Точка бифуркации
- Придержите лифт! Погодите! - закричала девушка, вбегая в подъезд. - Минуточку…
- Да хоть две! - улыбнулся ей из кабины лифта молодой человек. - Такую девушку можно ждать всю жизнь.
- Спасибо за комплимент! Поехали!
- Это не комплимент, а констатация неоспоримой истины. Вам на какой этаж?
- На последний.
- А мне на восьмой.
Двери, издавая звуки ши-ша-шу, закрылись. Лифт, натужно гудя, покатил вверх.
- Вы в этом доме давно живете? Всего два дня как квартиру получил. Еще никого не знаю.
- Нет, я здесь не живу, - ответила попутчица. - Так, к подруге в гости. А вы с родителями?
- Что?
- Я спрашиваю, вы, с родителями квартиру получили, или с супругой?
- Да нет, сам по себе. Родители живут в другом городе, а супруги у меня нет. Не нашлась еще.
- Ну, с квартирой найдется!
- Вы думаете?
- Уверена! Такой симпатичный человек, да еще с квартирой. Вы, наверное, из отряда космонавтов!
- Нет не из отряда, но и не скажу, что не имею к нему отношения. Меня, кстати, Борис зовут, а фамилия Левин. Не хотите ко мне зайти, отметить так, сказать, мое новоселье и защиту диссертации по теме «асимптотическая устойчивость в точке бифуркации»?
- Это еще что такое? - изумилась попутчица.
- Асимптотическая устойчивость или точка бифуркации?
- Лучше про точку.
- Ну, если коротко, то точка бифуркации... в общем, через нее даётся описание перехода какой-либо физической структуры из одного состояния в другое, когда молекулы колеблются, диффундируют между собой, и при определённых их соотношениях вся структура переходит в совершенно новое состояние. Так возникает «порядок из хаоса».
- Интересно.
- Правда! Ну, так и станьте для меня этой самой точкой. Приведите меня в порядок! Вы мне очень понравились. Ей-Богу!
- Любовь с первого взгляда, что ли?
- А почему собственно и нет!? Разве вас возможно не полюбить? Вы же красавица.
- Красивые обычно глупые. Вы же человек умный, образованный…
- Я с вами не согласен. Красота для женщины важнее ума. Потом, я уверен, что вы не только красавица, но и достаточно умная девушка. Учитесь по видимому в пединституте - будущая учительница младших классов. Я угадал?
- В университете. На филологическом.
- Ну, значит будущая учительница словесности.
- Нет, учительницей я не хочу…
- А кем же? Писательницей? Я угадал!
Девушка согласно кивнула.
- Мадам писательница, лифт уже, между прочим, подъезжает к моему этажу. Так как начет моего предложения?
Попутчица задумалась…
Дом Валентины Федоровны Тульчиной являл собой, как говорят думающие люди, полную чашу: полированный гэдээровский сервант, шерстяной таджикский ковер, деревянные польские кровати. Все это благополучие она заработала шитьем - в клиентах у нее ходила добрая половина города.
Хотя в молодости готовилась Валентина совсем к другой деятельности, но на заре ее семейной жизни с Николаем Ивановичем Шитиком, тогда еще, просто Колей случилось вот что.
- Валька, ты че это делаешь? - Заглянув как-то через плечо супруги, поинтересовался Николай. - Пишешь? Может донос на супружника!
- Какой донос! Роман хочу написать, а ты мне мешаешь.
- Ну ты фу ты! Мешаю. Писательница - марательница. Брось ты эту херню, а займись бабьим делом. Шей! У моей мамаши как раз швейная машинка простаивает. Зингер, кажется, называется. Батя с войны привез! Шей и копейку заработаешь и друзей нужных приобретешь.
Все это Николай Иванович сказал, когда он еще слыл за перспективного футболиста - центральный нападающий - его даже пророчили в сборную страны, но то ли в силу звездной болезни, то ли в силу слабости характера стал он, что называется, заглядывать в рюмочку.
- Знаешь, Колян, - сказал ему как- то тренер, - футболист ты хороший, но на хер мне эта головная боль. На пацанов действуешь разлагающе. Режим нарушаешь. С такими темпами ты через год другой и по мячу не попадешь. Так что послушай старика - иди-ка ты, Колян, пока еще ноги держат, в заводскую команду "Шарикоподшипник". А что!? Завод что надо. Орденоносец. Будешь как сыр в масле. Высший разряд. Премиальные. Тринадцатая зарплата и главное пей - захлебнись, но мне такой хоккей как ты - в команде не нужен.
