Рождественский хлам
В Монторежи - краю снежных вершин и горнолыжных курортов существует обычай - перед Рождеством выбрасывать из дома старые ненужные вещи. Весь декабрь по стране ездят специальные машины с кощунственной надписью "Рождественский хлам"…
- Нет на вас инквизиции. - Плюя на богохульные надписи, ворчит единственный на всю страну пастор церкви " Последних дней"
Ну и пусть себе ворчит, мы не станем обращать на него внимания, тем более что пастор в нашей истории больше не появится.
Монторежийцы, прежде чем выбросить вещь, несколько дней ее осматривают, ощупывают, диагностируют и когда понимают, что от нее (от вещи) как от козла молока, относят ее на выделенные муниципалитетом специальные места.
Если вы думаете, что выбрасывание вещей присуще всем Монторежицам, то это вовсе не так. Встречаются такие хозяева, что за всю свою жизнь не выбросят из дома даже ломаной иголки.
Итак, жила - была иголка и вот однажды…
Но это уже, как говорится, не в ту степь, ибо я собираюсь рассказать не об иголке, а…
Но все по порядку.
Нашу историю мы начнем с того, что в гараже, который принадлежал одному средних лет страдающему одышкой и излишним весом биржевому маклеру, к концу декабря накопилась приличная куча рождественского хлама. Последним в гараже оказался велосипед, он попал туда, когда уже на небе засверкали, особенно яркие в горах, звезды.
Из теплой квартиры (в которой он еще недавно стоял) в темный холодный гараж какое- то время доносились звуки ток-шоу, но вскоре они стихли, и наступила тишина - изредка нарушаемая скрипом скованных льдом деревьев. Скрип этот больше напоминал плач. Может деревья плакали от холода, а может они, таким образом, оплакивали Рождественский хлам. Кто знает?
- Э- хе- хе. - Старчески вздохнув, как только настенные часы в доме пробили полночь, заговорил старый телевизор. - Вот и пришел мой конец. Конец мне, который еще помнит зарю телевизоростроения. Или как там это дело называть? Друзья мои, вам жутко повезло, перед вами стоит телевизионный Адам!
-Что это значит Адам? - Поинтересовалось (неугодное больше в доме) кресло.
- Видно, что на вас сидели только задом. - Усмехнулся телевизор.
- Адам - первый человек, которого Бог сотворил из глины, а из его ребра…
- Не говорите глупости, старый дуралей, - резко оборвал телевизор учебник по атеизму. - Никто его из глины не лепил.
- А как же он по- вашему появился?
- Из атомов и молекул.
- А они откуда взялись?
- Глупый вопрос. Они были, есть и будут - всегда!
- Я с вами не согласна, - вмешалась в спор потемневшее от старости зеркало. - Ничего из ничего возникнуть не может.
- А из чего по- вашему? - Язвительно поинтересовался учебник. - От седенького боженьки? Или может быть от лукавого? Ха- ха- ха.
- Нет, не от Боженьки и не от лукавого. - Ответило зеркало. - Все произошло от старых вещей! Таких как мы с вами. В меня как-то гляделся босс ресекляжной компании и рассказывал нашему хозяину, как из старого хлама рождаются новые вещи. Вот это зеркало, - сказал он, - когда ты его выбросишь, пойдет на переработку из него получиться прекрасный обеденный сервиз, или зеркальное офисное окно.
-Возможно, вы правы. С точки зрения сторонников реинкарнации так оно и есть. С этим даже в некотором смысле согласны и авторы атеистического учебника. Ведь так? - Обратился к учебнику телевизор. - Они называют это переходом из одного качества в другое…
Телевизор был ужасно умный и говорливый. Да другим он и быть не мог. Скажите мне, вы встречали, когда нибудь молчаливый и задумчивый телевизионный аппарат?
