Сказка богемской вазы

Моей любимой кошке Матильде посвящается

     На роль рассказчика этой истории претендовали многие. Книжный шкаф спорил с фарфоровыми статуэтками. Бронзовая лампа бранилась с серебряной пепельницей.
     Деревянный африканский истукан препирался с кубиком-рубиком.
     - Бу - бу… Расскажу, - бубнил старинной работы буфет.
     - Дзинь дзинь… Доложу, - звенела хрустальная рюмка.
     Тр - тр - скр - скр, - трещал, скрипел паркет и вскоре так разошелся, что заходила ходуном лампа на соседском потолке!
     Тук - тук - тук! - забарабанила в потолок соседская швабра. Ей, как видно, тоже хотелось стать рассказчицей, но так знала она об этой истории с гулькин нос, то, пригрозив вызвать полицию, вновь отправилась в пыльный угол.
     Как водится, молчал только тот, кому было что рассказать.
     Отчего так происходит в жизни? Человек, записавший для вас эту историю, не знает. Он, между нами говоря, неоднократно ловил себя на том, что чем меньше он знает, тем больше врет. Ибо, скажу вам по секрету, свято верит, что правда куда как страшнее лжи! Человек, с вашего позволения, назовем его писателем, уверен, что нас обманывают в до-рождественском мире, для того чтобы мы пришли в этот. Обманывают и насчет "того" - чтоб мы поскорей покинули этот. Мда… Хм… Вернемся-ка лучше к истории.
     Так кто же молчал в общем шуме? А молчала темного богемского стекла старинная ваза. Хотя ей-то и было что рассказать, ибо в ней-то наша история началась, развивалась и, достигнув кульминации, завершилась. Впрочем, вру! Финал истории состоялся совсем в другом сосуде, но о нем я думаю, лучше до поры до времени и не упоминать. Итак, слово вазе…
    
     Я уже старая штучка, прошла такие огни и стеклодувные трубы, что ого- ого! так что, в отличие всех других претендентов, расскажу вам чистую правду. Конечно, я кое-что привру и насочиняю, как без этого, но поверьте мне - куда как меньше, если бы эту историю стал бы рассказывать, положим, деревянный истукан. Вообще надо вам сказать, дерево - крайне болтливый материал, а где болтливость - там, как правило, обман. Другое дело стекло. Стекло молчаливо как камень, хотя и сделано из песка, который тоже, между прочим, любит, как сейчас выражаются, "потрещать" на ветерке…
     В дом, где произошла эта история, я попала с улицы, точнее с уличной распродажи, которая проводился, между прочим, за тысячи миль и от этой квартиры и от этого города. -
    - Ах! - Воскликнула, увидев вазу (то есть меня) среди всякого хлама моя нынешняя хозяйка. - Какая чудесная ваза! Как раз в тон моей мебели. И сколько ж вы хотите за неё? - поинтересовалась она у продавца.
     Вы знаете, мне было стыдно от за названной за меня цены. До того она была смешной и унизительной. Ну подумайте сами. Коллекционная ваза! Богемское стекло! А цена - как за китайскую пластмассовую вазочку.
     Еще горше сделалось мне, когда моя нынешняя хозяйка стала торговаться. Да так бойко, что отвоевала у продавца копейку-другую, но, вернувшись из поездки, назвала своим знакомым такую сумму, что те только ахнули. На вопрос: - "Где вам удалось найти такую изумительную вещь?" Хозяйка отвечала туманно: "В одном месте" И, поди разберись, то ли на аукционе Кристи, а то и на самом Сотби. Отчего у многих знакомых сложилось мнение, что я еще та вещица - сотни две, а то бери и выше. Да. Хм,… Однако, я кажется, заговорилась. Увлеклась деталями. Простите, Бога ради, с дорогими вазами такое бывает. И вы, будьте так любезны, в случае если меня, что называется, понесет, одергивайте, не стесняйтесь.
     Да, так на чем я остановилась? Посмотрим вверх - мг - мг - хм… Ага! На моем приезде в новый дом.
     Стояла осень. А осень на новом месте, как и везде: дожди, ветры, уныние и холод. Но я не скучала и не мерзла. Комната, где я стояла, была сухой и теплой. Компания, что окружала меня, была радушной и веселой. Рядом со мной стояли длинный глиняный саксофонист и невысокий полный бронзовый валторнист. По вечерам они играли блюзы. И дождь барабанил им в такт, и подпевал ветер. Фарфоровая танцовщица кружилась в звуках меланхолической, но такой созвучной погоде музыке.