Николай так и поступил. Играл за заводскую команду. Потом ее же и тренировал. Пил, а кто не пьет. Кроме этого был весьма общительным человеком и оттого к нему на праздники, юбилеи, торжества набивалась туча народу и всякому гостю находилась и рюмка водки, и кусок хорошей селедки, и…
После торта и чаю, как правило, наступал черед песнопениям и танцам.
Тульский баян, на котором играл старший сын Валентины Федоровны - Юрий
(студент музучилища), выдавал то задумчивую песню, то разухабистую плясовуху. Отплясывая барыню, или положим, цыганочку (танцевать, которые была мастачка - солистка ведущего танцевального ансамбля города - дочь Валентины Федоровны - Зина) гости так били в пол каблуками и шпильками, что казалось: вот-вот обрушится не только потолок, но и сам железобетонный дом.
Однако ни снизу, ни сверху, ни сбоку не бежали разъяренные соседи, поскольку они же и били в пол каблуками и осыпали шпильками мел с собственных потолков, а бывало, что даже срывали с них и дорогущие хрустальные люстры. Отойдя же, от похмельного головокружения и тошноты чертыхаясь, они подвешивали люстры, белили потолки, чтобы спустя месяц-другой вновь собственными же коленцами сорвать все это дело с потолка…
Так и жили сытно, весело, раздольно и казалось, что раздолью и веселью этому не будет конца. Но женился и увез с собой баян сын Юрий. Вышла замуж и выбивала танцевальные коленца в другом городе и в другой семье дочь Зинаида…
- Ну, как у тебя доченька дела? Поинтересовалась в первый свой приезд к дочери Валентина Федоровна. - Выглядишь ты как-то не очень. С мужем что не так? Слышала я, что пьет он у тебя.
- Пьет!? Да вы что, мама!? Выпивает немножко это да, но чтобы пить, никогда не видела. Пьет, не пьет, главное, что я его люблю.
- Правильно доченька! Любишь. Кто бы сомневался. Только любовь-то она, доча, слепа! Вот и не замечаешь ты, что… ну, так я тебе как мать скажу. Любишь ты, кровинушка моя, натурального козла! Выпивает немножко! Да он же пьянь не просыхающая! С таким и детей страшно иметь. Станет дебил с огромной головой сквозь тебя лезть, ан не пролезет? Придется кесарить, а там еще чего лопнет это как его ??? Пере.. ми. Анит… Перитонит, во!
- Да, ну вас мама напугали вы меня совсем. Перитонит! Вы так и впрямь накликаете беды. Ну, вас совсем…
- Все, все молчу, доченька, я ведь не со зла. Я хочу, как лучше. Всякая мать своему ребенку только счастья желает. Вот будут свои дети, тогда поймешь…
От дочери Валентины Федоровны рейсовым автобусом поехал к сыну.
- Как, сынок, твои дела? Как живешь-можешь? - спросила Федоровна, как только Юрина жена вышла из дома в магазин.
- Хорошо живу мама! Квартира хорошая. Жена отличная хозяйка.
- А по этой части она у тебя как? - Федоровна на манер Элвиса Пресли вульгарно покачала бедрами.
- Я вас не понимаю, мама…
- Все ты, понимаешь, сынок. Все ты понимаешь.
- Да, вы, мамаша, меньше слушайте, что всякие сплетники болтают!
- Люди, сынок, зря болтать не станут. А потом у меня, что своих глаз, что ли нет!? Чай не первый год на свете живу. Навидалась уж много чего. И вертихвостку от порядочной бабы уж как-нибудь отличу!
- Мама, ну вы право, как-то уж сгущаете краски! И понапраслину несете. Она вас вон как встретила. - Юрий широким жестом обвел стол. - И винегрет и красная рыба.
- Встретить и жить, сынок, - это две большие разницы. Мне что - съела, да уехала, а рога носить тебе! Еще не дай Бог прирежет-то полюбовник. А что, такое у нас кругом и рядом…
- Ну, мама! Ну, совсем вы, право! Зарежет. Полюбовник. Вы как будто хотите накликать на мою голову беду. Не надо так. Ведь слова имеют правило материализовываться в события.
