Конкурсная трагедия

    
     Герой этого невеселого рассказа - Федор Антонович Филькин - родился в небольшом малороссийском городке Пропойске. Трудно сегодня сказать, откуда взялось это странное для населенного пункта название. Одни говорят, будто великий государь Петр Алексеевич, проезжая некогда через городок, был так поражен количеству пьяных жителей, что и сам не удержался и пропился вчистую. Другие утверждают, будто запил здесь не то Александр Сергеевич, ехавший в южную ссылку, не то Федор Михайлович, возвращающийся с сибирской каторги. Ну да что гадать, городов с подобными названиями в былые эпохи по Руси было раскидано множество.
     Но грянули новые времена! И захолустный Пропойск был преобразован в районный центр - Краснознаменск. Перемены - переменами, а страсть - страстью. Пил народ и в Кранознаменске! Не брезговал спиртным и молодой краснознаменский хиппак - Федя Филькин. Но, в отличие от матерых краснознаменских алкашей, Федор Филькин рассматривал свое пьянство не как способ времяпрепровождения, а как форму некоего соц. протеста! На этой почве был не понимаем пьющими массами и бит представителями властей.
     Трудно сказать, чем бы это все закончилось, не встреть Федор присланную по распределению в краснознаменскую газету "Шлях Ильича" Розу Штейн. Федя самозабвенно полюбил Розу. Бросил пить, в пику властям добавил к своей фамилии приставку Штейн и... неожиданно стал писать. Вскоре он уже был лит. редактором районной газеты "Краснознаменский пчеловод" и пробыл на этой должности без малого 10 лет! Но, как сказано в умнейшей из книг, "ибо только Я знаю предназначение ваше. Чтобы дать вам будущность и надежду"...
     Теплым весенним вечером новеллист радикальной североамериканской газеты "Перспектива нового места" Федор Антонович Филькин-Штейн (переименованный на американский манер во Фрэда Филькинштайна) сидел на своем балконе в окружении коллег по газетному ремеслу. На дворе колобродил май, щекоча ноздри собравшихся сиреневым дурманом. На небольшой клумбе цвели тюльпаны, радуя глаз газетчиков многоцветной распущенностью своих лепестков. А в кронах старых деревьев, плотной стеной окружавших глухой дворик филькинштейнского дома, волнуя уши слушателей, щебетали птицы. Мир царил на земле, на душах покой и умиление.
     На небольшом антикварном столике в стиле ампир - германская водка "Распутин"; на кухонной плите скворчало канадское блюдо "Путин" (жареный картофель с плавленым сыром). Пьянели от запахов и водки, но на цивилизованный манер. Без надрыва и жлобства. Обращались друг к другу на возвышенно-ироническом "Вы", безбожно при этом мешая неологизмы грянувшей эпохи интернета со старорежимными оборотами и советскими анахронизмами. Меж гостей в мужских сандалиях на босу ногу сновала жена Фрэда Филькинштайна - американизированная mature woman - Роуз Штейн. В небе зажглись первые звезды, и Роуз сказала:
     - Федя, пора отдаться силе ночи!
     - Дорогая, - Филькин-Штейн нежно обнял жену, - у нас еще бутылочка "Амаретто". Недовольно зашаркав сандалиями, Роуз отправилась за ликерными рюмками. На балконе стало тихо.
     - Как хорошо, друзья мои. Как хорошо! - нарушил тишину редактор, разглаживая свои пышные усы. - Знаете, милейший Фрэд Антонович, читая ваши последние работы и наблюдая прогрессирующий рост вашего пера, я вот о чем подумал. Не впрячься ли вам в какой-нибудь интернетовский конкурс и достойно представить наше "Место" в сети? - жуя "Путина" спросил редактор, и, указав вилкой на долговязого человека со следами тяжелых запоев на лице, добавил: - А наш вебмайстер поможет вам с техническим трудностями. Поможете?
     - Big deal, - буркнул мастер и взболтнул остатки "Распутина".
     - Good idea, - хлопнул Фрэда по плечу фоторепортер.
     - Пробовал я уже, господа, - смущенно заговорил Филькин-Штейн.