- Но Бог с ним с Адамом, я ведь не об этом хотел говорить. Я хотел, перед тем как пропасть навсегда, вспомнить свою жизнь. Как быстро она прошла, так быстро, что я даже и своей телестрочкой моргнуть не успел. А ведь я помню, причем отчетливо, в деталях, как меня привезли в этот дом. Как хозяева, которые уже давно покинули этот мир, вытащили меня на свет Божий из картонной коробки. Сколько радости! Восторга! Счастья было на их лицах! Сколько народа набежало в наш дом! О, это было Вавилонское столпотворение! Исход из Египта! Теперь уж, пожалуй, во всей стране нет столько жителей, сколько в тот день на меня пришло посмотреть,
- В том, что в нашей стране люди перестали рожать, виноваты именно вы, - вступил в разговор медицинский шприц. - Люди только и делают, что просиживают штаны возле вашего зловеще мерцающего экрана. А что вы им показываете!? Это же срам! Это же сплошное возмущение!
- Пардон, я не виноват! Я не выбираю, что показывать. Я только транслирую. Кстати - это дела сегодняшних телевизоров, а когда транслировал я, то это были программы по садоводству и домоводству. Ну, еще пару комедий, а вот этого, о чем вы говорите, я никогда не передавал зрителям. Это началось, когда меня уже задвинули в дальний угол, а люди стали с вашей помощью вводить в себя всякую дрянь.
- Ну, вот нашли крайнего. Да, я убивал, но с другой стороны скольких людей я спас!
Шприц насупился и затих.
- Вам, дорогой телевизор, и умирать не страшно. - Заговорило после общего долгого молчания кресло. - Ведь вам столько лет, сколько и не бывает…
- Не нужно, - Обиженно засопел телевизор, - Считать чужие деньги и года, дорогуша. - Это не прилично.
- Простите. - Мягким бархатным тоном, сказало кресло. - Я не хотела (на Монторежийском языке кресло женского рода) вас обидеть. В конце - концов, как не крути, а вы все-таки пожили. А что прожила я? Каких- то жалких десять лет. Десять лет! Разве это годы? Ведь это такой вздор, что и говорить смешно. Вы взгляните на меня. Взгляните, - кресло даже слегка подпрыгнуло на месте. - Ведь я же совсем новое!! Меня чуть перелицую. Набей новыми опилками. Забей несколько гвоздиков, и хоть на мебельную выставку отправляй…
Ведь и мне радовались! Ведь именно на мне хозяин любил смотреть вас, дорогой телевизор. Правда, в последнее время это уже были не вы, а ваш цветной стереофонический кварцевый родственник. Последний, так сказать, писк моды!
В прошлом году старый хозяин умер, а молодой теперь просиживает в новом кожаном кресле возле компьютерного монитора. Смотрит Интернет. Ну и зараза, доложу я вам - этот Интернет. Если бы вы знали, дорогой шприц, что он там смотрит, вы бы ввели себе смертельную инъекцию.
- И что же? - Поинтересовалась любопытная птичья клетка. - Расскажите подробней!
- Нет, об этом я рассказывать не стану, ибо если я начну говорить, то покраснею, и не дай Бог самовоспламенюсь.
- Ну, и воспламенитесь, - вступил в разговор старый скрипучий шкаф. - Лучше нам всем сгореть в огне, чем попасть на ресекляжное производство начнут там пилить, строгать, вырывать внутренности. Словом, заставят умирать долгой и мучительной смертью.
- А вот зеркало утверждает, что ресекляж это новая жизнь и я ей почему-то верю. - Тихо сказала (лежавшая в шкафу) книга по домоводству.
- Милочка, под гидравлическим прессом ресекляжного производства вас ждет такая лютая боль, что вы проклянете день, когда вас отпечатали в типографии.
- А жизнь всегда рождается в мучениях. Так написано в моем разделе "Материнство"
- Ну, станете каким-нибудь эротическим журналом, - проскрипел шкаф, - Который озабоченные тинейджеры будут нервно листать в загаженном туалете. Вам это нужно?
- Пусть станут, но этим я принесу кому-то удовольствие, а ведь ради того, чтобы дарить удовольствие мы вещи и созданы!
- Ох! Ох! Ох! Сколько восторга! Сколько пафоса! - Иронически захихикало кресло. - Но это все отработанный пар, дорогуша моя, печатные органы сейчас никто не читает. Даже порнографические. Все есть в Интернете. Так, что вас ждет недолгая жизнь.