     - Ну, хватит, хватит наводить тоску, - вмешивался в разговор томик Андерсена. И начинал раскручивать перед нами хранившиеся в нем истории. -
    - А послушайте-ка, что я вам расскажу - вступала в разговор дама с картины, висевшей на стене. И рассказывала массу историй о художнике. И такой он был и разэтакий, но в целом гений. А какая, скажите на милость, картина согласится, что её написал маляр? Кубик-рубик занимал нас забавными головоломками. Стайка пестреньких матрешек водила перед нами хороводы. Я рассказывала кое- что. А я этого кое - что повидала на своем веку. Одним словом, жизнь была если и не прекрасна и удивительна, то спокойна и безмятежна это точно, а что чего еще можно желать старой благородной вазе? В безмятежности и покое простояла я до самого рождества. Ну, а на рождество, вам ли объяснять, люди дарят друг другу подарки. Я как сейчас помню, как хозяйка втайне от мужа сунула под елку завернутое в цветную бумагу нечто тонкое и длинное. Под елкой в эти дни лежало множество всяких обернутых бумагой квадратов, треугольников и цилиндриков. -
     Отчего меня заинтересовал этот длинный и тонкий, как спица, предмет? Не знаю. Но мне почему-то сразу показалось, что "это" являлось не только подарком "для мужа", но предназначалось и для меня. Почему? Откуда ж я знаю, почему! Может, у меня развита интуиция. Или, как еще говорят, я обладаю внутренним зрением. Некоторые наз… Тьфу ты опять заболталась. Тысячи извинений, друзья мои. Как говорит моя хозяйка "Mille pardon" Вообще как бы это не называлось, но я не ошиблась. Длинное и тонкое без пестренькой бумаги оказалось, чем бы вы думали? Правильно. Стеклянным цветком. Нарциссом. -
    - Ваза без цветов, как жених без невесты, - преподнося мужу подарок, объяснила хозяйка. В известном смысле она права. Для чего еще нужна ваза. Не для мебели же! -
     - Какая прелесть, целую жену в пальчики! - принимая подарок, воскликнул хозяин и расцеловал пальчики моей хозяйки. У тебя отменный вкус! Это же настоящее произведение искусства, и уверен, безумно дорогое.
     - Ну что ты, что ты милый, - смущенно ответила хозяйка. Какие пустяки… Вдоволь нацеловавшись и наохавшись, мои хозяева куда-то ушли. А у меня началась что называется "веселая жизнь".
     И причиной её стал помещенный в меня стеклянный нарцисс. Ну и намучилась я с ним! Ну и настрадалась! -
    - Что у тебя за горло?- кричал он мне. - Что за горло! Разве в таком узком, как, не на ночь будет сказано, твое, можно расцвести? Заблистать, так сказать, во всю свою прелесть! А что это за шкаф? Нет, я вас спрашиваю, что это за шкаф? - обращаясь к глиняному саксофонисту, спрашивал он. - Разве это шкаф? Нет, это дьявол его знает что, а не шкаф. Дрожит и шатается, точно корабль в девятибалльную бурю. Так ведь не мудрено и загреметь. Вам-то что, - обращаясь ко мне, говорил он. - У вас стекло, что броня. Встанете, отряхнетесь, и как ничего не бывало. А я?! Я такой хрупкий и изящный. Я такой элегантный и благородный. Я, если свалюсь с такой верхотуры, все, конец! Поминай, как звали! Разлечусь, рассыплюсь, распылюсь на тысячи меленьких осколков…
     - Ну что это за руки. Что за руки, я вас спрашиваю. Грабли! Лапы! Ухваты, а не руки! Разве ж так по-свински протирают хрупкие стеклянные цветы? - ворчал он на хозяйку, каждодневно протиравшую его смоченной в виндоксе тряпочкой. - Вот кикимора! Вот недотепа. Ну, кто ж так трет? Это ж тебе не доски строгать, а нежный, хрупкий цветок протирать. Ну, кто ж так бросает такую хрупкую вещь обратно в вазу. Нет, право, не дама, а костолом какой - то! Я же все-таки дорогой и нежный. Кроме того, и подарок, - возмущался он, когда хозяйка опускала его в вазу (то есть в меня).
