Желтая скала
Молодой подающий надежды финансист Том Франклин решил попытать счастья в новой стране. Он посоветовался со знающими людьми и в итоге выбрал, а вскоре и переехал в пасторально - очаровательную страну Бельпровансию.
Здесь он учредил кредитно-финансовое товарищество с небольшим, но прочным капиталом. Купил дом. Завел элегантный экипаж и стал посматривать (на предмет женитьбы) на хорошеньких бельпровансок.
Доселе не известно - это ли обстоятельство стало виной, или виноваты поэтические флюиды, что как утверждают местные жители, роятся в здешнем воздухе??!!
Одним словом молодой финансист сделал в своей жизни стовосьмидесятиградусный разворот.
1. Мистер Франклин отрастил длинные волнистые волосы, бородку клинышком и обвел (на манер Пьеро) черной краской свои васильковые глаза.
2. Деловой костюм, галстук и котелок сменил на замшевые брюки, велюровую кофту и фетровую шляпу.
3. Выбросил к чертям собачим новомодный золотоперый паркер.
Купил (за большие, между нами говоря, деньги) сгрызенное, как утверждал хозяин антикварной лавки, каким- то знаменитым поэтом гусиное перо.
4. Сменил аристократическое имя своих родителей на псевдоним
Эдвард Уайт и принялся сочинять стихи…
Не прошло и года, как Бельпрованское издательство выпустило поэтический сборник Эдварда Уайта "Роза любви".
Стихотворение, в котором были слова "…я маленькая лодка на лазурных волнах незнакомого моря" тронули своей нежностью и страстью сердце юной модистки Сюзаны Депельтри.
Милое создание, нарушив царившее в Бельпровансии табу, первой написало Эдварду Уайту восторженное письмо.
Его стиль и чувство глубоко затронули душу молодого поэта. Он ответил романтическим сонетом и предложил Сюзане встретиться в городском саду.
Идеальная фигура, ангельское лицо, прекрасные манеры, интеллект, чувственность, скромность и многочисленные (как, например, выращивание редких пород роз) хобби девушки не смогли не затронуть трепетную душу Эдварда Уайта.
На третье свидание поэт явился с редкой красоты розой и, упав перед девушкой на колени, воскликнул:
- Я люблю вас, Сюзана и хочу, чтобы вы стали моей женой.
- Ой! - Воскликнула, уколовшись о розовый шип, девушка. - Мне нужно подумать?
- Думайте, но только скорее. Потому что от долгого ожидания я просто сойду с ума!
- Хорошо, я обещаю вам, что это не займет много времени. - Сюзана мило улыбнулась и, точно экзотическая бабочка, вспорхнула со скамейки.
- Так значит, я жду вас завтра на этом же месте! - Крикнул ей вслед поэт.
- Ждите-е-е-е-е-е
В предвкушении неземного счастья душа поэта то рокотала точно горная река, то замирала, словно тихое лесное озеро.
На следующий день (хоть Эдвард и покинул парк, когда городские часы пробили полночь) Сюзана не пришла. Не пришла и на другой. Прошла неделя. С утра до вечера бродил Эдвард по парковым аллеям. Поначалу его гнали дворники, но вскоре привыкли к нему к парковой достопримечательности.
После месяца ожиданий Эдвард, нарушив табу, явился в мастерскую, где трудилась Сюзан.
- Разве вы не знаете? - Удивилась хозяйка и заплакала. - Бед.. ня…няжка уко… о- о- …лолась розовым ши и- и-… пом и получила заражение крови. И вот… вот… уже неделя- я- я-я. Упокой Го-о- с по- дииии ее душ- у- у как мы ее бедняжку схоронили.
- Как… как умерла?
- Вот так. Раз и нет! А ведь какая была прелестная девушка! Какая работница! Редко сегодня такую найдешь.
-Не может быть. О горе мне! О горе! - Эдвард прислонился к бледно-розовой стене и сполз по ней, лишившись чувств, на дощатый пол…
Все думали, что Эдвард наложит на себя руки.
- Один к ста, что он повесится!
- Один к тысяче, что отравится! - делали ставки горожане.
Выиграли те, кто ставил "contra".
Эдвард продал дом, коляску, товарищество, а на вырученные деньги построил великолепную утопающую в зелени старинного парка и с потрясающим видом на морской залив психлечебницу "Желтая скала". Над крутым обрывом поэт распорядился соорудить часовенку, в которой и поселился.
Здесь, в тишине, вдали от шумного мира стал писать он стихи, напоминающие псалмы Царя Давида. Вот отрывок из одного стихотворения Эдварда Уайта той поры.
"О Боже, вникни в суть моих стихов. И разгадай меня в толпе людской. Мой бог, мой царь! Моя Сюзан!"