- Пусть короткая, но жизнь! Потом я снова кем нибудь стану. Может быть, к тому времени люди вновь начнут читать книги и журналы. Впрочем, какая разница главное стану, а если не книгой, журналом, а скажем тряпкой - это ведь тоже неплохо. Тряпка в домоводстве может быть самая главная вещь! Мы изменимся, друзья мои, а это уже само по - себе прекрасно!
- А кем стану я? - Спросил (из темного угла) медный подсвечник.
- Вы? - Задумалась книга по домоводству. - Вы станете, например, дверной ручкой. Вас будут касаться тысячи рук: детских, женских, мужских.
- Не соглашайтесь на ручку! - Возмутился шприц. - На дверных ручках собираются болезнетворные бактерии. Лучше станьте медицинской иголкой и боритесь с болезнями!
- Иголки не делают из меди. - Возразила старая пожелтевшая энциклопедия.
- У вас устаревшие данные, моя дорогая. - Отмахнулся от нее шприц. - Взгляните на дату вашего издания! Вы выпущены гораздо раньше, чем даже телевизионный Адам! Сегодня иголки делают из чего угодно. Даже их ваших страниц может выйти приличная медицинская игла.
В разговор, звеня хрустальными подвесками, вступила старая люстра:
- А я… А я… Я солнце нашего дома! Не хочу быть какой- нибудь гнусной вазочкой. Я дарила всем вам самое главное. Я дарила свет! И от меня как от солнца исходило тепло!
Да, да, да и не нужно на меня смотреть, как банковский работник на фальшивую монету! Если бы не вы, старая кочерга я бы и сейчас висела в доме.
- Кочерга!? Какая кочерга! Я не кочерга, а клюшка для гольфа, причем лучшей фирмы! Потом разве я виновата в том, что с вами случилось!? Виноваты племянники хозяина - это они приняли зеленый ковер за поле для гольфа. Замахнулись мной и разбили ваши подвески! Я ни в чем не виновата. Вот ковер это может подтвердить. Он тоже, кстати, здесь. Правда, ковер?
Но ковер не смог не подтвердить, не опровергнуть - слова клюшки. Ковер был скручен, а скрученные ковры говорить не могут.
Когда звезды стали бледнее, а небо голубее старые вещи угомонились и заснули. Не спал только велосипед.
- Боже мой, все эти вещи прожили долгую интересную жизнь, а я не просуществовал даже года, - грустно качая рулем, отчего позвякивал его предупредительный звонок, думал велосипед. - Почему? Ведь я же прекрасный четырехскоростной горный велосипед. Цена моя больше 600 долларов, а я валяюсь вместе с каким - то ржавым медицинским шприцом!
Как я радовался, когда появился на свет. Как гордился, что я молодой красивый и такой дорогой! Какие надежды я строил. Какие планы рисовал! Я видел себя несущимся по дорогам, горам, холмам и долинам. Я мечтал пересекать ручьи и речки.
А в итоге? В итоге я валяюсь в мусорной куче! А ведь говорили мне мои старшие братья
( пылившиеся из- за технических недоработок на складе готовой продукции) счастлив не тот, кто появился на свет, а тот, кто попадет жить в Байсиклендию.
Байсиклендия, - рассказывали они, - это волшебная страна, где велосипеды любят пуще всякой другой вещи. Ни в какой другой стране о них так не заботятся как в Байсиклендии. Там велосипеды смазывают лучшей смазкой. Вовремя меняют шины и регулируют тормоза. Там велосипеды ездят по лучшим дорогам и все уступают им путь. Там… там… там, а я здесь в темном холодном сарае и меня вот- вот раздавит этот страшный, как его называл шкаф? Кажется, травмогидрорес?
Под травмогидроресом, очевидно, подразумевался гидравлический пресс.
- Ухнет на мои колеса, спицы, руль, звоночек и поминай, как звали, а звали меня Hardtail.
Это такая фирма изготавливающая горные велосипеды. Такие велосипеды не имеют заднего амортизатора и создаются для самого широкого применения: от прогулок по пересеченной местности до соревнований по дисциплинам: кантри-кросс и слалом. Для минимизации веса и улучшения ходовых характеристик их изготавливают из алюминиевых сплавов…
Эхе- хе. Ну, да что теперь об этом говорить. Жизнь закончилась дурацки. Почему?