     - Правда?! - заинтересовано вскрикнули присутствующие.
     - Да уж куда как!
     - Так хвалитесь, несносный вы человечище! - воскликнул редактор, расплываясь в улыбке блудливого кота.
     - Хвалиться-то, однако, нечем, - смущенно ответил Фрэд Филькинштайн и затянулся самопальной сигаркой. - Консольнули (отказали) меня с этого конкурса уже с отборочного этапа...
     - Как так? - удивился фотокорреспондент. - Может, вы того, неправильно въехали в тот конкурс? Может, вы это... собаку не подцепили или... не там "дотком" поставили?
     - Чего неправильно?! Вы за кого меня держите? Я что, по-вашему, и емелю отксерить не могу? - путая термины компьютерного сленга загорячился Филькинштайн.
     - Да не слушайте вы его, Федор Антонович. А вы не перебивайте, а то останетесь без "Амаретто", - прикрикнул на фотокорреспондента редактор.
     - Конкурс "Тет-а-тет с Парнасом" назывался, - продолжил Фрэд Филькинштайн. - Жюри. От имен аж чердак снесло. Денежная премия, небольшая, но все же... - Фрэд замолк. Наступила тревожная тишина. Собравшиеся насупившись смотрели в сторону редактора.
     - Федор Антонович! Вот этого не надо! - вскричал редактор. - Вы же прекрасно знаете, что у газеты трудные времена. СМИ сегодня в загоне. Печатному слову не верят. На рынке адвертайзинга идет жестокая борьба. Жулики конкуренты, натурально говоря, наступают на подметки, а вы со своими пошлыми намеками. Кому как не вам, милейший Федор Антонович, не знать, что награда за писательство кроется в самом писательстве... - и редактор обиженно отвернулся.
     - Да я так... К слову сказал, - засмущался Фрэд Филькинштайн. - Меня ведь этих бриллиантовых надежд в тот час же и лишили.
     - Кто лишил? - вопросили коллеги.
     - Да некий Пантелеймон Подкавыкин. Знаете, что он мне написал? - Слушатели неопределенно пожали плечами. - Прозаическая отрыжка, вот что! Ни одного, говорит, лингвистического маячка. Ни одной, понимаешь, солидной гиперссылки. Разве с таким придурковатым героем как ваш можно сделать прорыв в новое лит. измерение?
     - Ну что это такое, в самом деле, господа! Ну, так же нельзя, - завозмущался редактор.
     - Я поначалу тоже подумал, что нельзя. Однако когда посмотрел на их маячки и на гиперссылки, понял, что можно. Самыми продвинутыми героями оказались знаете кто? Виниловый анус и использованный тампакс! - усмехнулся Фрэд Филькенштаин...
     - Ясно, Сорокин и его стая, - вспыхнула Роуз Штейн, наливая всем на посошок.
     - Роуз чудовищно права, - вытирая капельки итальянского ликера c усов, взволнованно заговорил редактор. - Это, безусловно, влияние шершавой эстетики "Голубого сала" на нашу великую литературу.
     Редактор встал и, разминая затекшие члены, объявил:
     - Что ж, друзья! Последуем совету нашей гостеприимной хозяйки и отдадимся силам ночи.
     Все встали и, немного потолкавшись в проходе, вышли на улицу.
     - Федор Антонович, да плюньте вы на весь пост... мост... И в Бога душу... Последуйте моему совету, плюньте и разотрите, а я вам завтра ссылочку на другой конкурс подошлю. Отличный конкурс. Никакого сюра-мура. Один живой реализм. Образы, характеры, жюри и премия, между прочим - неплохая, - целуя новеллиста в мокрые, пахнущее жженной вишневой косточкой губы, пообещал редактор.
     Через несколько дней новелла "У новых берегов", номинированая радикальным североамериканским печатным органом "Перспектива Нового Места", появилась среди участников конкурса "Литература без границ".
