Савич Владимир. ВСТРЕЧА

    
     Хороший мемуарный рассказ. А если вводную часть под условным номером "один", исполняющую роль увертюры, в течение которой автор говорит на вымученном несвоем полуживом языке общих мест, ликвидировать, заменив одним-двумя моментально интригующими фразами, - он будет еще лучше.
    
     * * *
     Негативная оценка рассказа Борисом Ковальским меня ввергла в недоумение. Цитирую финал его рецензии: ""Встреча" - это профессионально сделанная литературная попса. И, как во всякой попсе, здесь используются только заранее известные схемы. Неожиданностей не будет. Открытий тоже. Оттолкнулся в начале и катись себе до финала. А услужливый автор будет бежать впереди и старательно расчищать дорогу".
     Особенно удивило определение "попса" - ведь это приговор автору в той же мере, как и читателю. Обнаружение "попсы" в контексте конкурса для меня совпало с выводом Дана Марковича, публично озвученным в отношении моей иллюстративной графики на Самиздате, - уважаемый Дан объявил, что всё мое изобразительное творчество есть "кич". Озадачившись вдруг возникшим поветрием (смею надеяться, что ВСЁ мое творчества принципиально далеко от подобного определения), через сутки я сообразила, что Даном Марковичем (как и Борисом Ковальским) критикуемый материал, по всей видимости, не соотнесен с жанром. У меня - с жанром книжной иллюстрации (чужих, между прочим, авторов, когда иллюстрации, помимо сверхидеи художника, прямо привязаны к конкретному контексту), у Владимира Савича - с жанром воспоминания.
     Жаркого желания спорить у меня нет. Лишь поделюсь своими размышлениями.
    
     * * *
     Борис Ковальский аргументирует свои выводы в основном тем, что текст легок для восприятия и предсказуем. Особенно предсказуемо, по убежденности Ковальского, самостоятельно эмигрировавшее вослед за бывшим хозяином старое российское пианино.
    
     * * *
     Вполне возможно, что я не самый лучший читатель. Ну, хотя бы потому, что нахожусь внутри литературы, а не вне ее. Но рассказ мне был интересен (за исключением того вводного пассажа, что в тексте отнумерован единицей). Да, он легко и без напряга читается, и легкое чувство юмора автора тому способствует. Наверное, и предсказуема "Встреча" тоже. Хотя я вполне всерьез восприняла внезапное выныривание российского пианино в Америке - почему бы и нет? И не такие странности были в моей, например, жизни, хотя я никогда не была за границей и вряд ли там окажусь. Да и не придала я столь рокового значения злополучному музинструменту - гораздо более увлекли вспоминаемые автором детали и особенно взаимоотношения людей. Что, бабушка героя в рассказе - это попса? Я бы не сказала, что ее реплики слишком предсказуемы. Хотя поведение в целом - да. Но у бабушек выхода иного нет, как только соблюдать по отношению к семейным протуберанцам мудрую дистанцию. В целом, если объединить бабушек как вид, можно, конечно, придти к выводу, что их поведение полностью запрограммировано - на мирное, минимально конфликтное сосуществование всех членов семьи. Тоже - попса, наверное. Мне было очень интересно наблюдать, как у героя происходили на сто восемьдесят градусов повороты интересов. Причем именно тогда, когда до уровня мастерства в любимом занятии оставалось очевидно немного, - благословенная стихия подростковой свободы, канувшая, увы, в прошлое. И бедные родители, все это живьем переносящие, - я, например, своей маме в очередной раз посочувствовала. У меня были виражи другие, но не менее катастрофичные. Какая же это предсказуемость? - скорее, типичность возраста и роста. ("Попса", то есть.) И совершенно естественно УЗНАВАТЬ в такой прозе давно знакомые акценты, которые забыл за давностью лет. И закономерно, что многое окажется предсказуемым - ведь это прошлое, а не будущее.
    
     * * *
     Мемуары - исключительный в литературе жанр. И не потому исключительный, что сохраняет документальную ауру отжитого времени. Его уникальность в том, что поток воспоминаний ЕДИНИЦЫ практически всегда загадочным образом адекватен СОТНЯМ И ТЫСЯЧАМ людей. Причем уровень совмещения точки и множеств, общего и частного, вряд ли имеет реальный аналог в других литературных формах. И происходит это чудо объединения как-то само собой, по умолчанию, за счет причастности каждого к общему пережитому времени. Больше скажу: на фоне такой возможности даже степень литературной одаренности отступает куда-то на задний план, и читатель льет сочувственные слезы на самых простодушных и непритязательных строчках.
     Но готовность читателя к ответному чувству совсем не означает порочного пристрастия к попсе.
    
     * * *
     Собственно, именно к этой задаче и стремится художник-индивиндуалист, не обращающийся к мемуаристике, но пытающийся в одиночку взрастить душой мир всеобщий. Периодически переживая при этом хронические муки чудовищной неудовлетворенности. Сомневаясь, сжигая тома и терпя критику. А мемуарная литература обескураживает парадоксом: чем более точно вспомнишь и конкретизируешь СЕБЯ, неповторимого и единственного (вот уж где деспотия эго способна дать минимально негативные результаты!), в потоке прошлого, тем большее количество ДРУГИХ обнаружат себя максимально солидарными с автором. Без желания вступить с ним в дискуссию.
    
     * * *
     По поводу излишней, по мнению Бориса Ковальского, легкости письма, замечу, что это тоже внутреннее свойство жанра: такая проза не только читается намного легче, чем экспериментальная или проблемная, или еще какая-нибудь, - она и пишется легче. Художник входит во внутренний поток без напряжения - если действительно готов в него войти. И без всяких особых умыслов и сверхзадач следует за ним, минуя истощающий прессинг привычного мучительного напряжения: он знает (или догадывается интуитивно), что поток выберет-отбросит, дополнит, выстроит всё сам. И позже автору останется текст отшлифовать стилистически (помучиться и припомнить более точно особенности чей-то речи, например), завершить сюжетные взаимосвязи в целое и отредактировать в самой малой мере надобности.
     Мемуары - тот удивительный жанр, в котором многие, никогда и не мнившие себя писателями, вдруг начинают писать хорошо. И с большим интересом наблюдаю его развитие в ЖЖ, где этот процесс проявляет себя, наверное, наиболее полно и ярко. И что, это всё - попса? Кстати, замечу, что и на этом конкурсе (если брать не в процентном соотношении, а исходить из общей качественности-некачественности сугубо жанровых подразделений), практически нет воспоминаний, грешащих низким уровнем письма. Более того, почти вся проза, заслужившая высокие оценки жюри, в том числе и та, которую вроде как некорректно причислить определенно к мемуарному жанру, - автор оговаривает представленное именно как рассказ или цикл миниатюр, - в основе своей имела как раз воспоминание, позже подвергшееся стилистической аранжировке и разрыву кровной связи с носителем ради целеполагания. Как правило, за счет воспоследовавших убытков в легкости чтения - зато произошла компенсация другого рода.
     И это совершенно естественный процесс: чем меньше сконструирована проза на уровне сверхидеи, тем менее ментальна, ближе и доступнее непосредственному читательскому чувству. А читателю (да и писателю) бросить более зрелый взгляд в давным-давно знакомое - отнюдь не самый страшный грех. Понятие "попсы" мне кажется в этом случае неприменимым и превышающим разумную меру даже очень глубокого критического несогласия.
    
    
     http://zhurnal.lib.ru/t/tajganowa_t_e/rass-096.shtml