Сафо
… Красильный завод. Швейная артель. Десятка два каменных строений. Чахлый парк. Мутное озеро. Пыль. Грязь. Сплетни. Перебранки. Воровство. На географических картах все это безобразие значилось как "г. Ямпольск".
Тысячу лет стоял он без видимых изменений, и еще бы тысячу простоял, но вот кто-то, сидящий высоко и далеко от этих мест, чиркнул на бумаге крючковатую подпись, и в г. Ямпольске принялись возводить химкомбинат.
На официальных бумагах его название звучало вроде шаманского заклинанья. З.К.Ш.Т.П. в народе его окрестили "Лапсан".
В город приехали иностранные специалисты. На улицах зазвучала незнакомая речь.
Магнитофоны загрохотали ритмичной музыкой. Повеяло французским парфюмом.
В Ямпольском ресторане изменилось меню…
Прошел год.
В связи с пуском первой очереди комбината был организован торжественный вечер.
На пригласительном билете номером первым числился концерт. Номером вторым - банкет.
Число приглашенных было жестко регламентированным. В него вошел и круглый отличник, стипендиат, комсомольский секретарь, студент пятого курса технического вуза - Андрей Лозовский.
- Билет на двух персон, то есть можешь взять с собой еще одного человека, - вручая билет Андрею, сказал секретарь партячейки, - невесту, например, есть невеста-то?
- Есть!
- А кто бы и сомневался! По такому красавцу, небось, все девки институтские сохнут! Ну, хорошего тебе вечера, и смотри, чтобы там ни Боже мой! Вечер контролирует высокое начальство…
Ровно в восемнадцать ноль-ноль А. Лозовский вошел в фойе дома культуры с точеной первоклассным природным мастером студенткой педвуза - Наташей Красавиной…
После речей, вручений наград, громких тушей и "винегретного" концерта гости переместились в буфет.
Точнее сказать в сказку. Шампанское - рекой. Икра - банками. Среди холодной метельной зимы - горы фруктов! Живописные холмы причудливой зелени. Красно-зеленые колеса тонко нарезанных помидор и огурцов.
Дивная музыка, льющаяся из динамиков, причудливо сплеталась с оживленным людским говором. Запах хороших духов и сигарет - с терпким ароматом свежих роз.
Наташа пригубила шампанского. Бросила в рот сочную клубничку. Легкий хмель вскружил голову. Душа распахнулась в преддверии счастья, чуда...
Неожиданно динамики смолкли. Затих смех и воркование. Даже запахи стали менее явственны. Все взгляды устремились на входную дверь.
Под руку с пожилым импозантным мужчиной вошла невыразимой красоты молодая женщина. В тот же миг румянец на щеках Н. Красавиной уступил место смертельной бледности.
- Что с тобой? - испуганно воскликнул ее кавалер. - Воды… - попросила Наташа, но, не дождавшись, упала без чувств. В последний момент ее подхватил вошедший с дамой мужчина. Он же требовательно крикнул:
- Доктора!
До знакомства с Лозовским Наташа жила замкнуто и почти не имела не то, что друзей, но и просто знакомых. Это было связано с Наташиным характером, но главная причина крылась в ином. Несколько лет тому назад Наташа потеряла свою лучшую, что называется, не разлей вода, подругу Вику Крестовскую.
Как- то теплым летним утром Вика вышла из дому и не вернулась ни к вечеру, ни к ночи, ни на следующий день. Ямпольская милиция обшарила все переулки, овраги, мусорные ямы…
Опросила всех мало-мальски подозрительных жителей. Один из них заявил:
- Я тут не при делах! Я ее самолично видел на пляже. Читала и чего-то чиркала в тетради. Может….
Подозреваемый мастерски изобразил утопающего.
Следственная группа бросилась на озеро, но ни одежды, ни обуви, ни тетрадей, ни книг не обнаружила. Спасательная бригада перелопатила, точнее "перебагрила" все озеро, нашла массу интересных для краеведческого музея экспонатов, но тела Виктории Крестовской, увы, не обнаружила.
