Талисман

     Вначале в руках появился зуд. Зуд родил слово. И слово это было о пропавшем в Бермудах неведомой войны аэроплане, несшем на своем фюзеляже название "Мглистый".
     Георгий Шизокрымский, подписавший этот рассказ, - молодой человек с суровой наружностью ротного каптенармуса, любитель чифира, пухленьких особ женского пола (таких, знаете ли, не обезображенных следами интеллекта) и ненавистник гладкошерстных собак - решил, что слово его есть нечто принципиально новое в мироздании, и вскорости разразился серией гладенько состроченных фантастических новелл о местных аномалиях и неудачных экземплярах клонированных грызунов.
     И если новелла о "Мглистом" периодически устремлявшемся с облаков на головы гадких, подлых низких, одним словом, нехороших людишек (правда, по каким таким критериям отличал "Мглистый" плохих от хороших - ведомо только Бермудским богам), была встречена литературным миром ни шатко ни валко, то повести новоявленного солнца мировой словесности Г. Шизокрымского о "карающих грызунах" (они нападали на тех, кого не смог уделать аэроплан "Мглистый") и о ком-то, "кто прячется в сарае", были встречены прохладно, а кое-где - так и откровенно космическим холодом. "Окололитературный шлак" и "полный отстой" - гласили рецензии.
     Георгий Шизокрымский, недолго думая, ругнул оппонентов "дураками", да и трансформировался в критика. Поначалу от критических рецензий Шизокрымского несло мистикой и таинственностью его новелл: Сыро - писал критик. Мглисто, - замечал Георгий. Чернуха, - бросал Шизокрымский.
     - Помилуйте. Но так же нельзя. Писатели - субстанция тонкая, нежная, хрупкая, а вы на неё с вашим словесным топором, заступился как- то за литераторов критик старой околореалистической школы.
     - Критик - это палач! - провозгласил в ответ Георгий Шизокрымский. И, как герой его психоделического триллера "Смытый в унитазе", пошел рубить своим критическим топором направо и налево, сплеча и наотмашь, попадавшихся ему под руку сочинителей.
     - Какой рукой пишете? - ехидно вопрошал критик у начинающего беллетриста.
     - Автор, где работа со словом? - саркастически интересовался он у маститого романиста, при этом умудрившись совершить в своем вопросе 7 грамматических ошибок!
     Кроме ошибок Георгий Шизокрымский мог ни к селу, ни к городу вдруг вставить в своих писаниях этакое интеллектуально-забубенное, ну скажем: "постмодернистический реализм наших будней" или "инкарнация добра в современной литературе" Но больше был сух и лаконичен: Ерунда! Бред! Чушь! Не понравилось! Дань моде!
     В связи с хроническим отсутствием эстетического вкуса быстро менял свои пристрастия.
     - У меня, милейший, порнография не пройдет! - сурово заявил он начинающему писателю, в тексте которого узрел слово "член". Хотя в рассказе речь шла " о безобидном члене партии"
     - Нивелированная глубина, - изрек, вспомнив термин из своего фабзаячного вчера, критик Шизокрымский, разбирая как-то опус одной известной писательницы, в котором всяких там членов, фаллосов, имитаторов, вибраторов, вагинальных шариков и анальных стимуляторов было значительно больше, нежели чисто слов…
    
     У Владлена Крышигорского вначале было слово, но такое слабенькое, маленькое хрупкое и дрожащее, что даже не верилось, что его мог изречь такой представительный мужчина: манерами и выправкой напоминавший мелкопоместного барина, а мощными плечами и густым волосяным покровом - медведя, но не того очнувшегося от спячки косолапого торопыгу, а того, о котором даже эмансипированные западные дамы, восхищенно закатив свои глазки, говорят "О, этот русский медведь!".
     Одним словом, Владлен Крышигорский не поверил своему слову. Но знакомый литератор, прочитав, сказал, забавно шлепая губами: - "Вроде слово. Хм-хм. Нет, точно слово! Дерзай, старичок!"
     Владлен расхрабрился, да и выдал горку коротеньких розово-голубых рассказиков под общим названием "Ностальгический дым". Друзья и знакомые встретили их весьма дружелюбно, но, как ни старался Крышигорский забраться на литературные вершины, дела его шли, увы, не в гору, а, мягко говоря, катились по укатанной: там похвалят, здесь ругнут, там похвалят - во общем, как у всех.
    