- Все молчу, молчу. Я ведь только счастье ребенку своему хочу. Вот будут свои дети, тогда поймешь мать…
Валентина Федоровна вернулась домой и привезла с собой неожиданные события. В городе началась приватизация, которую Николай Иванович иначе как "объебализацией" не называл. Завод закрыли. Футбольную команду расформировали. Николай Иванович остался не то, что без премиальных и тринадцатой, но и вовсе без зарплаты.
- Коля, а куда подевалась моя дубленка? - поинтересовалась как- то Валентина Федоровна.
- Её!? Ишь, бля! Да, тут твоего вообще ничего нет! Все на мои деньги куплено.
- Хорошо. Пусть на твои. Хотя и я, кажется, всю жизнь работала, но для чего же пропивать, то, что заработано нелегким трудом?
- А что с ним делать? В могилу с собой все одно не заберешь. И вообще пошла ты рефери на свисток.
- Спасибо, муж! Спасибо за добрые слова. Я тебе всю жизнь отдала. Университет бросила. Шила, обшивала чертей всяких. Хотя писательницей могла бы стать. В богатстве и славе жить, а за тебя пошла. Детей тебе родила, а теперь значит пошла. Спасибо! Ой, накажет тебя Бог за эти слова. Лопнет печень-то от пьянки. Ох, лопнет.
Прошло после это разговора дня два.
- Коля, спустись-ка ко мне. Позвал по телефону Николая Ивановича его товарищ по команде "молодости" - Мне тут бывшие воспитанники, а теперь бизнесмены продукт свой принесли. Фирменный первач! Забегай и грибков своих фирменных захвати.
- Я к Сане. Сказал Николай Иванович супруге. - Дай-ка мне баночку опят.
- Коля!? - пПопыталась остановить супруга Валентина Федоровна. Но ведь…
- Молчи дура! - оборвал ее Николай Иванович.
Вечером Николая Ивановича, в связи с тем, что передвигаться сам по себе он не мог ни под каким предлогом, принесли бывшие Санины воспитанники.
Утром он с трудом разомкнул веки и болезненно простонал.
- Херово мне! Ой, херово! Видать пришел мой конец! Пива есть? Нет! Ну, дай хоть рассолу!
Но не помог ни рассол, ни пиво, ни даже сто грамм. Николая Ивановича выворачивало, что называется, наизнанку.
- Выпей-ка дубового отвару, - предложила большая мастерица до всяческих отваров и морсов Валентина Федоровна.
- Лучше клюквенного морсу, - жалобно попросил Николай Иванович.
- Ну, клюквенного, так клюквенного.
Но не помог ни дубовый, ни клюквенный. Во второй половине дня отвезла Валентина Федоровна супруга в госпиталь.
Ближе к вечеру ее навестили соседки.
- Ну, как Федоровна?
В ответ Тульчина заплакала, и даже не заплакала, а как-то по-волчьи завыла.
- Хуже не бывает, девки! Щупали моего Коленьку, стукали, флюировали, а потом такое мне сказали, ни Господи приведи, на сон грядущий те слова повторять… Валентина Федоровна залилась слезами.
- А все я виновата, накликала беду! Ой, накликала!
- Да, брось ты Федоровна, - успокаивали ее дворовые бабы. - Колька твой так поддавал, что тут кликай не кликай, а конец все одно ясный. Цирроз…
Через месяц не стало у Валентины Федоровны супруга.
На девятый день его смерти получила она телеграмму, что зарезал полюбовник - сына Валентины Федоровны - Юрия.
На словах "похороны завтра…" Валентина Федоровна выронила из рук телеграмму…
Пришла в себя, глядь лежит она на больничной койке.
Как раз к сорока дням Юриной смерти выписалась Валентина Федоровна. Купила на автостанции билет. Пришла домой. Собрала вещи. Гостинцы. Только что собралась уходить. Звонок.
- Кто там?
- Почтальон. Телеграмма.
"Зина умерла тчк перитонит тчк похороны в среду тчк"
Валентина Федоровна так и рухнула с бумажкой на пол. Уж доктора и не чаяли, поднять ее на ноги, но недели через две Федоровна с Божьей помощью встала с кровати, а через месяц выписалась.
