- га- га. Если наши требования в ближайшее время не будут выполнены, то все, Немирович - Данченко. Ту-ту, не будет у тебя больше дочуры. Подсекаешь? У нас туфта с усыпляющим газом, как на "Дубровке", не прокатит.
    - У ко- о- го… У- у - у нас ссс… У чехов? Простите великодушно у чеченцев. Точнее у лиц кавказкой национальности чеченцев? - скачущим от страха голосом поинтересовался актер…
    - Ну что ты все ууу - гууу, - спародировал Мягонького голос. - Ты ж артист! Доноси мысли четче? Чеченцы! Чеченцы, артист, лохи кудрявые. А мы "Небесное воинство". Слыхал?
    Голос террориста, и впрямь, был каким-то неземным. Ни женский, ни мужской. Ни детский, ни взрослый. Как у механической куклы. Как урчание хорошо налаженного мотора. Лицо, обладавшее таким голосом, должно было быть скошенным, широкоскулым, квадратным, ноздреватым - напоминающим бампер BMW.
    - Никаким образом сссс. Неееет, - блеющим голосом, ответил Мягонький. - А чего собственно-сссс. Вы хотите сссс... Может я чем ссс. Имею честь сссс
    - Ха- ха- ха. Чего мы хотим! Охо - хо- хо. Он поможет! Нам нужен звездолет и воздушный коридор. У тебя есть звездолет, клоун?
    - Я не клоун, я артист, - поправил голос А. Мягонький. - Звездолета нет, но зато есть "троечка" с шестым двигателем, импортный вариант. Бегает как газель. 600 мерс уделает легко. Клянусь. Хотите, сейчас привезу? Дайте адрес.
    - Троечка, - ухмыльнулся голос. - А еще что у тебя есть?
    - Квартира есть. Трехкомнатная, - пояснил актер. - Почти в центре. Под офис может сойти. Жена есть. На дежурстве сейчас. Дочка. Ну, это вы знаете. - Мягонький грустно вздохнул. - Собака есть. Жужа. Тоже за дочку просит. Слышишь?
    Антон Павлович поднес трубку к сидевшей у его ног собаке.
    -У- у - ууу Печально завыла Жужа.
    - А что за порода? - с неподдельным интересом спросил голос.
    - Такса, - ответил актер и добавил: такая добрая, порядочная собака. Дочкина ровесница. Любит ее - страх. Таксы, они привязчивые.
    -Длинношерстная? - поинтересовался голос.
    - Да нет, короткошерстная. Длинношерстные они более, как бы тебе сказать, глуповатые что ли, - ответил А.П. Мягонький.
     - Сам ты глуповатый. У меня длинношерстная Глаша была. Не собака. Спиноза! Отравили суки, - с нежной грустью сообщил голос.
    - Так возьми мою, предложил А.П. Мягонький и посмотрел на собаку. Жужа одобрительно закивала хвостом. Она согласна!
    - Да как ты можешь? Собака - друг.
    - Собака - друг. Это ты, верно, подметил, да за дочку чего не отдашь. Себя отдашь, не только друга. Слышь, возьми меня, брат, а дочку отпусти. Или деньги!?
    У меня, правда, немного. В театре сам знаешь, платят гроши. А тут еще режиссер наш этот ноль, эта бездарь все хлебные роли очкотерам своим раздает.
    - Каким очкотерам? - поинтересовался голос.
    - Да пидорам, любовникам своим, - пояснил актер Мягонький.
    - Пидорам! - возмутилась трубка. - Я этого не люблю!
    - Я тоже, - поддержал голос А.П. Мягонький. - Оттого и играю копеечные роли.
    А ведь меня в свое время Любимов на роль Озрика в Гамлете с Высоцким звал, а я дурак с этим Макнолем связался. Он тогда молодой был, независимый, перспективный…
    Антон Павлович зашмыгал носом.
    - Слышь, друг, ты дочку-то выпусти, - заговорил он вновь. - А я тебе годовой бесплатный абонемент в наш театр сделаю. Макноль наш хоть ноль и бездарь, но чутье есть. Билетов в кассе не достать.
    Трубка молчала.
    - Эй, друг, ты где. Чего-то у вас там тихо и музыка не играет? Дискотека все же? - справился Антон Павлович.
    - А ты хочешь, чтоб я волыну вытащил? Так я могу. И голос защелкал металлическими застежками.
    - Нет, нет и нет. Что ты! Что ты! Что ты! Какая может быть музыка. Это я от волнения херню несу.
    - Ну, смотри у меня, а то я заводной. Чик - чик и ваших нет! Усек? - осведомился голос.
    - Усек. Усек. Усек, - затараторил А. П. Мягонький. - Слышь, родной, а можно мне с дочкой пообщаться? Раз ты такой чих - пых, то может и не придется мне уже с ней поговорить. Слеза, скатившись по щеке, упала на гладкую спину Жужи. Собака, встрепенувшись, громко завыла.
    - Позови к телефону дочку. Христом Богом прошу!