     Для рывка наверх чего-то не хватало. Какой-то малости. Вздора. Ерунды.
     "Может, талисман удачи купить?" - подумал Владлен и, лавируя в толпе жаждущих исцелений и просветлений граждан, протиснулся в тесную, темную каморку, в которой принимало заглянувшее в город писателя Крышигорского светило мирового шаманизма - Юань-Гони.
     - Чего понишь, однако, хочешь? - поинтересовался шаман, лицом и манерой разговора напоминавший первого президента России.
     - Мне талисман! - провозгласил, как душу шаманскую потребовал, писатель Крышигорский.
     - На бизнес понишь, или мужскую силу? - ударив в звонкий бубен и зевнув, спросил шаман.
     - Мне б это понишь, на литературу, однако - подстраиваясь под шаманский стиль, попросил Крышигорский.
     - Шикалу - это для бизнес, однако. Бадабум - это понишь на женщина, - перебирая костяшки, стеклышки и деревяшки в небольшом кожаном мешочке, приговаривал Юань-Гони. А вот понишь, однако, и твое.
     И светило шаманизма протянул Крышигорскому напоминавший бутылочный сургуч глиняный кругляшок.
     - Гарантируете? - строго спросил Крышигорский, проталкивая голову в суровую нитку, на которой болтался кругляшок.
     - Не первый год камлаю, однако! - обиженно воскликнул Юань-Гони.
     - Да вы что, молодой человек, - вмешалась в разговор бледнолицая шаманская ассистентка, - на вас же сейчас живая Букеровка висит!
     - А на Нобелевку есть? - взволнованно поинтересовался Крышигорский.
     - - На Нобелевку на 20 единиц дороже, - деловито сообщила ассистент.
     - Хорошо, дайте ту, что на Букеровку, - попросил скромный Крышигорский.
     - Но если поломается - кирдык, понишь, удаче. Ну чувырла однако, - подталкивая Крышигорского, сказал, на прощание постукивая в бубен, шаман.
     - Чего?! - обиделся Крышигорский.
     - Это Юань-Гони желает вам удачи - успокоила писателя шаманская бледнолицая ассистентка.
     -
     Прошло какое-то время, но талисман не действовал. По крайней мере, Крышигорский этого не ощущал. Ни мыслей, ни стилевого блеска кругляшок Крышигорскому не придал, но зато новый написанный уже с талисманом сборник "Дворы и Улицы" попался на цепкий глаз титана критической мысли Георгия Шизокрымского.
     Так, что мы имеем? - начал свою рецензию на "Дворы" Г. Шизокрымский. Ерунда! Не понравилось! Чернуха!
     Впервые на Крышигорском критик Шизокрымский сформулировал новый русский вопрос - "Дадите ли вы почитать это своему сыну?"
     Сына у Владлена Крышигорского не было, а был компьютер, попугай Курилка и вот теперь еще талисман.
     Почитать Курилке не представлялось возможным, он и сам был любитель поразглагольствовать. Тогда Крышигорский возьми да и зашли обруганные критиком Шизокрымским "Дворы и Улицы" на литературный конкурс "Малый Литсет". Через день пришел подписанный учредителями проекта позитивный отзыв, а месяц спустя Крышигорский стал лауреатом конкурса.
     "Автора рассказа ждет приз - стрижка с укладкой в ведущем парикмахерском салоне Столицы!" - сообщалось в полученном письме из "Малого Литсета". Цена такой стрижки по прейскуранту тянула порядка 50 евро, но, так как жил Владлен Крышигорский у черта на рогах, и за те деньги, что он истратил бы на поездку в Столицу, победитель спокойно мог бы стричься всю оставшуюся жизнь, то и предложил литератор в своем ответе учредителям следующее:
     "Уважаемые господа! Исходя из того, что в Столице я не живу, и прибыть туда в ближайшее время не имею возможности, то прошу причитающиеся мне от приза сумму употребить на подстрижку столичных беспризорников".
     Крышигорское предложение, попав в СМИ, переросло в акцию столичного масштаба. Многолитражное издание "Юность Столицы" взяло у лауреата литконкурса и организатора акции Владлена Крышигорского обширное интервью. Окрыленный, как говорили в старину, успехом, Владлен Крышигорский повесил талисман, аккурат приходившийся на ложбинку, в которой по словам Юань-Гони, покоится душа, и принялся за новое творение под рабочим названием "Заборы и Плетни". Из золотистой рамки на Владлена Крышигорского смотрел отпринтованный и поставленный на рабочий стол портрет критика: строгий взгляд, хмурые брови, тонкие злые губы, на которых как будто застыли слова: - "Прочел. Не понравилось".
    