Вышла она из больницы. Остановилась на широком цементном крыльце. Глянула вокруг. Куда идти? Как жить? А идти некуда и жить, в общем - то не зачем! Квартира, конечно, есть, но кому же в нее, пустую и мертвую, охота возвращаться, да еще и жить. Изо дня в день жить, жить, жить, когда вот кажется, померла бы сию же минуту!
Вздохнула, да так, что ни приведи Господь, и шаркающей старческой походкой направилась в храм Божий.
- Батюшка, - поймала Валентина Федоровна за подол священника, - помоги Христа ради.
- В чем беда твоя, дщерь моя? - красивым сочным басом прогудел в ответ батюшка.
- Ой! Беда, батюшка. Ой! Горе!
И Валентина Федоровна рассказала ему свои злоключения.
- Накликала я на семью "Казни Египетские", грех на мне батюшка. Великий грех.
- Да ты не плакать должна, а радоваться, дщерь! Пробасил, словно шмель, в ответ батюшка. - Ибо на тебе и чадах твоих сбываются пророчества Писания Святого! Благодарили Господа за страдания свои, ибо через них обретешь ты Царствие Небесное! Отпускаю грехи твои. Ступай с Богом.
Валентина Федоровна поцеловала батюшке руку, перекрестилась на икону Пречистой Божьей Матери и отправилась домой…
Несколько дней к Тульчиной ходили соседки, но вместо слов утешения предлагали ступить ей на тропу делячества.
Первая.
- Ты, Валя, теперь одна, можно кое-что из мебели-то и продать. Дочка моя на дачу давно буфет ищет.
Вторая
- Я бы на твоем месте, Федоровна, квартиру бы поменяла, а на доплату жила бы себе как королевна. У меня сын как раз обмен ищет.
Как-то утром в дверь постучали.
- Валентина Федоровна, здравствуйте, - поздоровалась с Тульчиной соседка по площадке. "Интелихентка" - называли ее в дворовом миру, по паспорту же была она Алевтина Алексеевна Бельская, бывшая зав. городской библиотеки.
- Видите ли, какое дело, в общем, у меня недавно кошка родила замечательных котят. Я всех уже раздала, остался последний. Может, возьмете? Все не так одиноко будет. Вот, посмотрите, какой замечательный.
- Не знаю я, - пожала плечами Валентина Федоровна. - У меня и коты-то в доме отродясь не жили. Да и здоровья у меня…
Валентина Федоровна не взяла бы котенка, но он как-то проскользнул у нее между ног, забежал в комнату, шмыгнул под диван, и извлечь его не помогло ни кис-кис, ни мяу-мяу, ни брысь-брысь, ни кыш-кыш, ни пошел вон.
- Хорошо, пусть остается, - махнула рукой Валентина Федоровна.
- Ну и отлично. Макс чудный котенок, лучший из всего помета!
- Макс? - удивилась Валентина Федоровна. - Почему Макс?
- В честь моего любимого актера Макса Линдера, но если не хотите, то можете новое имя дать. Васька там, или Мурзик.
- Да, нет! Пусть уж остается этим, как его, Максом. Только вы мне уже с ним помогите на первых порах.
- Конечно, конечно. Помогу. Да, вы заходите ко мне. Чайку попьем. У меня варенья всякие есть и наливочки, - Алевтина Алексеевна заговорчески подмигнула, - имеются…
К вечеру котенок вылез из-под дивана и прыгнул Валентине Федоровне (вязавшей от нечего делать носок) на колени и так сладко замурлыкал, что Тульчина за долгие месяцы своих несчастий и горестей улыбнулась.
Всю ночь котенок лежал у нее на подушке и мурлыкал, мурлыкал. Убаюкивал своей нехитрой песенкой мучавшуюся последние месяцы бессонницей Валентину Федоровну,и снились ей, а может, виделись наяву, то молодой, вихрастый Николай Иванович, то сын Юрий с тульским баяном, то дочь Зина, выбивавшая коленца "Барыни"…
Наутро Тульчина постучала к соседке:
- Алевтина Алексеевна, Христа ради заберите вы этого котенка…
- В чем дело? Что такое? Да, вы проходите, Валентина Федоровна… проходите. Я как раз свежий чай заварила… вареньем грушевым вас угощу.
Тульчина выпила чаю, съела вазочку варенья.
- Так что за неприятности с Максиком?