Вокруг этой "смерти - пропажи" ходили всяческого рода мистические разговоры. Купальщики, заплывавшие на середину озера, утверждали, что видели там качавшуюся на волнах русалку.
- Вылитая Витка, - в один голос заявляли они.
В лунные ночи, шатавшиеся по берегу влюбленные парочки, неожиданно натыкались на пустынном глухом берегу на одинокую девушку.
Прошло несколько лет. Разговоры прекратились. Вику забыли.
- Water please! Наташа открыла глаза. Перед ней склонилась её потерянная подруга.
- Вика, - Наташа протянула дрожащую руку к подруге, - Вика. Ты… ты… Я всегда знала, что ты вернешься. Вика… всегда…
- Я не есть Вика, - женщина пожала Наташину руку, - I am Doris Blake. Я работаю на ваш новий комбинат. Как вы себя есть чувствовать? Every think Ok…
Прошло шесть месяцев после этого вечера.
- Проходи в кабинет, - секретарша указала Наташе на дверь кабинета декана факультета, - смелей, не стесняйся…
В узком, темном, будто кладбищенский склеп, кабинете царил полумрак. От громадного окна тянуло холодом. Со стен, точно изголодавшие вампиры, на девушку глядели немощные лица научных светил. Минут пять, ежась от холода, стояла Наташа Красавина в полном одиночестве. Наконец, в стенном шкафу что-то щелкнуло. Дверь заскрипела, и в комнату втиснулся бледный чернокостюмный субъект. Не произнеся ни слова, незнакомец с мастерством иллюзиониста разметал перед Наташей цветные фотографии.
- Посмотрите, пожалуйста.
Голос субъекта звучал точно помповая труба.
- Узнаете ли вы кого-нибудь на этих фото?
Наташа, густо покраснев, молчала.
- Молчание знак согласия! Ну, а коль скоро так, то вот вам ручка. Пишите где, как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Дорис Блейк. Пишите.
- Я ничего не буду писать, - негромко, но уверенно сказала Наташа, - моя частная жизнь гарантирована конституцией.
- Как вам будет угодно, - согласился человек, - воля ваша! Конституция так конституция. Но, уж извините - вот эту бумаженцию вам подписать доведется, не смотря ни на какие конституции. Прошу.
Субъект протянул Наташе казенный лист.
- Что это? Не заглядывая в бумагу, поинтересовалась Наташа.
- Вот это приказ о вашем отчислении из института, - подвигая меловый лист к Наташе, сказал чернокостюмный человек. - А вот эта паперка, - субъект ловко извлек из кармана синенькую бумажку, - направление в психиатрическую клинику.
- А вы собственно кто, - вспыхнула Наташа, - по какому праву вы мне это подсовываете!? Вы что, декан? Врач?
- Я-то, - субъект наигранно почесал висок, - скажем, представитель медико-педагогического ведомства! То есть и декан, и доктор в одном лице. Вас устраивает?
- Почему я… я… должна ухоо-ходить из инссс-ти-тута, - голос у Н. Красавиной задрожал, - поче- му-у-у долж-на обследо-до-ваться!? Я практи-че-е-ски отлични-и-ца и… и… я соверше-е-е-нно здо-ро-о-о-ва!
- Да, нет что вы! Уверяю вам - это только кажется! Вот и заикаетесь вы, и нервничаете…
Потом - вот эти ваши кульбиты и эти, с позволения сказать, кувыркания с иностранной специалисткой Дорис Блейк, - субъект подвинул, точно карточный прикуп, к Наташе фотографии, - ведь это ни что иное, как сексуально-психические отклонения. А это, драгоценная вы наша, весьма и весьма опасная штука! Ведь если вас, милочка, не лечить, то вы через пару лет станете маньяком, или маньячкой - как вам будет угодно. Да, да, да… Поверьте, мне в ваших же интересах лечиться и вылечиться! Ну, учительницей, конечно, вы уже не будете… хоть, как вы утверждаете, практически отличница, но разве же на свете мало достойных профессий?! Вот у нас в городе комбинат новый открывается. Бобинажницы на нем страсть как нужны! Труд, он ведь не только может из обезьяны человека сделать. Он ведь и лесбиянку, - субъект заглянул в фотографии, - ведь это, кажется, так называется? - в женщину превратить может. Так что завтра в девять ноль-ноль извольте быть… только я вас, голубушка, настоятельно прошу - без эксцессов. Не заставляйте медико-педагогическое ведомство прибегать к кардинальным мерам…
Наташа вышла из кабинета и тотчас же бросилась к телефонной будке. Абонент отвечал протяжными гудками. Безрезультатно покрутив минут, пять телефонный диск, Н. Красавина вышла из будки, зашла домой. Сунула в карман длинный кусок синтетической веревки и несколько крупных денежных купюр. Пропетляв, в целях конспирации по городским улицам, она подошла к дому иностранных специалистов. Наташа затаилась в густом кустарнике небольшого скверика.