Раз в месяц сторож приносил ему скудную постную пищу. Оставлял у двери и, не разговаривая с затворником, уходил.
Так в уединении прожил Эдвард Уайт несколько лет. Одежда его износилась. Волосы отросли ниже плеч. Седая борода его касалась впалого от скудной пищи живота. Он совсем забыл о мире и о его красоте, но как-то к нему на стол, ветер принес удивительной расцветки кленовый лист.
- Наверное, сейчас осень. Природа оделась в разноцветные одежды. Ласково светит солнце. Прекрасная пора! Я так люблю тебя - срифмовал Эдвард и решил выйти (впервые за долгие годы уединения) на двор…
- А что это у тебя пациенты бродят без присмотра? - накинулся на санитара доктор.
- Где?
- Да вот же. - Врач указал на бредущего и улыбающегося миру Эдварда Уайта. - Сейчас же убрать!
- Простите, док, но я его первый раз вижу. Его, очевидно, только что доставили, а меня не предупредили. Сейчас… будьте покойны, я определю этого бродягу, куда следует!
Так Эдвард Уайт оказался в загороженном металлической сеткой вольере, а вечером в палате N13.
Поэт хотел было объяснить, что он не больной, но после неприятной медицинской процедуры, сладко улыбаясь, решил:
"А какая собственная разница, где писать стихи…"
Санитар показал ему койку, тумбочку. Он же выдал Эдварду пижаму, полотенце и тапочки, в которых через десять лет его и снесли, привязав к ноге бирочку Э.У. (в сектор для нищих и не установленных лиц) на городской погост.
Прошло несколько лет, и имя поэта Эдварда Уайта забыли. Все что от него осталось так это поросший мхом памятник. Кто покоится под ним - знали только работники (да и то не все) кладбищенского архива…
Психлечебница с годами обветшала. Краска на ней облупилась. Ажурный чугунный забор заржавел и местами обвалился. Аллеи поросли травой. Многочисленные цветные клумбы, где прежде цвели нарциссы, розы, флоксы оккупировали подорожник, лопух и репейник. Денег на ремонт взять было неоткуда. Городская управа решила снести "Желтую скалу".
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
На крупной столичной автобазе ушел на пенсию старший бухгалтер.
- Что делать? - Спросил, закуривая беломор, толстый взъерошенный, похожий на страшилу из известной сказки, директор базы у изящного точно статуэтка главного инженера. - Кого нам брать на место… своего кадра или со стороны?
Главный инженер, поигрывая изящным носиком заграничного ботинка, ответил манерным слегка гермафродитическим голоском:
- Со стороны оно как-то? Черт его знает, что за фрукта посоветуют, я думаю, что лучше своего - проверенного.
- И кого?
- Есть у нас один молодой, толковый, перспективный… свободно говорит на пяти европейских языках… Давид Гольденберг.
Инженер так вкусно обрисовал портрет молодого кандидата, что директор подумал:
- А ведь может и правда, что на базе болтают, будто главный инженер живет с этим молоденьким бухгалтером?
- Да, нет фамилия у него какая-то… скорей эмигрантская, чем главнобухгалтерская.
Не подойдет!
- Жаль. Я вам так скажу. Не умеем мы, товарищ директор, ценить молодые кадры. Ей Богу родись он не у нас, а за границей быть бы ему новым Рокфеллером!
- Ну, вот пусть туда и катится. - Директор раздавил папиросу, давая тем самым понять, что аудиенция закончена. - Скатертью дорога! А вы, уважаемый Генрих Янович, если не хотите неприятностей… подумайте над вашим моральным обликом. Ходят, знаете - ли, всякие разговоры, а они на вверенном мне предприятии, как вы понимаете, совсем ни к чему…
Через полгода бухгалтер Давид Гольденберг эмигрировал.
На перевалочном эмиграционном пункте он выбрал, из предложенных ему на выбор стран, провинциально тихую Бельпровансию.
Не прошло и года, как Гольденберг учредил небольшое финансово- кредитное товарищество и вскоре на его банковский счет потекли долларовые потоки.
Был куплен дом. Новомодное авто. На берегу морского залива качалась (зависть конкурентов) быстроходная яхта "Bella Dona".
Но тут в финансовый успех Гольденберга вмешался насыщенный поэтическими флюидами Бельпрованский воздух… и одним прекрасно - распрекрасным, коими славится эта страна, осенним днем, финансист променял свой деловой костюм на эксцентрические отрепья. Взял себе псевдоним Аполлон Берг и принялся сочинять вирши! Стих за стихом и глядь уж сборничек "Облака" нарисовался!
Аполлон засунул свой поэтический труд в желтый вместительный конверт. Красивым каллиграфическим подчерком вывел:
Город N Улица L. Поэтический альманах "Хорей "
На ближайшем перекрестке его "сожрал" алло - красный утробистый почтовый ящик…
Конверт получили. Распечатали. Прочли. Выслали ответ.