- Да нет, наоборот, одни только, можно сказать, приятности.
- Так в чем же дело?
- Боюсь я, Алевтина Алексеевна, боюсь. Наслал на меня Господь кары Египетские. Вдруг с котенком, что случится, знаете какие у нас дети во дворе? Нет, вы уж лучше его кому другому отдайте…
- Валентина Федоровна, дорогая вы моя! Жизнь всегда заканчивается смертью, и умирают не только в вашем доме. Нужно думать о жизни, а не о смерти. Потом коты они ведь и от болезней, и от невзгод и прочих напастей помогают. Очень, знаете ли, таинственные существа...
Прошло совсем немного времени. Макс превратился в шикарного кота. Кудлатая грива. На хвосте кисточка. Не кот - настоящий лев. Вечерами он ложился в ногах у Валентины Федоровны, а когда в комнате наступала тишина, вспрыгивал на подоконник, устремлял взгляд в желтоватый глаз полной луны и думал.
- Нет, а все-таки мне повезло в этой жизнь. Кормлюсь я не из помоек и сплю не в блошиных подвалах. С другой стороны живу, конечно, не так шикарно, как горисполкомовский кот "Серго", но, тем не менее, все районные кошки поглядывают не в его, а в мою сторону. Впрочем, если напрячься, то можно изменить и мою жизнь, и существование моей хозяйки. Ведь натерпелась она в этой жизни по самое некуда!
Макс закрывал глаза и начинал, похожее на заклинание, мурлыканье.
Может и правда намурлыкал кот. Как- то теплым солнечным утром в дверь к Тульчиной постучали.
- Валентина Федоровна распишитесь. Почтальон вытащил авторучку.
Тульчина схватилась за сердце
- Да, вы не волнуйтесь. Это совсем не то о чем вы подумали. Письмо вам - заказное.
- Какое?
- Заказное. Вот здесь распишитесь.
Валентина Федоровна чиркнула в бланке свои инициалы. Вскрыла конверт. Прочла и ту же постучала к соседке…
- Алевтина Алексеевна, вы не поверите!
- Да, что такое на вас лица. Случилось что?
- Случилось. Да, именно случилось, да такое, что и в передаче "очевидное невероятно" не покажут.
В. Ф. Тульчина перевела дух.
- Дело вот в чем. Давным-давно был у меня воздыхатель. Борис его звали. По фамилии Левин, но я ему отказала в пользу Николая Ивановича. Может быть, я бы с ним и связала свою судьбу. Больно он собой был хорош. Высокий. Кучерявый. Глазастый. Ученный. Не голова, а Дом Советов! Ох! и уговаривал он меня выйти. Но я его на Колю променяла. Он ведь подающий надежду футболист был. Красивый! За границу ездил. Так вот прислал мне этот самый Борис весточку. Он-де узнал, что я теперь одна и зовет меня приехать к нему на ПМЖ. Он там большой ученный. Дом у него свой. Одинокий он. Пишет, что всю жизнь ждал только меня. Вот я и хочу вас спросить, ехать мне или нет.
- Да, конечно, ехать. Что ж тут думать.
- А могилки детей моих. Мужа Николая Ивановича. Максик опять же. Я ж к нему так привыкла… так привыкла.
- Да, что могилки. Могилки и я присмотрю, да и вы можете каждый год приезжать.
Максика? Так вы его с собой возьмете. Только у доктора справку о прививках нужно взять.
- Ну, а все-таки…
- Езжайте! Езжайте! Такое же только в сказках бывает. Вы же как Золушка!!!!
- Какая золушка! Я скорей злая колдунья. Беду на своих близких накликала.
И потом зачем я нужна ему? Я ведь пустая неинтересная баба.
- Глупости. Вы хорошая работящая симпатичная. Если он вас всю жизнь ждал, значит в вас что- то есть такое, чего он не нашел в других женщинах!
- Вы думаете? …Бог его знает, может вы и правы.
Валентина Федоровна поднялась к себе и ответила Борису Моисеевичу Левину согласием. Вскоре она принялась оформлять документы…
- Все, Максик, через неделю уезжаем. Сказала Тульчина, входя в квартиру.
- Вот справка о твоих прививках. Теперь уж нас с тобой тут ни что не держит. Максик. Кис-кис. Ну, где же ты, Максик…
Однако кот не откликался. Не оказалось его у Алевтины Алексеевны.