Темнело. В доме зажигался свет. Вспыхнул он и в комнате Дорис. Наташа со слезами на глазах смотрела на это окно. Больше ей никогда не попасть в эту комнату, где были прожиты лучшие дни ее жизни. Былая жизнь закончилась, а новую, которую обещал сегодня чернокостюмный субъект, не стоит и начинать. Только бы еще раз увидеть мою половинку, мою любимую Дорис, сказать ей прощай и все…
Наташа сжала в руках веревку и уже хотела уходить, но тут из подъезда вышел охранник Никодимов.
Он достал папиросу и сладко затянулся.
- Степаныч! - Негромко позвала его Наташа. - Степаныч!
- Это кто там? - Никодимов вгляделся в темноту.
- Степаныч, подойди к ограде, - позвала Наташа, - дело есть.
Никодимов качающейся моряцкой походкой направился к ограждавшей дом от скверика решетке.
- Ну, кто там? Чего надо?
- Это я Наташа… Красавина…
- А, ты! - криво усмехнулся Никодимов. - Ну, наделала ты, девка, делов! Ох! Наделала…
- Степаныч, пожалуйста, - Наташа оборвала никодимовские причитания, - вызови Дорис. Пожалуйста…
- Да, ты что, - возмущенно засопел Никодимов, - да мне таперича даже покурить выйти нельзя, не то, что по этажам шляться.
- Я понимаю, но я не бескорыстно. Возьми! Все что есть. Тут рублей пятьдесят.
- Ой! Режешь ты меня, красава! Ой! Режешь. Ну, ладно, давай деньги - попытаю.
Никодимов вошел в дом. Минут через десять вернулся и воровато оглядываясь, сообщил:
- Она будет ждать тебя в парке у памятника. Давай, дуй! Но, если что, то про меня ни слова! Поняла!?
Вместо ответа Никодимов услышал только топот удаляющихся шагов и шуршанье опавших листьев…
Наташа, точно метеор, ворвалась в парк. Девушки крепко обнялись и долго молча стояли в сумраке ночной аллеи.
- Когда ты уезжаешь? - первой нарушила молчанье Наташа.
- Завтра, - сквозь слезы ответила Дорис.
- Как же я буду жить без тебя? Как? - целуя мокрые щеки любимой, спрашивала Наташа. - Я не смогу. Я уже теряла тебя один раз… когда ты была Викой… еще одну разлуку я не вынесу. Наташа вытащила из кармана веревку.
- Ты сошла с ума! - Наташа даже в темноте заметила, как побледнела Дорис. - Нет! Надо что-то придумать.
- Что?! Что мы можем придумать? Тебе остаться здесь и просидеть со мной всю жизнь в психиатричке!? Или мне уехать с тобой? Так это фантастичней научного коммунизма! Нет, я все решила. Прощай, моя милая, моя любимая Дорис. Вспоминай меня иногда…
Наташа быстро зашага к парковым воротам.
- Нет, - Дорис бросилась ей вслед, - нет! Мы уйдем вместе! Как ушла Сафо!
Девушки вышли из парка. Пустынной улицей направились в центр города. Редкие фонари освещали их путь, их "Виа Долороза". Вскоре они подошли к высотному зданию. Поднялись на восьмой этаж. Толкнули чердачную крышку. Вступили на чердак. Под ногами противно заскрипел утеплительная крошка. Недовольно забубнили спящие голуби.