     Три дня провисел рассказ рядом с инициалами членов лит. жюри и назначенным гонораром. На четвертый день Фрэд неожиданно обнаружил в нижнем правом углу ссылочку, гласившую "Отклики". Право, друзья мои, лучше бы бедный Федор Антонович Филькин-Штейн не заметил этой несносной ссылочки. Лучше бы он как-нибудь прошел её стороной. Но клацнули зубы пластмассовой мыши и... в душе и доме бывшего зав. лит. частью районной газеты поселилась беда. Трагедия! Катастрофа!!
     Первый отзыв - "Литературный онанист" - потряс писателя своей дикой нелепостью. Федор Антонович не был онанистом, даже когда не знал Розу Штейн. Фрэд нахмурился и отказался от завтрака. Роуз Штейн насторожилась.
     - Федя, что произошло? - Нежно поглаживая мужа по голове, спросила она.
     Ох, это женское сердце, чующее беду, как кошка сало! Федор Антонович раздраженно сбросил её руку и потащил жену к компьютерному экрану.
     - Вот, полюбуйся оценкой творчества твоего разлюбезного супруга, - тыкая в кристаллы монитора, сказал Филькин-Штейн и, тяжко вздохнув, добавил. - Зачем только я взял твою фамилию...
     - К чему это ты клонишь, Федя? - насторожилась Роуз Штейн...
     - Да к тому, милая, что я опозорил её, - патетически вскричал Федор Антонович. Филькин "онанист" это еще, куда не шло, но Штейн!... - Тут внутри у Федора Антоновича что-то заклокотало, и он вместо слов стал издавать звуки неисправного карбюратора.
     - Брось обращать внимания на глупости. Ты же талант, дышащий страстью и морозной ясностью осени бытия. Ты веришь мне, Федор? - И Роуз протянула мужу его любимую булочку...
     - Роза! - отбрасывая теплый калачик, вскричал Федор Антонович, - какая морозность?! Вот где метель! Вот где холод чувств! - Он указал на экран. - А у меня так - изморозь какая-то. Новеллист затих, обиженно надул щеки и стал похож на грозовую майскую тучу. С силой выдохнув воздух, Фрэд вновь заговорил:
     - По мордасам бы этого критика да по санкам. Впрочем, дождешься тут с демокрасями да прайвесями. Лукавый либерализм, тьфу ты, Господи, - и Федор Антонович нехорошо сплюнул на пол. - У нас бы, - он кивнул за окно, - за такое - заточку под ребро и головой в колодец...
     - Федор! - Заламывая руки простонала Роза Штейн, - что ты говоришь. Мы же были непримиримыми борцами с тоталитаризмом.
     Насвистывая "Марсельезу", Фрэд иронически улыбнулся. Он хотел еще что-то добавить, но в это время в комнату вошел поджарый, как бегун на длинные дистанции, пудель Бобо и вопросительно посмотрел на хозяев. В его плутовских глазах мерцал вопрос: "Мы вообще-то жрать сегодня будем или нет?" Вскоре Бобо хрустел собачей радостью, а Федор Антонович пил стакан обезжиренного кефира…
     Всю ночь новеллисту снился виниловый анус, аппетитно уминающий шершавую эстетику голубого сала… Утром, минуя туалет, кухню и телевизионные новости, Федор Антонович устремился в свой маленький кабинет, устроенный в одном из стенных шкафов квартиры. Нехотя оживали машинные внутренности. Лениво щелкали мембраны, негромко звенели телефонные бубенцы и приятно шуршали волны web-страниц, вынося волнующегося Филькенштайна к берегам лит. конкурса "Литература без границ". Вот и знакомые имена жюри, и сумма обещанного гонорара, и страшная, как неподавленная огневая точка врага, сноска "Отклики".
     - Господи, спаси и сохрани, - прошептал Фрэд Филькинштайн и осторожно клацнул мышью в правом нижнем углу.
     Равнодушная к молитвам машина загудела. Быстро побежала густая синяя линия, соединяя Федора Антоновича с враждебным миром "Откликов". Чего только не просил в эти мгновения у Создателя бедный работник радикальной газеты "Перспектива Нового Места" Федор Филькин-Штейн. Он так хотел увидеть на голубой глади экрана что-то одобрительное в свой адрес от председателя жюри Г. Рафоманова или, на худой конец, от спонсора конкурса финансиста О. Фигова.