     И это еще полбеды. Настоящая беда пришла на Сан-Валентайн. День влюбленных. Кому влюбленных, а мне так выноси всех святых. В кошмар и ужас превратилась моя жизнь. Но я, кажется, вновь удалилась от темы? Мда. Это я уже говорила. Хм - это тоже. Гм - так о чем это я. Ах да, ужас, как говорила героиня одного старого фильма, ужас, ужас суматоха. Вот на что стала походить моя жизнь. Накануне праздника хозяин мой все думал, чтоб такое купить. Все хитрил, мудрил, чтоб не очень дорого, но и не так что уж совсем дрянь. Все выворачивалось. Ну да что вам объяснять, вы знаете мужчин? Фантазии ноль, оригинальности и того меньше. Короче, муж подумал, подумал, да и решил подарить стеклянную розу. "Она будет символизировать наш союз. Роза и нарцисс. Муж и жена. Любовь и страсть.
     Гармония! Знал бы он, какая гармония случится в моем узком горле.
     И так в моем рассказе вырисовывается новый герой, точнее героиня, конкретней - роза.
     Помнится, когда ее поставили в вазу (то есть в меня), то я даже сочинила небольшой стишок "Красная роза пришла ко мне с белого февральского мороза" Хотя была она вовсе не красной. Белый стебель, бледненькие лепестки. Польское стекло. Посредственная работа. Очень простенькая вещица. И соответственно, как всякая простушка: хорошенькая, добрая и наивная.
     - Боже мой! Боже мой! Кто её сюда поставил? Кто её сюда всадил? Здесь же и для меня места в самый обрез, а тут нате вам: еще и эту корову втиснули. Ну и работа. Ну и роза. Граненый стакан, а не роза. Позвольте полюбопытствовать, милушка, на каком заводе стеклотары вас изволили вылить. Не в городе ли Гороховце? Ха- ха- ха. Я слышал, там открылся новый завод стеклотары! - возмущался и ерничал нарцисс.
     - Меня изготовили на польском заводе "Кросно", мастер Збигнев Квашневский. Между прочим, в настоящее время компания располагает мощным производственным, творческим и техническим потенциалом. Ее штат насчитывает 4300 квалифицированных сотрудников. Сегодня "Кросно" - это самый крупный и наиболее известный производитель стеклянной посуды в Польше. Это предприятие экспортирует свою продукцию на заграничные рынки (примерно 63% от общего количества продукции) - в том числе в США, Англию, Германию, Францию, Испанию, Австралию, Грецию и другие страны. А если говорить о декоративном стекле, то его экспорт достигает 90%, из которых 70 поступает в ведущие страны мира. Высокое качество изделий и современный дизайн почти каждый год приносят фирме награды на польских и зарубежных выставках. Только на Международной ярмарке в Познани фирма получила семь золотых медалей за дизайн.
     - Что она мелет? Нет, вы послушайте, что она несет! Какое "Кросно"? При чем тут Квашневский? Нет, голубушка вы не только грубы, как Малиновский стакан, но вы еще и тупы как пробка. Уж если стоите, так стойте и помалкивайте.
     И роза стояла молча, не шелохнувшись.
     - Ах! простите. Ах! Извините, - испуганно звенела она, если не дай Бог, как ей казалось, она беспокоила нарцисс. Добрая, сердечная, нежная, воспитанная роза - не смотри, что грубое стекло - понимала нарцисса. Ведь он был и изящней, и благородней и, главное, в вазу-то он был поставлен первый.
     - Ах! Бога ради простите! Ах! ради всех святых…
     - О май гад! Стоите вы спокойно. Не толкайтесь и не тритесь вашим наждачным боком о мой нежный стебель. А иначе я вас вытолкаю из вазы и сброшу на пол. В куски! В осколки! Вдребезги, впрочем, вас не то, что об пол, вас и камнем- то не разобьешь. Одно слово - "Кросно" и мастер Квашневский!
     Вот так они и стояли во мне. День и ночь пилил нарцисс бедную розу, точно был он не изящный стеклянный цветок, а бездушный строгальный станок, производства Ишимбайского станкостроительного завода. Да он не только розу допекал. Он ругался со всеми. К керамическому саксофонисту у него были претензии: к ритмическому рисунку в исполняемой им композиции. "Вы, батенька, чрезмерно заполняете пространство конъюнктурными бибоповыми риффами и стандартными аккордовыми последовательностями, - поучал нарцисс саксофониста, и добавлял: за такой джаз, пожалуй, что, Родину и не продашь!?
     Безбожно придирался к томику Андерсена: - Ваш Андерсен: лицемер и плут. Писали для детишек волшебные историйки, а сами кормили их отравленными конфетами.