Вдвоем они вышли на улицу.
-Максик. Максик.
- Да, вы его уже днем с огнем теперь не сыщете, - сказал им дворовой алкаш Никодимыч. - Его Мишка Косой с компанией уволок и должно быть уже и порешил. У них тут целая артель нарисовалась. Одни котов и собак ловят, а другие из них шапки делают.
- Да, ну вас, в самом деле! - отмахнулась от Никодимыча А.А. Бельская. - Что вы людей на ночь пугаете! Пошли Валентина Федоровна, вернется Максик. Вот увидите, вернется.
Наступил вечер. Пришла ночь. Макс так и не появился.
Утром Валентина Федоровна открыла дверь, чтобы спуститься к Бельской и рухнула как подкошенная. На дверной ручке висела окровавленная голова. Голова Макса.
Вызвали скорую.
- Пульс не прощупывается. Коли в сердце! Мы ее теряем…
Ровная монотонно ноющая белая полоса…
- Девушка. Что с вами!? Закричал откуда-то чужой незнакомый голос. - Вам плохо. Может врача?
Попутчица замотала головой, сбрасывая с себя наваждение.
- Да, не нужно никакого врача. Со мной такое бывает. - Она вымученно улыбнулась. - Фантазия разгулялась.
- Слава Богу, а то думал с вами что- то серьезное приключилось! Ну, теперь уж вы должны непременно ко мне зайти. Выпить стакан чаю. Ну, пошли!? Кстати как вас зовут?
- Валентина.
- Ух ты, как Терешкову.
- Кто это Терешкова?
- Скоро узнаете.
Левин приложил палец ко рту. Так, что приземляемся, Валентина. "Чайковского" погоняем, а там уж если захотите, то можете продолжать свой подъем к подруге. Ну, как идет?
"Да, ну его этого Кольку", подумала Валентина о Николае своем ухажере, к которому она, а не к подруге (как она соврала Борису Левину) ехала на двенадцатый этаж. "Смазливый футболист, ну поиграет год другой, а потом что? Этот и красивый, и умный и профессия на всю жизнь. Про космос что-то говорил. Врет, конечно, но не на все сто процентов. Потом Левин. Скорей всего еврей, а они, как правило, непьющие, работящие, домоседы, чадолюбцы… Нет - однозначно лучше выйти с "пятой графой", чем прожить жизнь, что мне сейчас привиделась. Да тут и к цыганке не ходи - все так и случится. Мои видения меня никогда не подводили" ...
- Легко! - засмеялась Валентина и вышла с Борисом на лестничную площадку…
В пять часов вечера известная писательница женских романов Вали Роз ставит последнюю точку и идет в свой сад, который настоящим лесом окружает ее особняк. Роскошный сад - гордость писательницы. И впрямь гордость, ибо не всякий мегаполис имеет такой ботанический сад. Вали Роз выращивает такие цветы, каких не сыщешь в лучших мировых оранжереях. Широкие садовые аллеи обсажены деревьями, которые растут только что в "красной книге".
- Валюша, золотко, иди домой, уже холодно, не дай Бог простынешь. - зовет писательницу с террасы мужской голос. Оон принадлежит ее супругу, Борису Моисеевичу Левину - ведущему специалисту космического ведомства.
- Боря пришел. Значит уже восемь часов вечера. Он всегда в восемь приходит. Ой, Боже мой, как бежит время. Как бежит. Сейчас, сейчас, Боря. Сейчас заканчиваю.
Тульчина откусывает ножницами сухие веточки с нового сорта роз "Purple Tiger" - цветы с бордовыми и кремовыми полосами и крапинками собраны в соцветия на почти гладких стеблях, они появились у нее на клумбе совсем недавно. Снимает перчатки. Кладет ножницы в садовую тележку и думает.
- Нет, все-таки хорошо, что я вышла тогда с Борисом, а не поехал к этому Кольке футболисту. Он я слышал, спился и умер, чуть – ли не под забором…
- Вали, кошечка, - жалостно скулит с веранды Борис Моисеевич. - Ну, где же ты. Я же тебя целый день не видел!
- Да, здесь я Боря. Здесь я, точка ты моя бифуркации!
Писательница Вали Роз появляется на террасе.
- Ну, слава Богу, - целует ее Борис Моисеевич. - Наконец ты рядом!