Ведь и в этой стране можно было жить - не тужить, но я попал в плохие руки. Врач рекомендовал моему хозяину - толстому зажравшемуся борову - велосипедные прогулки. Хозяин пошел в магазин, а продавец возьми да и всучи ему меня! Хотя мой хозяин посматривал на другую машину.
Но продавец настаивал:
- Возьмите вот этот байк, сэр. Прекрасная машина! Самая лучшая машина в последней партии! И что самое интересное - он не врал, как врал прежде другим покупателям. Я был лучшей машиной в его магазине. Хозяин купил меня. Сел на мое седло. Проехал несколько метров. Упал. Повредил себе руку и прокляв тот день, когда сел в седло этого
( то есть меня) зверя повесил меня на крюк в темном чулане, а к Рождеству снес и бросил в Рождественский хлам. В хлам! В утиль! На смерть! О, Господи, как мне не хочется умирать под этим страшным травмогидроресом…
В это самое время двери гаража распахнулись и нанятый хозяином рабочий, забросив вещи в огромную тачку, повез их рождественской куче.
День на дворе стоя изумительный. Праздничный день. Ярко светило солнце. Искристый снег торжествующе скрипел под каблуками рабочего. Умирать в такой день - было нестерпимо горько.
- Боже! - Молили вещи, своего создателя. - Хоть бы я приглянулась этому рабочему, и он забрал бы меня к себе. Хоть бы еще немного пожить… послужить людям! Боже…
Никто из вещей не приглянулся работнику: ни телевизор, ни старый учебник атеизма, ни тем более, допотопный шкаф, а медицинский шприц он и вовсе раздавил сапогом. Рабочий выгрузил тачку, сел в свою машину и уехал.
Вещи остались одни. Вскоре на старый шкаф присел воробей и, найдя в его щели, сухую хлебную корочку зачирикал. В чириканье этом слышалась радость жизни. Ах, как тяжело было слушать ее старым вещам. Воробей, закончил свою песню. Спорхнул со шкафа.
Вскоре из- за поворота натужно ревя, выполз (мастодонт, как назвала его энциклопедия) грузовик.
Но вернемся чуть назад. На каких нибудь пятнадцать минут. Еще до того, как на шкаф присел воробей.
Так вот пятнадцати минутами раньше к куче Рождественского хлама подошли двое молодых людей. Они уже почти миновали рождественский хлам, но в последнюю минуту внимание их что-то привлекло. Люди стали о чем-то оживленно говорить, но понять о чем - вещи не могли, потому разговаривали люди на не понятном им языке. Очевидно, это были иностранные туристы, приехавшие на Рождественские каникулы, покататься на лыжах. Когда в их руках оказался велосипед, всем стало ясно, что говорят именно о нем. Но что? Особенно интересно это было знать самому предмету разговора. Один из молодых людей сел на велосипед и проехал несколько метров. Сойдя с " машины" он принялся что-то говорить своему спутнику, недоуменно при этом разводя руками. Приятель тоже взгромоздился на велосипед и, слезая с него, стал живо говорить, крутя при этом большим пальцем у виска.
- Не уже ли они считают меня дураком? - Подумал велосипед. - Не уж то думают, что я по - собственной воле отправился в эту кучу хлама!?
Люди и впрямь называли дураком, но не велосипед, а его хозяина.
- Каким идиотом нужно быть, - говорил один из них по имени Винсент, - Чтобы выбросить в мусор такой прекрасный велосипед!?
- А что ты от этих детей гор хочешь? - Ответил ему тот, кого Винсент называл Тео. - Они только и делают, что катаются на лыжах, да парятся в саунах. Откуда им знать про велосипед? Не в сауне же им на нем кататься.
- Ты прав, мой друг, они дураки. Но я не дам этой машине из-за людской тупости умереть! Я увезу его с собой.
- Но почему ты, Винсент, а не я?
- Потому что я первый его увидел.
- Резонно!
Мужчины приятельски хлопнули рука об руку. Винсент мастерски оседлал велосипед
и помчался на нем к гостинице. За ним, горланя веселую песню, побежал Тео.
Велосипед был так счастлив, что его вытащили из рождественской кучи, что бежал необыкновенно быстро.