     - Да что вы такое несете! Где вы такое откопали? - возмущался томик. - Стоит тут, понимаешь, видит всего ничего, а болтает, что твоя энциклопедия.
     - Ха- ха - ха! Совсем ничего. Мне, между прочим, с моего места отлично виден компьютер, а наш хозяин - он по литературной части О! Го- го! Какая бука! Он этого Андерсена вдоль и поперек по поисковикам прошел. Мы все о нем знаем.
     - А ты то тут причем. Ты хоть знаешь, как компьютер включать?
     - Это ж кто ж такой выступает? Кто это там вякает из пыльного угла? Уж не вы ли, господин пылесос? Конечно вы, а у кого уж еще такой гнусавый голосок. Вытряхните-ка лучше пыль из вашей гофрированной трубки, а уж потом вступайте в умные разговоры…
     Изредка случалось у него хорошее настроение. И тогда он вступал в разговоры с розой.
     - Вы знаете (хоть не любил нарцисс розу, но обращался к ней всегда на вы), если бы мне предложили три желания на выбор, я выбрал только два.
     - И что это за желания? - смущенно спрашивала роза.
     - Первое - возвышенное. Превратиться в принца.
     - Как интересно. Как романтично. А зачем? - недоуменно спрашивала роза.
     - А затем, голубушка, чтобы научить жить мир в красоте. Люди ведь не понимают, что это такое. Красота. А - а-а. Гармония. Ля- ля бля - бля - бля. Вот и все их познания. И только настоящее произведение искусства, ну скажем, такое как я, понимает суть прекрасного. Понятно?
     - Понятно, - отвечала роза. - А второе ваше желание?
     - Ну, а второе приземленное. Чтобы вас переставили в другую вазу, а еще лучше, чтоб вы выскользнула из хозяйских рук и бай-бай, привет, ауфидерзейн.
    
     От такого заявления у кого хочешь испортится настроение, нахмурится лицо и выступят слезы, а уж у розы - будьте уверены. Розы - дамы впечатлительные, пусть себе даже эта роза и изготовлена не Бог весть каким мастером Квашневским.
     - Ну, будет вам! Ну, полно! Считайте, что я не очень удачно пошутил. Так уж и быть, стойте себе рядом. Только спокойно и молча, - примирительно ворчал нарцисс.
     И, чтоб замять неприятный инцидент, спрашивал:
     - А вот, скажем, попадись вам джин, или, положим, добрая фея, чтобы попросили вы осуществить? Есть ли у вас какие - то желания?
     - Одно, - смущенно отвечала роза, и бледненькие лепестки делались пунцовыми.
     - Неужели! И какое? - язвительно интересовался нарцисс. - Очевидно, какой-нибудь вздор, пустяк, мусор.
     - Я бы хотела стать настоящей, живой розой.
     - Ну, я же говорил - вздор. Сразу виден мастер Квашневский. Ну, подумайте сами, дорогуша, что проку в настоящем цветке. День, два, лепестки облетят, стебель пожухнет, и в мусорное ведро. Нет, совсем другое дело, быть как я, или как вы, пусть плохим, но произведением искусства.
     - Но ведь живой цветок - тоже произведение искусства живой природы. И не чета нам: распускается, растет, пахнет и засыхает. А мы…
     - Не мелите, дорогуша, муки, коли вы не мельник, - грубо обрывал её нарцисс.- Не несите чепухи. И вообще я же просил вас помалкивать…
     Как-то - кажется, это было накануне пасхи? Да, точно пасхи. Помню, хозяйка обрывала (для покраски пасхальных яиц) молоденькие листики в нашем саду. Если хотите, я вас не много посвящу в технологию. Итак, берутся молодые листики всевозможных рисунков и наклеиваются на яичную скорлупу. Её, в свою очередь, обворачивают шелковым чулком и бросают яйцо в луковый отвар. Кипятят. И!!!!!
     Клянусь, яйцо выглядит не хуже лучших работ Фаберже.
     Да, так вот. Когда с яйцами было покончено, хозяйка принялась за ковры, мебель, книги, статуэтки. Вскоре дошло дело и до моих квартирантов, то есть розы и нарцисса. Как так получилось? Как произошло? Только нарцисс выскользнул из рук и упал. И упал-то не на бетонный пол, и даже не на голый паркет, а на толстый ворсистый ковер, но что значит - тонкая работа, хороший мастер - это вам не пивная бутылка или банка от венгерского "леча"
     Дзинь - дзинь! Трень - трень - трень. Был нарцисс, да весь вышел в цветные осколки. Был произведение искусства, а нынче только что на детские "секреты".