    - Ты че на меня давишь. Ты че меня в "мокрушники" пишешь и дочку раньше времени хоронишь. Будешь себя правильно вести так и разрулим все это дело по-мирному. Ты мне чем-то приглянулся, - усмехнувшись, сказал голос.
    - Правда? - Радостно воскликнул актер. - Я, ей-Богу, парень неплохой. А жена у меня! Знаешь, какая у меня жена? Я представляешь, друг, спать ложусь и мечтаю поскорей проснуться, чтоб Элю вновь увидеть. А готовит как! О! Пальчики оближешь. Да ты заходи сам увидишь и попробуешь.
    - Может и зайду. Пообещал голос.
    - Конечно, заходи. Записывай адрес. И актер принялся диктовать.
    - А дочка! - закончив с адресом, продолжил он. О! Какая у меня дочка. Таких теперь с днем с огнем не найдешь. Красавица! Умница! А голос! Меццо - сопрано. Ты знаешь, что такое меццо - сопрано. Это, брат ты мой, один на тысячу, а то и на миллион! Она когда си третьей октавы берет, дом дрожит! Её даже в "Большом" слушали. Это у нее от Эли. У Эли моей голос зычный, звонкий, яркий. Она, правда, хочет, чтоб Алекс на доктора выучилась. А что, тоже ничего. Я не против. У меня последнее время что-то почки барахлят. Выучится - может, поможет отцу. У нас же теперь сам знаешь, какая медицина. В больницу со своими медикаментами и личным доктором.
    - А чего ж ты такую, всю из себя "ой-ля-ля" на "дрыголовку" отпускаешь? Тут же одно оторвье собирается, - поинтересовался голос.
    - Зачем ты так? Я тоже на танцы бегал и ничего вырос нормальным: никого не ограбил, не убил, в залож… - Мягонький осекся. - Ну… Это… Короче… В смысле не надо всех огульно, - заикаясь, продолжил Мягонький. - Слышь, брат, отпусти ты ее. Да и других отпусти. Отпусти Христа ради. Отпусти, будешь мне как брат. А то у меня сестра есть, а братьев ни одного. Сестра оно тоже ничего, но все же не брат. Правда? - поинтересовался Антон Павлович.
    - Ну, если ты в том смысле, " все люди братья, не считая баб", то тогда правда, - согласился голос.
    - Ну, так и отпусти племянников своих и дело с концом! - нажал на "голос" А. Мягонький.
    - Каких племянников? - удивленно поинтересовался спрятанный в трубке голос.
    - Ну, как же! Если все люди братья, так значит, дети, ну те, что сейчас с тобой, выходят твои племянники. Так или нет? А если так, то какой же ты дядя? - выстроил философскую концепцию актер Мягонький.
    - Слышь, Ал-Пачино, ты мне совсем мозги замел! Племянники, братья, сестры. Ты я смотрю не актер, а проповедник какой-то. Митрополит.
    - Да нет, я актер. Лет мне уже под некуда. Дочка у меня одна. Ты понимаешь, что такое одна дочка? Даже, если она и не красавица и безголосая. Ты знаешь, что такое ночи не спать. Пеленки менять. Это ж не теперь что тебе и памперсы, и шмамперсы, и питание и чего тебе только не хошь. А в мое время… Актер тяжело вздохнул. Да что говорить. Будут у тебя дети, поймешь. Вспомнишь тогда этот разговор.
    - Да че ты давишь на меня! Что ты буром-то прешь! Да приезжай ты забирай свою дочку. Где она у тебя?
    - Как где? Удивленно спросил актер. У вас. В "Яме"
    - Ну, так и дуй в "Яму" Скажешь, что ты от Ариэля. Получишь свою дочку. Достал ты меня. Все потроха вынул.
    Сердце радостно забилось в актерской груди.
    - Ариэля? - переспросил актер. - Это того, что с крыльями?
    - Ну, да, - подтвердил голос.- Я же тебе сказал тебе, что мы "воздушное воинство". А я Ариэль - предводитель их. Ну, прощай, Мастроянни.
    И голос пропал в монотонном гудке…
    Актер Мягонький, не одеваясь, а так как был в пижаме и ночном колпачке устремился к своей "троечке" За ним, погавкивая и неуклюже переваливаясь, увязалась такса Жужа.
    Мягонький подхватил ее на руки…
    "Троечка" рванула с места и полетела, чихая бензиновыми парами на дорожные знаки и светофоры, к дискотеке "Яма".
    Антон Павлович полагал, что две-три улицы уже будут оцеплены, а он, как назло, забыл прихватить документы.
    - Но ничего, Бог даст, пробьюсь. Уж коли, я ее у террористов отбил, то с федералами как нибудь справлюсь, - заверил собаку актер Мягонький.
    - Ау-ау-уууу Заскулила такса.
    - А я сказал, отобьюсь! - заверил ее актер.