- Прекрасная машина! Замечательный ход! - Сообщал своему приятелю Винсент…
- Дуракам и пьяницам всегда везет. - Тяжко вздохнув, прокомментировал спасение велосипеда старый шкаф.
- Почему он дурак? - Поинтересовалась любопытная птичья клетка. - Поясните?
- А вы разве не заметили, как они, указывая на велосипед, крутили у виска. Мол, конченый дурак.
- Они совсем не то имели в виду. - Возмутилась энциклопедия.
- Вы откуда знаете? - Ехидно поинтересовался ее шкаф.
- Потому что я умная и энциклопедически образованная. Я всю жизни простояла, в отличие от вас не разу, не сошедшего со своего темного угла, среди умных вещей. Я понимаю язык этих молодых людей. Они говорили…
Но о чем они говорили, энциклопедия сказать не смогла, потому что рабочий из компании "Рождественский хлам" забросил ее в жерло своей машины. Там ее вскоре завалило другими ненужными вещами, и теперь она не то, что слова не могла произнести, но даже и дышать ей оказалось затруднительно…
В гостинице Тео и Винсент разобрали велосипед.
- Ах, как больно! Ах, как без человечно! - Стонал от боли велосипед.
Молодые люди смазали велосипедные части маслом. Боль утихла.
- Вот и пришел мой конец, а я то думал, что я спасен, - лежа в темноте, думал велосипед, точнее не велосипед, а его части: колеса, руль, педали и тормоза. - Что же из нас придумают люди?
Правое колесо, например, мечтало стать корабельным штурвалом.
Левое грезило превратиться в руль спортивного автомобиля.
Звонок представлял себя дверным колокольчиком.
Сиденье видело себя удобным креслом.
Спицы. Ну, о чем могли мечтать спицы, конечно, превратится в вязальные спицы.
Несколько дней провели в темноте и мечтаниях велосипедные части, но вот, наконец, наступил день, когда чемодан раскрыли. Извлекли из него части и принялись скручивать их винтами, болтами и гайками.
-Ах, как больно! Как не приятно! - Кряхтели велосипедные части.
Когда же боль утихла, то части вновь оказались велосипедом. Винсент оседлал его и выехал на улицу. На дворе стоял солнечный день. Морозный воздух слегка бодрил, и велосипеду было приятно бежать по незнакомым улицам нового города. Велосипеду! Почему я, собственно, все время называю его велосипедом. Ведь у него же есть имя! И так Хардтайлу сразу понравился этот город его дома, каналы, мосты, улицы, но больше всего ему нравилось то, что здесь огромное количество велосипедов. Его хозяин - Винсент - постоянно обгонял то красный, то синий велосипед, а однажды им даже встретилась одна разукрашенная под зебру "машина".
Вскоре новый хозяин Хардайла остановился у здания с надписью.
Что это за надпись Хардаил не понял. Ведь он был иностранец и по-здешнему читать не умел. Однако потому что в окнах здания было выставлено много ярко - желтых картин, Хардтаил решил, что это картинная галерея. Почему он так решил?
А что он по- вашему, зря простоял всю ночь в Монторежийском гараже среди умных и образованных книг!?
Новый хозяин загнал машину в специальный велосипедный загон, где уже стояло множество разноцветных, разномарочных и разновозрастных "машин" и ушел.
- А ты откуда взялся? - обратился к Хардтаилу ярко- синий велосипед. - Что-то я тебя прежде здесь не встречал.
Вы хотите знать, как велосипед, не зная здешнего языка, понял своего соседа?
Так это же просто, друзья мои! Ведь у велосипедов есть свой велосипедный язык!
- Я приехал из Монторежи. - Ответил Хардтаил.
- А где это?
- Я точно не знаю, но там все не так как здесь. Там красиво. Там горы, снег, лыжи…
- Подумаешь горы, снег, лыжи у нас тут тоже этого навалом. Если не нравится так и дуй назад в свою Монторежию! - Недовольно сказал ярко- синий велосипед.
- Да, я ведь не сказал, что мне не нравится. Тут, наверное, тоже хорошо, только я пока это не по….
- Хорошо! Посмотрите на него, друзья мои, - Обратилась ярко- синяя машина к своим соседям. - Приятель, да нигде в мире о нас - велосипедах так не заботятся как здесь!