     - Ах, бедный, бедный цветок. Ах, мой милый нарцисс. Какой замечательный цветок. Такой дорогой и такой хрупкий, - причитала хозяйка, выбрасывая стеклянные осколки в мусорное ведро.
     - Боже мой, вы бы видели, сколько слез пролила добрая роза мастера Квашневского. Только под утро она успокоилась и чуточку вздремнула…
     - Куда делась моя роза?- разбудил меня хозяйский голос.
     - Что значит, куда? - Ответила из спальни жена.
     - А ты иди, сама взгляни, что у нас тут происходит.
     Хозяйка, набросив халат, вышла, и от удивления глаза её приняли размер саксонского фарфорового блюдца.
     Не верите? Я бы посмотрела, какие бы они были у вас. Вчера еще в вазе стояли изящные стеклянные цветы, а сегодня, на те вам - одна живая роза. Конечно, романтично. Несомненно, загадочно. Безусловно, попахивает мистикой, но, тем не менее, деньги-то плачены. А два хрустальных цветка - это вам не фунт изюма! Впрочем, Бог с ними с деньгами, не такие уж мои хозяева и скупердяи, чтоб плакать по таким мелочам. Я вам скажу вот что. Я хоть и верю в чудеса, но все-таки склона думать, что кто-то из них цветок подменил. А то ведь что получается. Я вдребезги, а ты себе стоишь, как ни в чем не бывало. Нет, так не годится. Будь и я на их месте, я бы тоже подменила…
     Подменили и подменили - тепло человеческих отношений - это ведь в наше время тоже немалое чудо. Но дело в том, друзья мои, что чудеса-то на этом не закончились. Вернемся ж, однако, к выходу хозяйки.
     - Ах, какая чудная дивная роза. Всплеснув руками, воскликнула она.
     - Да очень красивый цветок. Как ты дорогая, как наша с тобой любовь, целуя жену, замурлыкал супруг. Вообще-то мой хозяин, надо вам сказать, большой мастер любовно-романтической пыли подпустить. Только и слышишь, как он обращается к жене. Ах! дорогуша. Ах! роднуша. Ах! зайчонок. Ах! голубка. Разрешите расцеловать ваши пальчики. Ах! наши ручки устали, позвольте, поднесу я. Ах! наши ножки утомились, позвольте я вас на ручках донесу. Хотя с черта с два он жену свою подымет. Она дама хоть и интересная, но емкая. Но, тем не менее, какой даме не приятно такое услышать? И уж она любит она его, и холит и пыль с него сдувает. Известное дело, женщина любит ушами. Но супруг её и по хозяйской части молодец. И тут подобьет и там подвертит. И где надо зашурупит, и где нужно загвоздит.
     Тьфу, опять я не тот огород горожу. Опять отвлеклась и уклонилась от сути рассказа.
     Да так вот. На чем я остановилась. На том, что теперь во мне цвела настоящая роза. Но что такое живой цветок? Жизнь минута, мгновение - вжик, и уж поминай, как звали. Не прошло и двух дней, как нежные её лепестки облетели, стебель увял, прекрасный запах сменился вонью заплесневшей воды. Старуха на паперти, а не совершенный, благородный цветок.
     И вскоре роза оказалась …где? Ну, ясное дело где - в том же в мусорном пакете, где лежали стеклянные останки нарцисса.
     Как жаль и как несправедливо выбрасывать их на помойку. Точно какой-то пакет от пельменей, - подумала хозяйка, когда к дому подъехала мусорная машина. Нет уж, я лучше закопаю их в нашем саду. И закопала, и минуту молча стояла над небольшим холмиком. А через несколько дней, вот сейчас не поверите и будете хохотать (смейтесь себе на здоровье) но я вам клянусь, и слово благородного богемского стекла даю, что сама видела в окно, как том самом месте, где покоились останки моих бывших квартирантов, распустился необыкновенной красоты и не известный ни садоводам, ни ботаникам цветок.
     Не знаю, правда, чем закончилась история этого небывалого цветка, ибо меня вскорости переставили в другое место. Хорошее место, прекрасные соседи: хрустальный лебедь, малахитовая шкатулка, голландский фарфоровый сапожок.
     Только мне почему-то скучно и тоскливо без моих нарцисса и розы. Правда, недавно, я слышала краем уха, как хозяйка говорила соседке, что видела в антикварном магазине парочку чудных стеклянных цветков…