Особенно досталось на орехи любимому стихотворению Аполлона Берга "Облака"
Ниже приводим отрывок из этого стиха.
"…Мне кажется, что облака - неприкаянные души, орошающие Землю слезами"
"Эпос и трагедия, а также комедия, дифирамбическая поэзия и большая часть авлетики и кифаристики все они являются вообще подражанием.
А отличаются они друг от друга тремя чертами: тем, что воспроизводят различными средствами или различные предметы, или различным, не одним и тем же, способом. Подобно тому, как художники воспроизводят многое, создавая образы красками и формами, одни благодаря теории, другие навыку, а иные природным дарованиям, так бывает и в указанных искусствах. Во всех их воспроизведение совершается ритмом, словом и гармонией, и притом или отдельно, или всеми вместе…
Из чего я делаю вывод: отсутствие школьного синтаксиса и более серьезное отсутствие логики. Импрессионизм, корни которого, кстати, понимаю отлично, хотя подобным и не грешу"
Редактора альманах Альфред Брюмер. Число. Подпись.
Хотя рецензия и была подписана А. Брюмером, но на самом деле представляла собой отрывок из Аристотеля " О поэзии" и вырезку из Цветаевской статьи "Поэт о критике"
Неудача несколько выбила поэта Берга из колеи, но не до такой степени, чтобы бросить стихосложение. Да этому помешали бы Бельпрованские поэтические флюиды, крепко угнездившиеся в душе бывшего бухгалтера.
Тогда Аполлон Берг, как лицо поэтическое, прибег к оккультизму:
- Надо попросить поддержки у классиков. Я где-то слышал, что если у монумента известного поэта оставить записку с просьбой о помощи, то это увеличит шансы на успех на десять! Сто! Тысячу процентов!
Нет, все-таки жив был еще в поэте Аполлоне Берге бухгалтер Гольденберг!
После некоторых раздумий и сомнений Аполлоном, наконец, был выбран памятник Бельпрованскому поэту- классику Жилю Вильнере.
В жизни Жиль Вильнере был маленьким тщедушным болезненным человеком, а отлитый в памятнике являл собой плечистого статного бронзовощекого гиганта.
Аполлон огляделся и обомлел. Монумент и прилегающая площадь были усыпаны записочками, заставлены плюшевыми игрушками, завалены поэтическими сборниками.
- На этом месте нужно было бы соорудить фабрику по переработке утиль сырья! Хороший, кстати сказать, получился бы бизнес, - подумал так и не выветрившийся из души Аполлона финансист Гольденберг.
Аполлон (для интереса - не более) поднял одну записочку.
"Дорогой Жиль, я единственная надежда нашей Бельпровансовской поэзии. Прошу тебя поспособствуй гению! Даниель Вертун".
Записка рядом напрочь опровергала написанное Д. Вертуном.
"Дорогой Жиль! Из этого Вертуна такой же поэт как из осла Porsche AG!
Навеки твой! Надежда и краеугольный камень Бельпрованской поэзии Альфред Бенуа"
Делать тут со своей записочкой было нечего, и Аполлон переключился на малоизвестных сочинителей. Он выяснил, что неподалеку от его дома на тихом давно заброшенном кладбище покоится тело поэта Эдварда Уайта.
- Дадите десяточку, попробую отыскать. - Пообещал ему нетрезвый кладбищенский сторож.
-Возьмите. - Аполлон протянул хрустящую, как сухие ветки у них под ногами, новенькую купюру.
- Ну, вот и ваша могилка. - Хранитель усопших душ, направил свой узловатый палец на серый поросший мхом камень…
Аполлон Берг отмыл памятник.
Золотой краской подвел выцветшие буквы.
Посадил цветы: гвоздичку, розочку, настурцию.
Купил в букинистическом отделе сборник "Роза любви". И очаровался в прямом смысле слова стихами и историей жизни поэта Эдварда Уайльда. Там же на могиле. В тишине. Вдали от стремительных шумных магистралей и людской суеты поэт Берг написал эссе, о творчестве забытого поэта Эдварда Уайта.
За свои реставрационные работы Аполлон получил нагоняй от городской кладбищенской службы:
- Своими работами вы нарушаете общий вид захоронений. На первый раз делаем вам замечание. На второй накажем финансово…
А вот пронзительно-романтическая статья поэта Берга всколыхнула в прямом и переносном смысле слова поэтический мир Бельпровансии!
- Несомненно, благодаря статье чужеземного поэта Берга, мы открыли для себя незаслуженно забытого нами, не побоюсь этого слова, Бельпрованского Шекспира!