- Где здесь? - Робко поинтересовался велосипед.
- В Байсикландии. - Ответил ему собеседник.
- Как! Боже! Не уже ли!? Не уже ли я попал в волшебную велосипедную страну Байсикландию! О, благодарю тебя велосипедный Бог!
Хардтаил принялся рассказывать, звеня при этом своим звонком, треща спицами и скрипя седлом, новым знакомым историю своего спасения.
- Это действительно интересная история. Она и впрямь похожа на чудо, но ты особо не радуйся, а то глядишь, не ровен час рассыпишься на части.
- А меня уже разбирали на части и ничего как видите, жив и здоров. - Улыбнулся своей фарой Хардтаил.
- Одно дело, когда тебя разбирают, - остудил его собеседник, - а другое когда ты сам рассыплешься. Кстати как тебя звать?
- Хардтайлом.
- А меня Байком.
Вскоре Хардтаил перезнакомился со всеми велосипедами на стоянке. Были среди них Мери и Джеки, а были и просто "Вело" Впрочем, какая разница, как тебя называют. Главное как к тебе относятся. Относились же к велосипедам в Байсиклендам, как к живым существам. Им даже установили здесь памятник. Велосипеды здесь ездят где угодно и как угодно. Для них не существует сигналов светофора. Пешеходы и авто уступают улицу. Никто этим, кроме иностранцев, не возмущается.
- Это черт знает что такое! Не страна, а велосипедное царство! Я ничего не имею против велосипедов, но их нужно как-то урезонить.
Воскликнула как- то, испуганная пронесшимся рядом с ней Хардтайлом, Монторежийская дама.
Хардтаил не разучился Монторежийскому языку, хотя уже давно его не слышал.
Счастливо бежали как хорошо смазанные колеса дни и месяцы.
Если бы не одно но, то жизнь Хардтаиль представляла бы собой сплошной велосипедный праздник. "Но" заключалось в том, что у каждого Ханса была своя Магда, а у "Велы" свой "Байк" и только наш Хардтайл ездил всегда один.
- Вот если бы мой Винсент нашел себе подругу, то и у меня бы была своя Гретхен.
Почему Гретхен? Да потому что стоя в рождественскую ночь в гараже Хардтаил услышал сказку, которую рассказывала книжка под названием "Сказки народов мира"
Хардаилю тогда очень понравилась сказка про Гретхен.
Темными ночами, глядя своей фарой в небо на особенно яркую звезду, Хардтаил просил:
- Велосипедный Боже, пошли моему хозяину подружку.
Возможно - это обстоятельство лишит историю накала, но слов из песен не выбросишь - ведь так?
Короче велосипедный Бог услышал мольбу своего создания.
Как-то летним тихим летним вечером, скорей даже ночью, Винсент налетел Хардтайлом на одиноко бредущую по улице девушку.
- Ой! - Воскликнула девушка и упала на асфальт.
Винсент страшно перепугался, а уж как испугался Хардаил.
Не испугаешься тут! Ведь как бы не относились в Байсикландии к велосипедам, но если по - твоей велосипедной милости пострадал человек, то нарушителя вполне могли отправить на утиль.
- Ах, простите. Я вас ушиб. Вы в порядке. Может, нужна экстренная помощь? - Принялся хлопотать возле пострадавшей девушке Винсент. - Давайте я отвезу вас в госпиталь.
- Двое на меня - это уже слишком. - Недовольно пробормотал Хардтаил. - Я не какая - то там ломовая лошадь.
Но, вспомнив, что ожидает его в случае, если девушка заявит о том, что ей не была оказана помощь, Хардаил немедленно согласился везти двоих.
Но этого не понадобилось!
- Нет! Нет! - Ответила на предложение девушка. - Я вовсе не пострадала. Скорей пострадал ваш велосипед. У бедняги даже поломалась спица. Простите меня велосипед за то, что я причинила вам боль.
Господи! К такому нежному сердцу, какое имела это девушка, у нее еще был нежный голос, чудные волосы, красивое и одухотворенное лицо. Вообще она была похожа на сошедшую с небес (ту, к которой обращался Хардтаил) звезду.