Девушки сквозь разбитое смотровое окно вышли на крышу. Чердачная жесть, точно болотная топь, прогибалась от их осторожных шагов. Девушки остановились на краю. Где-то далеко-далеко мокрым асфальтом темнела земля.
- Давай веревку, - попросила Дорис. Наташа протянула ей шелковый жгут - продукт первой очереди химкомбината. Дорис обмотала им свое и Наташино запястье.
-Я начинаю отсчет от десяти, - трепещущим голосом объявила она. - Прощай, любимая.
- Прощай, моя половинка.
Девушки обнялись.
- Десять. Девять… Один.
И они устремились в черную бездну. Мокрый асфальт стремительно полетел им на встречу.
- Ой! Ой! - пронзительно закричала, развешивающая белье на балконе, женщина.
Из чердачного окна, шумно хлопая крыльями, вылетела испуганная криком голубиная стая…
Вскоре темный колодец двора был ярко освещен милицейскими мигалками и фарами амбуланса скорой помощи.
- Обе без сознания, но живы. Если бы не дерево, то и костей бы не собрали, а так…
Вот у этой,- доктор указал на Дорис, - перелом руки и ноги. Вторая…хм-хм… предположительно сломан позвоночник.
Доктор поставил свою подпись в милицейском протоколе и уехал с пострадавшими в больницу.
Вскоре спецрейсом Дорис Блейк отправилась домой.
Наташа Красавина пролежала несколько месяцев в травматологическом отделении Ямпольской больницы.
- Ну, как построчила лэк, сучка? - кричали вслед её инвалидной коляске городские остряки. - Лучше бы у меня отсосала. Целей была бы! Ха-ха…
Наташа прекратила выезды из дома.
Лет через пять - после смерти родителей - горисполком определил ее в пансионат. Первое время и там над ней подтрунивали, но вскоре забыли, кто она и как сюда попала…
Шли годы.
Как- то в посольство страны, в состав которой входил город Ямпольск, вошла красивая, слегка припадающая на правую ногу, средних лет дама.
- Would you like? Поинтересовался секретарь.
Дама молча протянула лист казенной бумаги.
- О! Yes! Yes! Missis Blake! Welcome! Please. Он указал на грузную, ливанского кедра, дверь.
- Good afternoon. Good afternoon.
Навстречу Дорис устремился красивый представительный мужчина.
- Pleased to meet you! I'm…But you can call me simply Andrew. Он чуть коснулся руки Дорис. Sit down please. I'm listening to you carefully.
- I came to you for a specific reason. Дорис извлекла из папки лист бумаги, передала его хозяину кабинета и произнесла с легким акцентом. Мы можем говорить и на вашем родном языке.
Посольский работник кивнул головой и углубился в чтение. Закончив, он снял очки, красивым жестом поправил волосы и мягким сочным, точно перезрелое манго, баритоном поинтересовался.
- Скажите, а вот гражданка Наталья… Он еще раз заглянул в прошение. Красавина! Она кем вам приходится? Сестра? Родственница?
- Нет. Покачала головой Дорис.
- А кем же?
- Как бы это сказать… понимаете, тут много личного… мне бы не хотелось об этом говорить.
- Хм! Хозяин кабинета вышел из-за стола. Вы, насколько я понимаю, хотите перевезти к себе гражданку нашей страны, и говорите с ее представителем какими-то загадками. Вы ведь не пеньку с медом просите, а живого человека!
Дорис тяжело вздохнув начала свой рассказ. Закончив свое повествование, она вытерла клинексом набежавшие слезы. Вновь раскрыла папку.
- Вот бумага от губернатора нашего штата. Вот справка из фискального управления. Вот из министерства иммиграции. Вот медицинское заключение о моем здоровье. Это из страховой компании. Это банковские счета…
- Довольно, довольно! Оставьте все это у меня и скажем, - уполномоченный потрепал в раздумье мочку уха, - скажем, послезавтра… в два часа пополудни… я жду вас вот по этому адресу. Он бросил перед Дорис бизнес карточку.
