Пострепетиционные заметы


О сколько нам открытий чудных готовит Савич - хитрый дух....


    
    
    Понять бесконечное совершенство мира и его столь же безмерное несовершенство можно по разному. Кто-то познаёт сей странный дуализм через природу, а кто-то через вершину творения т. е. через человека. Не ища ни того ни другого, а лишь бы вечность провести и слоняяся с этой благородной целью по странноприимному городу Монреалю был занесен Ваш покорный слуга в лабораторию местного доктора Фауста от театру, шаловливого шексперовского Пака и козлоногого сатирища по совместительству, усато-бородатого Савича ибн Владимира.
    О, боги, какое счастье, я снова видел это. Спустя две тысячи лет после последней оригинальной постановки снова и уже у нас в Монреале будет блистать в своем неугасимом вечно возбуждающем и столь же эротично-критичном очаровании Лисистрата самого Аристофана, любезно пересказанная небезизвестным Филатовым. И не говорите мне, что всякий ученый дворник может поставить это. О, нет, друзья, не верьте, тут нужна рука и не просто очередная волосатая рука вульгарного эротомана или слесаря-генеколога, а возбуждающе-проникающее прикосновение неофрейдиста-затейника, чуткого аниматора душ и тел. Куда так забежал вперёд ускользающий от понимания современников Аристофан, в какие дебри? Сколь легко сей кудесник обыгрывает движущие силы и пороки современной ему и нам цивилизации, секс, наркотики, рок-н-рол. Живи быстро и умри молодым. Сколь просты и вечны его рецепты. Занимайтесь любовью, а не войной. Это было лозунгом антивоенной компании во времена вьетнамской бойни в штатах, но это же звучало на древнегреческих подмостках.
    Сколько было попыток, сколько имен сгорело на этой побасенке, а побасенка всё живет и покоряет мотыльков-режиссеров. Манит бесовским блеском и обманчивой простотой - больше мяса, больше тела хорошего и разного и всё будет в шоколаде. К слову сказать, попытка сделать Лисистрату в афро-американском шоколадном стиле в 1946 году несмотря на все галатно-пикантные старания Etta Moten, Rex Ingraham, и Fredi Washington далеко не ушла именно из-за поверхностной режиссуры.
    Но чу, наш Фауст укрылся в своей лаборатории, завешенной легкими газовыми завесами и творит. Бурча из-за усов и бороды на актеров, меняя мезансцены, вопя: "Больше, больше вожделения и перца!!!" Он опять и опять пытается вырвать ту единственно верную шаловливую аристофановскую ноту у своих подопытных. Куда до него Фаусту с его гомункулами. О нет, наш маг кладёт на алтарь науки страстной своих актеров и себя.
    Пылает примадонна Анжела в лице Лисистраты, её сжигает то самое желание истины и справедливости. Раз Эрос и Марс движут этим миром - стоит дать шанс вырвать первенство менее разрушительному Эросу.
    Эротизм в искусстве всегда очень стар и очень молод одновременно. Уходит одно поколение и уносит с собой свой эротизм, приходим новое поколение и вновь возрождает тот самый ушедший эротизм на своём уровне понимания этого явления. Время когда написана пьеса 4-ый век до нашей эры знаменуется переходом в позднегреческом искусстве от поклонения эротизму мужской красоты к началу понимания и воспевания эротизма женского тела. Именно в этот период создается Афродита Праксителя, положившая начало целой серии подражаний и оригинальных находок по всему античному миру. Собственно в эти годы закладываются основы специфического этапа развития культуры позднее названного "эллинским Рококо". Во многом уже это определяет вычурный в своей гротесковости стиль пьесы Аристофана. Если бы можно было переносить на литературу формы прикладного искусства, то Лисистрата написана в Александрийском стиле (тогда ещё лишь зарождающемся культурном явлении) - полном сексуальной расрепощенности, буйной разнузданности языка и богатого фаллической терминологией жаргона. Александрийский стиль переводит мужчин в разряд придатков к детородным органам, а женщину превращает в ангела совершенства с необычно соблазнительными формами.
    Любовь бывает разной. Помня об этом Савич ставит смелый опыт по введению в пьесу нового персонажа - третьего пола. Наш Фауст не борется за аутентичность в искусстве, он создаёт современность в образах прошлого. О сколь ювелирно точно он обыгрывает этот персонаж самолично, на стыке прошлого и современности, шутки и трансгрессивности. Лишь присутствие этого "героя нашего времени" даёт богатый материал для гендерного анализа современного нам общества. А может монреальский сатир провоцирует нас на взгляд со стороны на нас самих, а может мы сами уже давно все сидим на этой третьей скамейки запасных и забыли кто мы и что мы?
    Сколь активна Лисистрата, столь пассивен её антагонист военноначальник. Образ военачальника обыгрывается через мимику и определяется во многом на уровне пантомимы. Игра на уровне жестов, когда текст уже прослеживается в другой плоскости восприятия. Необычная трактовка этого героя особенно гармонирует со своеобразием игры его помошника.
    Я обойду стороной совершенство тех самых сцен, которые заслужили этой пьесе её скандальную репутацию и обращусь к одному важному новшеству, которое Вас приятно удивит. В этот раз мы будем свидетелями нового этапа в становлении этого театра - живой звук. Не просто живой звук, а ансамбль музыкантов органично включенных в сценическое буйство страстей по Аристофану. Эти цыганско-древнегреческие скрипки как и куда они нас несут можно только представить! Так и хочется воскликнуть: А где же кимвалы, автор?
    Веселый монреальский Пак повезет нас не только к цыганам, мы побываем и на родине Аристофана в Греции. Сиртаки - кто помнит, а кто забыл вспомнит этот национальный греческий коллорит, набегающий с воспоминаниями о Средиземноморье. Регулярные интерлюдии под сиртаки позволяют актерам на грани фола разыгрывать самые немыслимые пантомимы и все также держать знаменитую марку студии - где мы там есть место водеилю.
    Нечеткая грань между современностью и пошехонской стариной подчеркивается художественным оформлением постановки. Не мудрствуя лукаво художник спектакля остановился на аутентичном решении костюмов с почти невесомым присутствием современности, что, впрочем, придаёт вполне ощутимое комическое своёобразие всему эротико-пацифистскому сюжету. Легкий оттенок позднего маньеризма помноженный на зажигательные подсознательные сексуальные фантазии определяет дрейф стиля оформления в сторону характерных особенностей немецкого импрессионизма. Для этого несколько эклектичного направления важно выделение анатомических особенностей моделей, их "бытие и сознание" в рамках данного художественного объекта определяется более их неординарной "формой", чем внутренним миром. Насколько удалось выдержать грань между китчем и самодостаточным образом мы сможем оценить во время премьеры.
    И немного в рубрику: Здравствуй, тело молодое, незнакомое. Вакхические пляски нашего сатира привлекли на огонек довольно многих новых молодых актеров и актрис в студию. Прошу любить и жаловать. Хочется надеятся, что их роман с театром-студией "Премьера" будет нас радовать в будущем постоянно. Удачи Вам, племя молодое, незнакомое!
    Я видел лишь кухню, но 20 июня 2010 года Вам предстоит увидеть готовое психосексуальное блюдо. Оно будет несколько горячим и чуть-чуть переперченым настолько, что обитатели Монреаля до 18 лет будут отсеиваться уже на входе строгой администрацией. Подозреваю, что вечно шаловливый сатир Савич, как весельчак Моцарт, может и полностью перелицевать всё и вся за день до премьеры, чтобы было не только горячо, но и определенно вкусно.

    Дмитрий Лошадкин.
    Монреаль. Лето 2010