Написала в своей редакционной статье Бельпрованское Book rewies
Статья Аполлона Берга была прочитана интеллектуальной элитой Бельпровансии. Прочел и очаровался стилем и душой Аполлона Берга молодой начинающий кутюрье Пьер Куэртен.
Кутюрье написал поэту восторженное письмо и выступил с предложением "Прогуляться в городском саду"
Аполлон, тронутый пылкостью и страстностью послания ответил кутюрье романтической элегией и дал согласие на встречу.
Через два дня молодые люди встретились.
Благородное лицо, изящная фигура, изысканные манеры, благородство души, многочисленные хобби (в которые входило коллекционирование редких кактусов) не могли оставить без ответа пылкое истосковавшееся по любви сердце поэта Аполлона Берга.
На следующее свидание он явился с редким видом кактуса "Lophophora williamsii " . Поэт упал перед кутюрье на колени и, протянув ему кактус, тихо промолвил:
- Я люблю вас Пьер. Давайте жить вместе!
- Мне нужно подумать. - Кокетливо улыбнулся милаш кутюрье.
- Только думайте скорей, а то я сойду от ожидания с ума.
- Хорошо, мой милый, мой Аполлон, обещаю вам дать ответ завтра… в это же время и на этом же месте.
Кутюрье точно экзотическая птичка спорхнул со скамейки и полетел к воротам сада.
- Я жду вас! Крикнул ему вслед А. Берг.
- Ждите- е- е- е- е
В ожидании счастья душа поэта то рокотала точно грозный вулкан, то замирала как пасторальный холмик в июльскую жару.
На следующий день (хоть и прождал он до тех пор, пока городские часы не пробили полночь) Пьер Куэртен в парк не пришел. Не явился и на следующий.
Неделю бродил Аполлон, по парковым аллеям ожидая свою любовь. Его дважды (на предмет террористической деятельности) проверял дворник. Он же и сообщил Аполлону новость:
- Представляете: одному кутюрье, собирателю кактусов, какой-то, видимо, его недоброжелатель-конкурент подарил выделяющее яд растение. Кутюрье поставил эту гадость у изголовья своей кровати…
Заснул как малое дитя
и ядов надышался зря.
На утро вместо малыша
нашли холодные струпья.
Под струпьями, очевидно, подразумевался труп. Здешние жители (ох! уж этот воздух Бельпровансии) любят говорить рифмами. Страдал этим и парковый дворник…
Аполлон Берг впал в глубочайшую (не помогли и новомодные "таблетки счастья", что выписал ему доктор) депрессию. На него как некогда на Эдварда Уайта горожане стали делать ставки.
Но выиграли те, кто ставил "contra"
Поэт сбыл, дом, яхту, товарищество…
На вырученные деньги сделал ремонт "Желтой скалы", а сам поселился в той же самой часовенке, в которой прежде жил Эдвард Уайт.
После нескольких лет затворничества, как вы уже догадались, поэт Берг оказался в палате N 13.
- А какая разница, где писать. - Подумал Аполлон, засыпая после болезненной инъекции, на выделенной ему санитаром кровати.
Года через два бывшего бухгалтера Гольденберга (с бирочкой на синей худой ноге А.П.) запихнули в квадратный фанерный ящик и без слез и стенаний, родных и близких предали Земле.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Прошло лет десять. Волей случайных обстоятельств и событий, в Бельпровансию явился автор этого рассказ. Не станем распространяться, чем занимается автор. В кого влюбился и влюбил в себя. Скажем только, что по долгу службы он как-то оказался в психлечебнице "Желтая скала"
- А ну-ка! Ну-ка, ну-ка, поди сюда, голубчик. - Остановил его санитар.
- Я?
- Ты, ты, а кто же еще!?
Автор подошел. Санитар крепко схватил его за шиворот и забросил в обнесенный металлической сеткой вольер.
Сочинитель этого рассказа поднял шум и потребовал:
- Выпустите меня отсюда!
Но никто его слушать не захотел.
Тогда он прибегнул к запугиванию:
- Я вас выведу на чистую воду!
После болезненного успокоительного укола автор, сладко улыбаясь, сказал:
- А какая собственно разница, где писать. Здесь даже и лучше. Тихо и кормят прилично.
- Правильно. - Поддержал его санитар, вводя автора в палату 13. - Что тебе в обычной жизни делать? У нас для таких как ты все тщательно продуманно. Вот тебе кровать, тумбочка, перо, бумага и войлочные тапочки… по вечерам у нас холодно.
Посей день, живет автор этого рассказа на "Желтой скале", в палате N13.
Отсюда, вне всякого сомнения, его когда-нибудь вынесут с бирочкой на синей тощей ноге, и отнесут на одно из живописных (коими славиться Бельпровансия) городских погостов.