     Литератор Крышигорский не ошибся. Рецензия Шизокрымского гласила: -
     " Новоявленный инету автор Крышигорский радует меня только одним - Постоянством! Ибо очередное его творение вновь - Чернуха! Интересно, - вновь задавался понравившемся ему вопросом в заключительном абзаце рецензии критик Шизокрымский, - дал бы господин Крышигорский прочитать свой опус собственному сыну?"
     Но, как было сказано выше, так как ни сына, ни дочери у Крышигорского не было, то Крышигорский, не откладывая дела в ящик, вновь отравил "Плетни" на новый литературный проект "Большой Сетет".
     - Этот Крышигорский - несомненное явление в литературной сети! - заявил в приватной беседе генеральный директор проекта, а через месяц Владлену Крышигорскому явилась победа и главный приз "Большого Сетета" - "Сеанс коррекции фигуры (массаж) в вертикальном солярии в ведущем салоне Столицы" И вновь акция.
     "Победитель жертвует свой приз хворающему ревматизмом председателю Столичного правительства" - под таким заголовком вышли столичные газеты. С литератором провел интервью лицензированный правительственный вестник "Желтый дом". Имя Крышигорского стало известно в коридорах власти.
    
     С большой надеждой на Букеровку принялся Владлен Крышигорский за свою новую литературную вещь "Размышление о былом". Но тут случилось неожиданное: на десятой странице "Размышлений" гуляющий по столу попугай "Курилка" со словами "какого хе.." клюнул Крышигорского в то место, где живет душа - слава Богу, там висел талисман, который желто-серой пылью ссыпался на писательские колени. Критик Г. Шизокрымский, глядевший из золотой рамочки, злорадно улыбнулся…
     Вышедшая из-под клавиш, уже без талисмана, новелла, была индифферентно встречена литературными проекта, зато получила высокую оценку критика Шизокрымского.
     "Читал. Понравилась! Владлен, крепче держите литературный штурвал! Вы на правильном пути. Вот что значит настоящая критика. Ваш Шизокрымский".
     Без проклятого кусочка глины дела пошли из вон рук плохо. Дошло того, что Владлен сочинил новеллу "Что-то ухнуло в колодце", с недоумением встреченную бывшими почитателями и высоко отмеченную критиком Георгием Шизокрымским.
     "Еще один рывок и вы приблизитесь к высотам моего "Мглистого!" - провозгласил критик.
     Что нам надо? Что нам надо? Мучил вопросом из рекламного ролика пенсионного фонда писатель Крышигорский себя и попугая Курилку.
     И сам себе отвечал. Надо, однако, срочно искать Юань-Гони.
     Но Юань-Гони давно уже делал свои юани где-то на другом конце света, а удача нужна здесь и сейчас…
     Владлен Крышигорский, назанимав кучу денег, взял билет и поймал светило мирового шаманизма где- то в небольшом городке, расположенном в австралийской пустыне.
     - Опять ты, однако, - удивилось светило, увидев перед собой литератора Крышигорского. Что у тебя понишь?
     - Талисман разбился, однако, - быстро заговорил писатель. - Удаче понишь кирдык! Новый хочу, и такой, чтоб не бился, однако!
     - Тебе чувыр-кадил на какую удачу. Программистскую - марыл-кормил или микробиологическую? - роясь в своем кожаном мешочке, поинтересовался Юань-Гони.
     - Мне на литературную и покрепче, - потребовал Крышигорский. - Такую чтоб на века!
     - Держи, однако, как от сердца отрываю, - и Юань-Гони протянул привязанный к крепкой цепи небольшой хорошо отполированный камешек.
     - Так его ж только по воде пускать! - возмутился писатель, принимая талисман.
     - Да вы что, молодой человек! Как вам не стыдно - у вас же в руках не просто Нобелевка, у вас премия, у которой еще даже и названия нет! - вмешалась в разговор подзагоревшая в странствиях ассистентка.
     - Ну, чувырла однако, - Ударив в бубен, попрощался с Крышигорским шаман…
     Недавно Владлен Крышигорский закончил новый цикл новел под общим названием "Талисман", однако нигде его пока не публиковал. Ждет отзыва критика Георгия Шизокрымского.