     "Петух пера, на литературной куче г.", - гласила надпись. В реалиях сегодняшних дней - это был удар, что называется, ниже пупка. В этот день новеллисту не писалось. Для письма нужны незатуманенные мозги и железобетонный зад. Федор Антонович же подпрыгивал как стрекозел, а на душе имел сумрак и тоску. Вечером он снова клацнул по ставшей магической сносочке "Отклики". К "Онанисту" и "Петуху" безжалостная машина присовокупила гадкие стишки. Филя грозный онанист! На словесность не дро..ись…
     - Роза, я этого не вынесу! - вскричал Федор Антонович.
     - В самом деле, что он так к тебе привязался? Ты, может, его чем-то обидел??
     - Чем же я мог его обидеть, Роза?
     - Может, ты про него фельетон написал?
     - Розочка, ну я тебя умоляю. Ты знаешь нашего редактора. Он же боится даже собственной тени.
     - Действительно, - согласилась жена. - А что, он только на тебя гадости пишет или конкурентов тоже? - Поинтересовалась Роза.
     - Да я не смотрел, неудобно это как-то, - ответил писатель.
     - А ты посмотри.
     Федор Антонович удивленно глянул на жену.
     - Посмотри, посмотри, - подбодрила мужа Роуз.
     Дремавшая в углу стрелочка дернулась и осторожно поползла к фамилии висевшей над Ф. Филькинштайном. Критик побывал и здесь. Он был вездесущ и лаконичен. Онанистом оказался и сосед снизу, а "петухом" и претендент висевший тремя строчками ниже.
     - Фрэд, - взволнована, обронила Роуз(?), - он мигрирует, как СПИД по планете!
     - Роуз, ты права! - потирая переносицу, обронил Филькинштаин, - он напоминает мне триппер!
     Роза с нескрываемым любопытством посмотрела на мужа.
     - Никогда не знаешь, где его подцепишь! - Воскликнул новеллист.
     - Ну вот и напиши ему об этом, - посоветовала Роуз.
     - Я подумаю, - пообещал новеллист, выходя на кухню.
     Первый стопарик ушел в Федора Антоновича, как уходит в бой опытный взвод спецназа. Быстро и решительно. Второй - как организованная высадка морского десанта. Неторопливо и обстоятельно. После третьего Фрэд Филькинштаин вернулся в свой кабинет и, устроившись в щегольском кожаном кресле, по-петушиному вскрикнул: "Ну, я тебе сейчас заделаю маячков!"
     Грянул мощный взрыв компьютерных клавиш! Осколками полетели непереводимые слова и образные выражения. Высокий слог старосветского языка путался с ерническим диалектом времен "обманутого поколения России". Как тифозный больной заметался компьютерный худломер, но, утомленный неподдающейся ему игре слов и гиперссылок, беспомощно затих. "Знай же, топтун, - закончил Филькин-Штейн, - что на всякий триппер есть свой бициллин!" В тесном пространстве стенного шкафа повеяло пьянящим воздухом победы.
     Довольные, уснули прямо в кабинете. Федор Антонович успокоено храпел. Роза Штейн мирно посапывала. Пудель Бобо удовлетворенно подергивал ушами. Наутро, открыв слезящиеся глаза, Федор Филькин-Штейн увидел... "Облыси свою ноголову..." Дальше шел короткий, но исчерпывающий инструктаж по сбриванию растительности с гениталий.
     Федор Антонович заплакал. Анна Штейн пошла готовить кофе. Собака виновато поджала хвост.
     За окнами розовел тревожный восход нового дня конкурсной трагедии. Критик по-прежнему писал. Федор Антонович отвечал. Застопорилась работа в газете. Деньги уходили на дорогие транквилизаторы. Без дефицитного элениума Фрэд Филькинштаин уже не засыпал.
     Наконец писатель понял, что проиграл. Осознав это, новеллист радикальной североамериканской газеты написал письмо с просьбой снять свой рассказ с конкурса. Как только с экрана пропали ненавистные "Отклики", к Федору Антоновичу вернулся аппетит и впервые за много дней он заснул без снотворного.