Дни тянулись медленно и вязко, точно прилипшая к подошве жвачка.
В 14:00 Дорис припарковала свой автомобиль у фешенебельной гостиницы "Windsor" На лифте поднялась на нужный этаж и постучала в номер.
- А вот и вы! Прекрасно! Прекрасно! Прошу вас! Представитель одернул фривольно распахнутый шелковый халат. Простите я несколько в свободном виде. Так сказать, по-домашнему. Садитесь. Коньяк? Джин? Виски?
- Нет, спасибо я не употребляю спиртного, - отказалась Дорис, - нельзя ли перейти непосредственно к моему делу.
- Ну, как хотите, а я с вашего позволения. Он плеснул себе в бокал коньяка "HARDY" Выпил. Бросил в рот кусочек лимона. Раскурил сигару.
- И так ваше дело. Ва-а-а-аше де-е-е-ло, - заговорил он выдувая живописные дымные кольца, - в ва-аши-их руках.
- Я, кажется, понимаю. - Дорис поспешно расстегнула сумочку. - Здесь неплохая сумма.
- В вашем случае, мадам, нужно расстегивать не сумочку, а застежки.
- Я вас не понимаю. Какие застежки? - удивленно спросила Дорис.
- На платье, на лифчике, ну где там еще у вас имеется… одним словом, вы понимаете, о чем я…
- Да вы что… да как вы… - то краснея, то бледнея, зашептала Дорис. - Да, вы знаете… да… вы знаете, как это называется… я… я сейчас вызову полицию…
- No problems, - вызывайте, - только учтите, гостиничный номер зарегистрирован не на мое имя. Так что в случае чего я заявлю о политической провокации. Ваше дело закроют, и
Красавина благополучно сгниет в лечебнице. Если вы этого хотите, то я сейчас же набираю 911 и передаю вам трубку. Ну, как - будете звонить или все-таки будем расстегивать застежки?
- Но я не живу с мужчинами. У меня иная сексуальная ориентация, - стала объяснять Дорис, - возьмите деньги, фамильное бриллиантовое кольцо… антиквариат. Дорис принялась стаскивать с пальца кольцо. - Поймите, я не могу… это противно... это надругательство…
- Надругательство, а как ты, сучка, надругалась надо мной? Ведь я любил ее - Наташу Красавину. О! Как я ее любил! Жениться, хотел. Детей иметь.
- Боже мой! - воскликнула Дорис. - О чем вы… о чем вы говорите? Какие дети? Жениться. Кто вы… кто вы такой!?
- Андрей Лозовский, - мрачно улыбнулся посольский работник, - помнишь такого?
- My God! Лозовский! Эндрю? Вы?! Дорис сделалась белее гостиничных штор.
- Да, то самый, тот, у которого ты, проблядь лесбиянская, увела любимую девушку! Тот, которому ты поломала жизнь. Ведь кроме Наташи я в этой жизни никого и не любил. Я ведь так и не женился. Не смог. Ни семьи, ни детей! Понимаешь ты, коза лесбийская…
- Я вам искренне сочувствую, но поймите! Поймите, что у вас все равно бы ничего с ней не получилось! Не я, так была бы другая женщина - это природа…
- Не знаю, как о природе, - усмехнувшись, перебил ее Лозовский, - но об истории не говорят в сослагательном наклонении. Если бы, да кабы! Если бы не ты, то я и разбирался бы сейчас с другой прошмандовкой. Но ты - это ты! И платить придется тебе! Скажи еще thanks very match, что я тебя только факну тебя во все дыры, а не порежу на куски! Раздевайся, сука!
- Хорошо.
Дорис глотая слезы, принялась расстегивать пуговки на своей блузке…
В теплые погожие дни, коих в здешних краях не в избытке, на террасе уютного бунгало можно увидеть двух женщин. Одна из них сидит в шезлонге другая в инвалидной коляске. Они держат друг друга за руки и молча смотрят на бирюзовую гладь моря.
Сафо, знаменитая греческая поэтесса из Митилен на о. Лесбосе, около 600 до Р. Х., по преданию бросилась с Левкадской скалы в море из-за несчастной любви.