    Собака радостно замахала хвостом…
    Но ни четвертая, ни вторая, ни даже первая улица не были блокированы. Чиста была и небольшая площадь возле дискотеки "Яма" Да и на крыльце не топтался ОМОН. Мало того сквозь закрытые стекло и работающий мотор в салоне "троечки" слышны были доносившиеся из "Ямы", пульсирующие звуки танцевальной музыки.
    - Я от Икара. Представился актер охраннику А.П.Мягонький. Забыв, что голос назвался Ариэлем.
    - Какого Икара? Недоуменно гладя на странный "прикид" неожиданного визитера, поинтересовался охранник. И добавил с ухмылочкой. Ты, дядя, видно ошибся учреждением. На три остановке раньше вышел.
    - Ваша дискотека захвачена террористической организацией. Мягонький запнулся. Как ее. М- м-м. "Небесными гробами"…
    
    - Вы Алекс?
     Начальник дискотечной охраны назвал фамилию, обращаясь к зашедшей в кабинете девушке.
    - Да, - вытирая салфеткой мокрый от танцев лоб, подтвердила она.
    - Вот этот гражданин, - сказал охранник, указывая на актера Мягонького, - заявляет, что он ваш отец. Вы это подтверждаете?
    - Конечно, это мой отец. Папа, а что ты тут делаешь? И в таком виде? - изумленно интересовалась дочь.
    - Как что! Как что! Спасаю тебя от террористов! - обнимая дочь, ответил А.П. Мягонький.
    - Каких террористов? - удивленно спросила дочь.
    - Небесных тихоходов! - пояснил актер.
    - Минуту назад вы говорили, что "гробами", - поправил его охранник.
    - Да какая разница. Главное, что захватили, - отмахнулся от него Антон Мягонький.
    - Разница большая. Никто и никого у нас не захватывал, - заверил А.П. Мягонького охранник.
    - Никого? Никто? - переспросил актер. Тогда я ничего не понимаю. Примерно час тому назад с мобильника моей дочери, позвонил какой- то человек, со странным механическим голосом, и объявил мне, что дискотека "Яма" захвачена террористической организацией… Как ее…
    - Мобильника? - переспросил охранник. Кстати, - обратился он к Алекс, - где ваш телефон?
    - Да здесь. Алекс хлопнула себя по карману.
    Но телефона не оказалось ни в кармане, ни в куртке, ни в зале, ни в фойе. Его вообще нигде не оказалось. Телефон пропал.
    - Актер! Ах! Актер! Без пяти минут, можно сказать, заслуженный артист, а развели, как железнодорожную стрелку. Как же я по тону-то, по интонации не догадался. Небесное воинство. Звездолет. Воздушный коридор.
    Впрочем, сыграл он отменно. Даже Макноль бы поверил. Боже чего я только не пережил за эти минуты. Вот это роль так роль, - объяснял охранникам Антон Мягонький…
    Алекс оделась и с отцом пошла к "троечке". Из кабины несся радостный Жужин лай.
    - Ах, ты моя, девочка. Ах, ты моя, сладенькая, - бросилась к ней Алекс…
    В машине было тепло. На руках у Алекс дремала Жужа. Антон Мягонький отстукивал успокоившимися пальцами затейливый ритм…
    
    В понедельник А.П.Мягонький явился в театр.
    - Ну, Антон Павлович, я весь глаза и уши, - крикнул из-за режиссерского пульта Арнольд Борисович Макноль. - Прошу.
    - Я уполномочен заявить,… Что… Женщины и дети… Мы… Вам… Короче я уполномочен… Антон Павлович насупил брови.
    - Отлично. Чудно. Но почему вы замолчали? - обратился к нему режиссер. - Продолжайте. Мы все во внимании.
    - Арнольд Борисович, я уполномочен заявить, что я отказываюсь от этой роли! - торжественным голосом произнес актер Мягонький.
    - Как отказываюсь? Почему отказываюсь? Что за фокусы! - вскочил из-за пульта Арнольд Борисович Макноль.
    - Перегорел, - спокойно ответил Мягонький и резко бросил в направлении режиссерского пульта. - И вообще наши спектакли - это простите не искусство, а руководство по бандитизму. Этика душегуба. Эстетика насилия. Вы вдумайтесь в название наших пьес, в их тексты. У вас вообще дети есть? Нет, а оче…
    - Так я вас понял, - не дал договорить Мягонькому Арнольд Борисович. - Людмила Григорьевна, попросите на сцену А.С. Омова, а вас, господин моралист, попрошу покинуть зал.
    А.Б. Макноль решительным жестом указал актеру Мягонькому на дверь.
    
    Но роль у А.С. Омова не пошла. Да и актеры неожиданно приняли сторону А. П. Мягонького…
     Вскоре в театре сменилось руководство. Первой своей работой в ТЮЗЕ новый режиссер В. В. Новожилов объявил спектакль "Вини Пух и все кто с нами". Актер А.П.Мягонький без колебаний и раздумий был утвержден режиссером на главную роль. Спектакль прошел с грандиозным успехом. Местная театральная критика назвала Антона Павловича Мягонького "лучшим Пухом всех времен и народов".