- Ну, если не в госпиталь, то позвольте нам с Хардтаилом провести вас до дома.
И Винсент и Гретхен.
Нужно же такому случиться, а в историях всякое случается, мой друг. Без этого истории выглядели бы протоколом. Короче, девушку, которую подбил Винсент, звали Гретхен.
Винсент и Гретхен не сразу пришли к дому, в котором жила девушка, а прежде долго бродили по ночным улицам. Велосипед неспешно, треща сломанной спицей, ехал между ними.
С этого дня Винсент стал частенько оставлять Хардтайла в одиночестве. Не мог же он (в самом деле) таскать его за собой на свидание. Ведь у Гретхен не было своего велосипеда. Это несколько портило самочувствие Хардтаила. Ведь он мечтал о подружке.
Ночами, глядя на свою звезду, Хардаил просил велосипедного Бога послать и ему подружку.
К следующему Рождеству Винсент и Гретхен решили пожениться.
- Чтобы ей такое купить к помолвке? - Листая рекламный проспект, спрашивал у Хардтаила Винсент.
- Дамский велосипед! Дамский велосипед! - Кричал ему Хардтаил.
Но люди не понимают велосипедный язык.
- Чтобы такое купить, как думаешь, старина?
-Велосипед! Дамский велосипед!
-Что бы такое… такое… чтобы…
Вдруг взгляд Винсента притянул к себе рекламное фото и кричащая надпись под ним.
"Спешите! Спешите! Купите! Купите! Праздничная распродажа велосипедов изготовленных в Моторежи (из утиль сырья) велосипедов. Цены просто смешные. Спешите! Спешите! Купите! Купите!
- А что отличный подарок. - Обрадовался (а уж как обрадовался Хардтаил он даже
подпрыгнул от радости и, соскочив с гвоздя, на котором висел, упал на пол. Винсент, усадив Хардтаила на место, ушел в магазин…
Прошла зима. Винсент с Гретхен впервые выехали велосипедную прогулку.
Разве можно передать вам, друзья мои, как счастлив бы в тот день Хардтаил.
Ведь у него теперь была своя Гретхен!
Но история была бы не историей, а изложением, если бы в ней постоянно не случалось чуда. Вы не поверите! Нет, не поверите, но это так. Клянусь - так! Ни слова лжи!
В частях и деталях велосипедной Гретхен (держитесь крепче, друзья мои) жили старые вещи, те самые (они дорогие!) с которыми Хардтаил валялся, когда-то в куче Рождественского хлама. Правда, это похоже на чудо? Да похоже, а как же иначе ведь на свете жить без чудес - нонсенс!
Прошли уже годы и тут пору уже называют - давней порой.
Велосипеды Хардтаил и Гретхен состарились (велосипедный век короток) но они, по - прежнему, счастливы. А что касается старых вещей живущих в частях и деталях Гретхен они иногда ворчливо (ну это вообще присуще старости) бранятся друг с другом.
- Руль, будьте чуточку осторожней. - Кричит велосипедное седло Гретхен голосом старого кресла.
- Да уж куда осторожней. - Отвечает ей велосипедный руль голосами медицинского шприца и подсвечника.
- А вы голубушка поменьше скрипите. - Одергивает из скоростной коробки голос, напоминающий кряхтение старого телевизора.
- Да, успокойтесь вы. Посмотрите, вокруг какая здесь прелесть. Солнце. Луг Речка. Ах, друзья мои, если бы вы знали, как я счастлива!
Восторженно говорит голосом старого пожелтевшего зеркала, велосипедное зеркальце.
- Вот видите, дорогой учебник по атеизму, вы были не правы. Утверждая, что жизни после смерти нет. - Укоряет старый телевизор бывший учебник.
- Я этого не утверждал. - Возражает ему, откуда-то из педалей учебник. - Я всегда говорил, что материя не исчезает, а принимает другие формы. Вы, кстати, и сами когда- то об этом говорили. Помните.
- Да, да, конечно, переход в новое качество. У восточных верований это называется, кажется, реинкарнацией.
Вот так они спорят старые вещи, собранные в велосипед, который сейчас носит имя Гретхен, но в основном они дружат, а иначе велосипед "Гретхен" просто рассыпался бы - ведь так?